Мы отказываемся от права на бесчестие. Часть I

Феликс Разумовский, священник Георгий Кочетков, Андрей Тесля, Олег Щербачёв, Юлия Балакшина, Алексей Наумов – о том, что мешает возрождению русского народа.


Публикуем выдержки итоговой дискуссии Русского университета «Кто виноват и что делать? Пути возрождения русского народа», прошедшей в ноябрьские Дни русской скорби. 



«Мы бросили свою землю»

Феликс Разумовский, историк, телеведущий и автор программы «Кто мы» (Москва):

– Мы народ, который утратил свою землю. Речь не о территории, хотя территория России уменьшилась в результате геополитической катастрофы конца XX века. Мы утратили то, о чём говорит «Слово о погибели Земли Русской» – «светло светлую, красно украшенную», то своё земное бытие, которое мы привязываем к образу русской земли. Теперь полностью трансформирована наша система расселения, мы с какой-то страшной одержимостью строим мегаполисы – в нашем пространстве это особенно нелепо и чудовищно. Москва превратилась в откровенный Вавилон. Мы бросили свою землю, где собственно созидалась русская нация, тот самый русский народ. Центральные губернии – это зона хозяйственной деградации: зарастающие поля, брошенные деревни, храмы и усадьбы. Русская земля не может так выглядеть. Она должна выглядеть примерно так, как мы её воспринимаем на картинах Левитана или на фотографиях Прокудина-Горского, как она выглядела сто лет назад.


На нашей земле остаётся население со своими новыми жизненными предпочтениями, плохо связанными с теми ценностями и идеалами, которыми жили люди на этой земле


Здесь есть и аспект мировоззренческий, духовно-культурный. Мы просто перестали считывать символику русского пространства. Для нас, естественно, уже не существует всего того языка русского пейзажа, русского пространства, которым пользовался Левитан в своих знаменитых «Над вечным покоем» или «Владимирке». Для нас дорога – это просто дорога с неким покрытием. Поле, луг, река – природные объекты. Посмотрите, как выглядят все наши «человейники». Заборы из профнастила, которых никогда в русской деревне не было. Я даже сейчас не беру материал – просто забора не было. После раскрестьянивания мы лишились населения – того самого народа, который жил на земле, умел её обустраивать, у которого с этой землёй были самые тесные связи. Здесь можно поставить вопрос: а являемся ли мы в таком виде народом? На нашей земле остаётся население со своими новыми жизненными предпочтениями, плохо связанными с теми ценностями и идеалами, которыми жили люди на этой земле. Русский уклад жизни и русское мировоззрение утрачены. Русская форма богопознания – это созерцание мира как Божьего творения, то есть опять-таки здесь тема земли – главная.


Cобор Федоровской Божьей Матери в Городецком монастыре. 1910 год.
Фото: С. М. Прокудин-Горский / www.prokudin-gorskiy.ru

И если мы продолжаем соглашаться с тем, что наши улицы называются именами превративших нашу землю в пустыню, если даже храмы восстанавливаются на улицах Ленина, Коммунистической, Советской – то, друзья мои, о каком народе вообще можно говорить в этой ситуации? Перемена этих названий – это первый шаг, который должен быть сделан, чтобы избавиться от печати нашей национальной несвободы и рабства.



«Наиболее пассионарная часть русского народа погибла»

Олег Щербачёв, предводитель Российского Дворянского Собрания (Москва):

– Тот залп «Авроры» 25 октября 1917 года по старому стилю, который прозвучал, даже если его не было, – контузил русскую нацию. Когда мы сейчас говорим о возрождении народа, то должны отчётливо понимать, какой народ мы хотим возрождать, русский или советский. И тот и другой народ находятся в очень плачевном состоянии, отчасти летаргическом. Вторая революция 1991–1993 годов тоже была весьма болезненна. Но она не привела автоматически к возрождению русского народа, потому что если 70 лет обрубать и обрубать корни, то никакое растение не может жить и нормально плодоносить.

В одном из семинаров Русского университета мы говорили о геноциде русского народа, и, несмотря на то что были высказаны разные точки зрения, мы сошлись во мнении, что русский народ планомерно уничтожался, мы утратили лучших людей. Геноцид был не стохастический (случайный – «Стол»), а целенаправленный. Здесь как раз хочется вспомнить очень трагичные и хлёсткие слова отца Георгия Митрофанова, который написал, что трагедия заключается в том, что мы потомки худших. К сожалению, в целом это так, потому что наиболее пассионарная часть русского народа погибла либо вынуждена была покинуть эту страну после трагедии 1917 года и гражданской войны. Эта антиселекция привела к тому, что русская земля не только раскрестьянилась, но и в широком смысле раздворянилась, то есть мы потеряли хозяев этой земли и теперь не умеем на ней хозяйствовать. Оказалось, гораздо проще научиться воровать, разворовывать и приворовывать, что приходилось делать, чтобы как-то выживать. В 90-е годы эта хитрость и приворовывание превратились уже в глобальное воровство, а честно хозяйствовать, владеть собственностью мы разучились. Вся собственность была условной, потому что она была украдена и переукрадена, и пока не украли у нас, её надо захватить по максимуму. Так живут и правят временщики и, к сожалению, приучают к такому подходу молодое поколение. Нужно пытаться как-то изменить этот подход отношения к своей земле.


Красногвардейский пикет на улице Петрограда. Фото. Октябрь 1917.
Фото: Wikimedia Commons
 

«Мы отказываемся от права на бесчестие, которое нам дали большевики»

Священник Георгий Кочетков, кандидат богословия, духовный попечитель Преображенского братства (Москва):

– Я на современный русский народ смотрю несколько пессимистично в том смысле, что я его вижу как большую кучу песка. Главная проблема не в том, что нет русских людей. Есть восхитительные русские люди, но они все сами по себе и вместе народа не составляют, потому что друг друга не поддерживают, или поддерживают очень локально, или просто слабо. Они специально об этом не думают, а пора уже думать, потому что мы у черты.

Да, земля бесспорно – это для всех важно, но у нас это очень важно. Тем более что у нас земля очень непростая, в этом смысле наша страна просто уникальна.

Народ был самым бессовестным образом ограблен – тотально, не только самые верхи. Сто лет его грабили и продолжают грабить – землю, людей, культуру, произведения искусства. У нас нет того, что мы собирали на протяжении столетий. Это касается не только материального, но и душевного, и духовного. Самая главная проблема – это потеря веры. Люди расцерковлены. Пусть и не в такой, но всё же в огромной степени они были расцерковлены в начале ХХ века. Низы были не образованы и не просвещены, а верхи были часто просвещённые, но маловерные или вообще неверующие. Это касалось и интеллигенции, и дворянства. Многие постарались вернуться в церковь после 1917 года, но, к огромному сожалению, было поздно.

Нам надо вернуться не вообще к вере, а именно к церковной православной вере отцов. Конечно, эта вера должна быть на уровне, и церковная жизнь должна быть на уровне, чего мы не имеем. Мы знаем прекрасно во всех деталях, что церковь фундаментально разрушена. Церковь должна вернуться как целое – и как братство верных, и как социальная, гуманитарная организация, и как ответственность за жизнь ближних на всех уровнях от семьи до народа.


Николай Неплюев и священник Александр Секундов с членами Крестовоздвиженского православного трудового братства, ок. 1904-1907 г.
Фото: www.ogkochetkov.ru


У нас ещё нет полноценной русской истории XX века, чтобы взять, открыть нужную страницу и посмотреть, что реально было или есть


У нас нет веры и нет доверия. Понятно, что с 1917 года всё это уничтожалось – это была откровенная и однозначная политика советской власти. У нас ещё нет полноценной русской истории XX века, чтобы взять, открыть нужную страницу и посмотреть, что реально было или есть. Не просто корни народа разрушены – у нас амнезия. Да, нашу память отбивали, но мы слишком мало старались её сохранить. Это было смертельно опасно. Кто-то сохранял.  Некоторые – как Пришвин – вели дневники каждый день, всегда зная, чем это им грозит. Сейчас дневники XX века, на мой взгляд, ценнее, чем всё содержимое наших архивов.

Конечно, мы должны освободиться от страха. Я считаю также, что мы должны открыто декларировать, что мы как русский народ не только каемся в своих грехах, что тоже надо делать, мы отказываемся от права на бесчестие, которое нам дали большевики, развращая народ совершенно сознательно, бесовски. Многие люди и раньше отказывались, и раньше не принимали этого, но оказывались в ГУЛАГе, естественно, или сразу шли в расход. Надо возродить честь и достоинство русского человека и самого народа. Это нельзя просто продекларировать. Нужно искать основания, а где-то специально их создавать. Наши тезисы покаяния и возрождения рассчитаны не только на русских, но, может быть, в первую очередь на русских, как и подобает в Русской стране.

Конечно, если мы не научимся жить вместе, если мы не поймём, что значит «русская община» и «русское братство», то мы не достигнем цели – не увидим возрождения русского народа никогда, ни сейчас, ни в будущем. Надо научиться личностности и соборности. Этому должна была бы учить церковь, но церкви самой сейчас крайне недостает этих качеств. И, к сожалению, это уже возникло не с 1917 года. Увы, христианство в своей полноте ещё не было воспринято, осуществлено и воплощено исторической церковью. Но, может быть, для этого и нужна история, и Господь даёт нам историческое время – не только в нашей стране, не только нашему народу. Это уже тайна промысла Божьего.

Но мы должны обязательно эту личностность и соборность восстановить, потому что лучшее выражение соборности – та самая общинность и братскость, а лучшее выражение личностности – духовное возрождение человека, то рождение свыше, о котором говорит нам Евангелие. Русские люди в этом отношении наиболее подходящий «материал». Не случайно Бердяев говорил о том, что русский народ – самый коммюнотарный народ в мире. Это было в потенции народа, именно это истреблялось в XX веке, но мы верим, что не погибло до конца. Наше братство существует в самых разных местах, среди разных народов и даже в разных странах, пусть и в малом количестве, и мы видим, где и как воспринимаются какие-то устремления: соборные и личностные призывы и примеры где-то воспринимаются, а где-то не воспринимаются совсем. Где-то они подменяются националистическими лозунгами, как часто это происходит, допустим, на Украине, о чём можно только сожалеть. Мы такие ближайшие родственники – и вдруг такое различие. Мне было это очень печально читать в письме одной замечательной женщины, у которой корни были в братстве Николая Неплюева: она пыталась как-то возродить этот опыт на Украине, и ничего не получалось. То, что, пусть с большими трудами, но получается в России, на Украине никак не идёт. Я одинаково люблю всю Русь – и Великую, и Малую, и Белую, и мне было очень грустно не только это слышать, но и видеть.



«Русские черты воспринимают как то, что нужно преодолеть…»

Юлия Балакшина, доктор филологии, учёный секретарь Свято-Филаретовского института, доцент РГПУ им. Герцена (Санкт-Петербург):

– Я думала, какой опыт наблюдения за русским народом я могу предъявить: наверное, в массе «русский народ» я вижу, когда наблюдаю своих студентов, а у меня есть возможность говорить с ними на темы, которые касаются их мировоззрения, поскольку я преподаю литературу и близкие к ней предметы.

У них есть интерес к действительно глубоким вопросам жизни, но они совсем не ищут ответа в национальной культуре. Я представляю себе совершенно милых барышень или молодых людей, которые даже и сохранили некоторые черты русского характера – застенчивость, скромность, но которые воспринимают эти черты скорее как то, что нужно в себе преодолеть, используя какие-то западные методики работы с комплексами и со своим трудным прошлым.


Если человек ориентирован национально, то, как правило, нет различения советского и русского прошлого


Если человек ориентирован национально, то, как правило, нет различения советского и русского прошлого, и единственное, что у него ассоциируется с любовью к России, –  победа русского народа в Великой Отечественной войне. Что другое можно отстаивать как национальное достоинство, он не представляет. Феликс Вельевич поставил на повестку дня вопрос о земле, а я как представитель Петербурга хотела бы внести вопрос о культуре. Если для того, чтобы вернуть землю, нужны какие-то экономические реформы, то возвращение к той русской культуре, которую мы знаем, могло бы осуществиться какими-то другими, просветительскими методами. Но как сделать, чтобы национальный интерес к культуре в людях снова пробудился, чтобы они действительно искали себя, свой образ, свои идеалы не в том, что им предлагают западная продукция или современные СМИ, а в том, к чему они еще смогут прикоснуться,  – к «продукции» русской классики или к той же церковной традиции, которая для нас не совсем закрыта.



«Возможен ли ренессанс в пустыне»

Священник Георгий Кочетков:

– Мы можем не всё восполнить – что погибло, то погибло, но память можно возродить, и это будет новая память, некий новый взгляд. Русский народ, если он возродится, – это будет новый русский народ. Если великая русская культура мирового значения возродится – это тоже будет новая русская культура. То, что говорит Феликс Вельевич, – это замечательно, мне это очень нравится, но это немножко о прошлом. Нас слишком многому научил XX век, и мы не можем это игнорировать. Наша парадигма – культурная, национальная, историческая – теперь немножко другая, хотим мы этого или не хотим, нравится это или не нравится. Она другая, мы другие, мы слишком много пережили, слишком много потеряли, и поэтому антропологические вопросы должны быть в центре нашего внимания. Я имею в виду христианскую философскую и богословскую антропологию. Да, природа – хорошо, без этого никак нельзя, но в центре должны быть Бог и человек. Христианство есть вера в Бога и в человека, мы должны поставить это в центр. И тогда возродится наше отношение к природе и к земле. Тогда и экономика, и политика – всё, что сейчас находится в ужасном состоянии, встанет на свои места.


Феликс Разумовский:

– Я вообще не употребляю слово «возрождение» применительно к нашей культурной и национальной ситуации. Какое возрождение! Представьте, что находится за пределами храмовой ограды! Вы собираетесь возрождаться меж этих умирающих руин, пепелищ?

Русским людям, если о нас говорить как о некоем едином народе, свойственен такой способ богопознания, как созерцание Божьего творения. Не возвратившись к этому способу богопознания, мы здесь не создадим богословия, соизмеримого с западным спекулятивным, в хорошем смысле, богословием, и значит, вербальное русское богословие будет обречено всегда оставаться немножко скроенным по западным лекалам.

Мы постоянно как-то неточно употребляем слово «народ». Народ – это не население нынешней Российской Федерации. Народ – это сумма всех поколений, живших на этой земле, объединённых определённой национальной традицией, культурой. Поскольку такого единства я сегодня не наблюдаю  (как человек пессимистический), то говорить, что сегодня есть народ, я бы не решился. Мы сегодня находимся в пустыне. Эту пустыню, может быть, удастся опять окультурить до состояния земли, но нам с вами нужно, я думаю, привыкать и научаться жить в пустыне.


Священник Георгий Кочетков:

– Именно потому, что мы живём в пустыне, именно потому, что есть церковная ограда, а вокруг хаос, ад, нам и необходимо возрождение. Люди сплошь и рядом живут в аду. И русское богословие на сегодняшний день, с учётом того, что сделали наши русские эмигранты, прежде всего парижская школа, – одно из величайших в мире. Это не просто эпигоны западных богословов, как было раньше. XX век мы просто, видимо, ещё недостаточно понимаем и знаем. Поэтому, обязательно нужно возрождение – буквально ренессанс, то есть избыток творческих сил. Наша русская природа прекрасна, потому что она избыточна, она красива, в ней всё можно найти.

Автор
Олег Глаголев
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе