Христианство и современная власть

Вопрос о власти всегда был главным вопросом христианства и таковым остаётся.
Не вопросы этики и морали – представители других религий могут быть не менее добронравными. Вопросы мироустройства, тайнозрения, религиозных обрядов так же вторичны по отношению к вопросу о власти для христианства.
Фото: Григорий Сысоев / РИА Новости


Иисус пришёл на землю как царь и властелин, потомок царского рода, власть которого превосходит все национальные, географические и государственные границы, Он царь не только Израиля, но всего мира. Его проповедь и есть возвещение миру пришествия нового Царя и установления нового Царства, а не пропаганда вежливости, здорового образа жизни и лояльности ко всему хорошему.



Угроза Риму и миру

Хотя сам Христос никогда не был оппозиционером и даже предостерегал своих учеников от увлечённости идеей политического переворота, всякая земная власть видела в Нём опасность. Ирод так напугался от одного сообщения о Его рождении, что послал убивать всех «младенцев мужеского пола» в Вифлеем и окрестности. Понтий Пилат, не находивший во Христе «никакой вины», тут же согласился казнить Его, едва услышал, что Он «враг кесарю», то есть бросает вызов государственной власти. Евангелие много раз указывает на ту силу, с которой Христос (само это слово означает «помазанник», или «царь») говорит и действует: «не как книжники» – учителя веры, богословы, проповедники, но «как власть имеющий». Он опрокидывает столы торгующих рядом с храмом и не однажды, когда Его хотят схватить, проходит сквозь ряды врагов. Его царское достоинство не поколебали ни побои, ни оскорбления, ни суд, на котором Царь не произнёс оправданий перед предавшими Его подданными.


Римская империя немедленно учуяла угрозу своей власти от только зародившегося христианства


Римская империя немедленно учуяла угрозу своей власти от только зародившегося христианства. Не отрекавшихся от своего Царя Христа, беззаконно казнённого в самой почитающей справедливость и закон державе,  также приговаривали к смерти не за дурные поступки, а только за именование себя христианами, то есть в нарушение римского права – фундамента великой империи. Ни слова о любви, ни дела милосердия адептов новой веры, ни их честность, миролюбие, открытость к диалогу не отвели взора римской власти от угрожающей ей опасности.

Вопрос о власти – это всегда вопрос о силе, которой эта власть совершается: на что она опирается, где источники её энергии и какова цель. Свидетели чудес Иисуса задают Ему вопрос: «какой властью ты это делаешь» (Мф. 21:23) – источник власти – и кто дал тебе на это полномочие, то есть на кого опираешься? Сами эти вопросы вызваны не просто непониманием, кто есть Иисус или кто за Ним стоит. Иудеи замечают, что Его власть – реальная, но совсем иная, а значит, она придёт в конфликт с существующими двумя – римской и иудейской, – которые нашли общую платформу и какой-то баланс для относительно мирного сосуществования друг с другом.


Власть кесаря и власть Христа менее похожи по своей природе, чем песчаная и магнитная бури


Оказалось, что власть Христа не имеет этой «общей платформы» не только с оккупационной властью, держащейся силой оружия и законов империи, но и, что совершенно неожиданно, с иудейской властью тоже, хотя она-то уж, казалось, стоит на начертанных божественных заповедях Ветхого завета и устоях богоизбранного народа. Власть кесаря и власть Христа менее похожи по своей природе, чем песчаная и магнитная бури. Первая власть – кесаря – утверждает себя. Это власть силы и в нормальном случае – правды, но чаще – правды сильного. Вторая утверждает не себя, а Бога и ближнего, это власть любви, милости и правды Праведного, то есть Истины. Что касается власти вождей иудейского народа, в решающий момент они отказались признать в Христе не только посланного Богом Царя Иудейского – на это им могло не хватить веры, интуиции, духовной зоркости. Они лукаво не признали в Нём праведника, учителя и пророка Божьего и ради собственного благополучия оклеветали Его, предали на смерть, смирились с главенством кесаря и окончательно перешли в его «юрисдикцию»: «нет у нас царя кроме кесаря» (Ин. 19:15).

С тех пор радары любой земной власти считывают христианство как наиболее опасного своего конкурента, а Христа – как соперника или даже врага. Самая разумная власть пытается «приручить» церковь, а неразумная – уничтожить, поскольку видит в христианских церквях ничуть не меньшую угрозу себе, чем во внешних агрессорах или политических врагах внутри страны. ХХ век таких примеров имел множество: тоталитарные режимы стран соцлагеря, фашистской Германии, Китая, Северной Кореи, Мексики или Албании.



Вызов Левиафану

Христианство, церковь со времени пришествия Христа и поныне – главный свидетель и арбитр легитимности земных правителей и их соответствия своему назначению: быть на земле гарантом добра, справедливости и порядка, жизнеспособности, «привитости» народа к жизни – истории и современности. «Что в теле душа (издревле это синоним слова «жизнь» – О.Г.), то в мире христиане», – пишет древний автор. Сама в себе, по природе своей, земная власть тяготеет к полному захвату земного пространства и всего, что на нём находится живого и неживого. Не понимая своих пределов, власть, становится антивластью – «режимом», если забывает, что она – одна из служебных функций, средство для устроения жизни человека и общества.


Главное откровение христианства – что замысел Божий о человеке впервые в истории удался во Христе


Главное откровение христианства – что замысел Божий о человеке впервые в истории удался во Христе. И призвание церкви – открыть эту возможность каждому, соотнести всё устроение жизни людей с этим откровением. Это не могло не поставить перед церковью и нетривиальную задачу очеловечивания государства, которая, как писал богослов и христианский мученик Дитрих Бонхёффер, «не в том, чтобы проповедовать государству естественное стремление к самосохранению, а в том, чтобы повиноваться лишь Божьему закону». И если церковь не справляется со служением «быть светом мира и солью земли» (Мф. 5:13–14), открывая миру и человеку их путь, назначение и предназначение, – то она становится «солью обуянной»: атавизмом или лишней ветвью цивилизации. Проигрывает от этого и земная власть, превращаясь из власти кесаря во власть беспробудной тьмы.

Справедливо критикуемый ныне Константиновский период истории церкви, продолжавшийся более полутора тысяч лет и завершившийся в XX веке, был не только периодом растущего компромисса церкви с миром сим, но и дерзновенной попыткой воцерковить весь мир, поставив и власть кесаря на службу Богу. ХХ век доказал не просто невозможность «симфонии» двух властей, но губительность её для церкви. Это особенно проявилось на постсоветском пространстве, где худшие язвы советского времени на церковном сообществе напечатлелись так же, как на всех силовых ведомствах: стукачество, отношение к человеку как к средству, бескачественный труд, несвобода, безвкусица, несамостоятельность, зависимость от государственной идеологии и чиновничьего аппарата, низкопоклонство, коррумпированность и т. д.


Весть о Кресте и Воскресении вызвала к жизни не только новую религию, но и образование, науку, искусство, право, устройство общества


Но теперь, когда стало очевидно, что богово и кесарево – несоединимые реальности, как масло и вода, тем более нельзя сбросить со счетов то, что церковь за два тысячелетия отвоевала для мира, открыв ему божественное в человеке и человеческое в Боге. Европейская цивилизация – самая принципиальная в истории человечества, её венец до сегодняшнего времени – была бы невозможна без Евангелия. Весть о Кресте и Воскресении вызвала к жизни не только новую религию, но и образование, науку, искусство, право, устройство общества.

Власть кесаря, хоть и может стараться устроить общество справедливо и добро, никогда этого не достигает, потому что всегда опирается в человеке прежде всего на предсказуемое и «надёжное» – страх и инстинкты: «похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую» по евангелисту Иоанну, или «чудо, тайну и авторитет» по Достоевскому. Она как бы запрограммирована на то, чтобы всё это поддерживать и культивировать в обществе. Как писал Николай Бердяев, «произошёл радикальный разрыв между моралью личной, особенно моралью евангельской, христианской, и моралью государственной, моралью царства, моральной практики “князя мира сего”. То, что почиталось безнравственным для личности, почиталось вполне нравственным для государства. Государство всегда пользовалось дурными средствами, шпионажем, ложью, насилием, убийством, различия тут бывали лишь в степени. Эти средства, бесспорно очень дурные, оправдывались всегда хорошей и высокой целью».



Мир во Христе прогорк

Тонкое замечание русского философа Василия Розанова о том, что «во Христе весь мир прогорк», брошенное как упрёк христианам, должно быть прочитано как невольное пророчество: с пришествием Христа всё в мире, что с Ним не соединилось, обречено истлеть. Эта обречённость себя обнаруживает в истории всё сильнее. Но не Христос обрёк на это мир, Он уже пришёл к обречённым, чтобы их исцелить и оживотворить.


Христианство породило в человеке и мире небывалую жажду свободы и смысла


«Прогоркла» и прежняя политическая власть, обнаруживая все большее бессилие и глупость. Не случайно мы наблюдаем стремительную деградацию политических элит даже в самых могущественных, культурных и развитых странах. Христианство породило в человеке и мире небывалую жажду свободы и смысла, поставив человека на высоту большую, чем государство и общество. У современной власти в каком-то смысле нет выбора. Соглашаясь быть глупее времени, политическая власть показывает свою несостоятельность и самозванство, если не находит разумных и действенных ответов на самые горячие и совестливые запросы людей. Будь то гнев на происходящие в Ярославской колонии избиения заключённых, возмущение пенсионной реформой или судебным произволом с краеведом Юрием Дмитриевым – государственная власть не знает достойного выхода во всех перечисленных ситуациях в первую очередь потому, что потеряла связь с Евангелием: праведностью, милостью, верой. Эта потеря равна потере связи с человеком и чутья к жизни общества. Государство для своих и для внешних выглядит только аппаратом насилия и монстром и без христианства, без церкви ему от этого не освободиться. Быть может, с этим связана интуиция о хилиазме (Откр. 21:1) – установлении на земле ещё до Страшного суда тысячелетнего царства Христа и христиан. Но чтобы это произошло, церковь прежде должна сама отказаться от эскалации своего политического влияния, соперничества за близость к власти с другими конфессиями и соперничества с самой властью. Ведь вершиной власти Христа оказался воздвигнутый на Голгофе крест как знак нового достоинства Человека, как отказ от всех политических способов борьбы за настоящее и будущее мира.

Автор
Олег Глаголев
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе