Русского перевода, конечно, не было тогда, но язык оригинала достаточно прост для школьников. Я до сих пор помню весь текст, я до сих пор могу подхватить с любого места. Казалось бы, в отличие от многих, у меня в отчем дому ни у кого не вызывал удивления пасхальный кулич, но все-таки, все-таки эта опера помогла и мне. Мы были подростки, джинсовые, современные. И для нас прозвучало в понятной форме: Иисус был – настоящий, а всяк, кто против Него, – тот дрянь последняя. Мы не хотим быть дрянью, мы с Ним. Мы делали выбор в атеистическом государстве, где за посещение церкви можно было вылететь из института. Был такой случай на факультете, я помню и это.
Англоязычная поп-культура? Допустим, только ответьте мне, почему из всех моих ровесников я не знаю ни одного, кто под влиянием этой оперы пошел бы в протестантизм? (А коли бы и пошел, всяко лучше агрессивного безбожия.) Но нет, выбирали православие. Религиозный опыт тех, кто воюет с этой оперой, вне сомнения, не долог.
«Грешно смеяться над больными людьми», – процитировал мне кто-то фразу из старой кинокомедии. Но, странное дело, цитата вдруг прозвучала для меня некомедийно. Люди ведь действительно больны, а точнее – им больно. Так больно, что отшибло мозги.
Такого разгула активного антиклерикализма, что наблюдается в этом году, пожалуй, страна не знала со времен Минея Губельмана, с организаций наподобие «юных безбожников». (Конкурентная некогда с пионерской, но на ее фоне пионеры – вегетарианцы.) Злоба, дикая, неистовая, злоба, способная «разрыть до основанья старый мир». Откуда идет эта мерзость? Каждый день – новые демотиваторы в Сети. Помещают, к примеру, фотографию полного священника и пишут «все грешники будут съедены». Ах, как смешно. Объяснять ли вам, скудные вы мои, что тучность большинства священников – следствие нарушения обмена веществ из-за строгого соблюдения постов? Сами – изо дня в день – закусывайте-ка соленым огурцом вареную картошку, поглядим, что станется с вашими замечательными фигурами. Можно, конечно, сохранять стройность, питаясь морскими гадами – да вот только не всем по карману каждый день покупать на большую семью креветок и мидий. Объяснять? Нет, не поймете! Откуда идет эта мерзость в стране, где еще недавно шли на смертные муки многие тысячи духовных лиц? Мы ничего не помним? Ничего.
Не оттуда ли, тут же скажут мне, что духовные лица раскатывают в пьяном виде на дорогих автомобилях? Подобное объяснение может удовлетворить только человека с уж слишком невысоким интеллектуальным коэффициентом. Понятно же, что таких священников – единицы, а шквал ненависти идет на всех. Рассказали мне как-то эпизод из быта многодетной семьи священника. «А второго нам не дашь, матушка?» «Второго нет, но могу дать второй раз по первому». Они-то за что под ударом? Градус ненависти все выше, скоро лопнет термометр.
И вот тут у людей, чей церковный опыт, повторюсь, невелик, начинают возникать мечты о каком-то дистиллированном православии, какого никогда не было в Российской Империи. Запретить рок-оперы, не учить языков мерзких еретиков, закрыть границы с бездуховным Западом.
На днях я не поленилась напомнить одному такому исконно-посконному, какие мощные ереси возникали в довольно-таки изолированной Московии. Факты неохотно признал, но выводов не сделал. Все равно «проклятые Романовы вернули Россию в Европу». Благословенные Романовы.
Европа может болеть и выздоравливать лишь в качестве единого христианского организма. Вне его она способна лишь умереть. Антиклерикалы, черпающие вдохновение в нынешнем западном секуляризме, не понимают, до какого положения дошли эти страны. Среди тех, кто ратует в сегодняшней России за светскость, в действительности немного любителей таких «свобод», как детские (sic!) гей-парады, однополые свадьбы, «родитель номер один и родитель номер два» вместо «папы с мамой», изъятие из семьи всех детей за единственный родительский шлепок, эвтаназия и далее по списку. Нет, большинство хочет, что было все нормально, по-людски, но только без креста. Не будет. Социальное безумие – шлейф секуляризма.
Золотое сечение социальной западноевропейской жизни – пятидесятые годы прошлого века. Это было нормальное общество. Кто не хотел верить – тот и не верил, но необходимости церковной роли в обществе не оспаривал. Люди были терпимы, но хорошо помнили, откуда есть пошли. И не было сексуальных революций, вала разводов, наркомании как массового явления.
Для Западной Европы это прекрасное вчера. Для нас могло бы стать прекрасным завтра, но дело пока идет не к тому.
Как объяснить тем, кто участвует в злобной вакханалии, что они мостят дорогу не только в ужасный, но и в нежизнеспособный мир? Один нелюбимый автором этих строк человек сказал некогда: «Кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить чужую». Остается лишь перефразировать: кто не уважает своей религии, способствует экспансии чужой. Как им это объяснить? Мало им такого зрелища, как фигура «консерватора» Джемаля среди защитников Толокна? Эти-то знают, чего хотят.
Как объяснить отчаявшимся от разухабистых кощунств верующим, что продавливать закон о юридической защите столь эфемерной категории, как «чувства», – сумасшедшая глупость, ибо под него можно будет подверстать все что угодно? Должны ли быть законы, охраняющие религию? Да, должны. Но прописаны пусть будут предельно конкретно. Осквернил икону, вломился на амвон – сиди. Но сколько ты за это отсидишь, пятнадцать суток либо два года, ты должен знать заранее. Будь это прописано – не случилось бы всей гипертолоконной истерии.
Нечеткость юридических формулировок порождает «узаконенный» террор. И пострадают от него в том числе те, кто сейчас запрещает рок-оперы. В действительности только одна группа верующих, владеющая инструментом криминального шантажа, выиграет от введения подобного закона. Чтоб не оскорбить ничьих чувств, я, конечно, не стану ее называть. А без моей подсказки никто, разумеется, догадаться не сумеет.
Мы и так разделены на «красных» и «белых». Нас хотят разделить еще и на верующих и неверующих. Опомнимся! Пора проявить разум. И, сколь ни странно слышать сие из моих уст, терпимость.
http://expert.ru/2012/10/3/ne-tolko-o-rok-opere/?n=345
Елена Чудинова
Decalog