Христианство и левая идея имеют общие корни. На этот факт не очень любят обращать внимание, заслоняя его проблемой отношений Церкви и государства. Но вопросы «симфонии» и «конкордата» (безусловно, чрезвычайно важные) отвлекают нас сегодня от главного факта: на первом этапе существования христианство было учением для гонимых. Лишь атеистические догмы советских идеологов и прохладное отношение к Церкви автора «Капитала» заставили закрыть на это глаза.
Но аберрации исторического сознания не вечны. Сегодня мы начинаем от них избавляться. Сошлюсь на мысль Сергея Аверинцева, которую могли бы разделить многие культурологи и религиоведы. Апостольское христианство сформировалось в условиях языческого государства и «религией господства» не могло быть по определению (цезарепапизм Средних Веков — явление иного исторического этапа).
Христиане — граждане неба, им чужд извечный корпоративный дух земных институций и конституций. Новый Завет дает этому массу доказательств. Идеал социального равенства высказан в нем довольно четко: «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3. 11). В катакомбные времена Церковь — это община равных. Все решения, в том числе о распределении благ, решаются коллективно. Деяния Святых апостолов содержат рассказ о человеке, которому вздумалось утаить от единоверцев некое имущество. Апостол Петр предсказывает гибельность этого поступка. И действительно, стоило отступнику выйти за пределы общины, как он упал замертво. Конечно, идея справедливости дана здесь в подчеркнуто мистической форме. Но суть ее от этого не меняется.
Вспомним: мытари (служившие финансовой элите) постоянно приравниваются Христом к фарисеям и законникам. Вспомним житие апостола Павла. Отцам города Фессалоники говорят о Павле и его спутнике: «Эти люди, возмутившие вселенную… поступают против повелений Кесаря, называя царем другого, Иисуса» (Деян. 17:6-8).
Апостолы, как мы знаем, получали удары палками и бичами, сидели в тюрьмах, их распинали и бросали в львиные канавки. Наверное, правильно будет сказать, что истинный христианин — это оппозиционер во имя человеколюбия и справедливости, а значит, во имя Христово. Закономерен вопрос: какие средства хороши для такого оппозиционера? И здесь все просто. Христиане, даже будучи распинаемы и бросаемы на съедение диким зверям, сами не брались за оружие. Когда Иисус говорит апостолу Петру: «Вложи меч свой в ножны», это не только сиюминутное требование, это и завет на будущее. Парадокс в том, что завет этот ничуть не противоречит сказанному Христом в другое время: «Не мир я принес, но меч». Путь христианина — это брань, но брань духовная.
Пути христианства в разные эпохи складывались по-разному. Часто народные движения — например, гуситы — сочетали искреннее христианство с требованиями социальной справедливости и общинным образом жизни. А вот основные течения Реформации, к сожалению, пошли противоположным путем и провозгласили личное благополучие и богоизбранность сторонами одной медали, возродив фарисейскую идею «избранности» (элитарности). Что в итоге привело к утверждению Биржи вместо Церкви и к обществу потребления. Именно последствиям искажения социальной сущности христианства и считает своим долгом противостоять христианин с левыми взглядами.
К сожалению, социальные приоритеты христианства были поколеблены и у нас в период «государственной церкви» (синодальный). А большевистско-советский режим пытался поставить под вопрос само существование Церкви. К счастью, сегодня у РПЦ есть шанс избежать удушающих объятий и возродить в себе дух исконной общинности.
Связь русского Православия с идеями социал-демократии очевидна. Одной из версий русского социализма мы обязаны Сергию Булгакову. А протоиерей Валентин Свенцицкий за год до катастрофы 1917-го призывает верующих голосовать за левые партии (не большевистские). К сожалению, идея социального государства в 1917 году попадает в руки политических авантюристов, оторвавших сами понятия «справедливость» и «равенство» от их духовной основы.
Христианство и идеи социал-демократии строятся на близких моральных принципах. Главный из них — любовь к ближнему. В социальном измерении этот принцип можно переформулировать так: недопустимо достигать своего благополучия за счет благополучия другого. Либеральные концепции общества, основанные на принципе тотальной конкуренции, «войны всех против всех» и выживания сильнейшего, этому принципу не удовлетворяют. Здесь уместно вспомнить дарвиновскую идею «естественного отбора». Чарльз Дарвин частично заимствовал ее от селекционеров-животноводов, частично из трудов Роберта Мальтуса, который постулировал идею естественной убыли населения Земли в результате войн и конкуренции («Опыт о законе народонаселения». 1798).
Кочуя из биологии в круг общественных наук и обратно, идея «естественного отбора» породила так называемый социал-дарвинизм — направление мысли, утверждающее, что социальное устройство должно быть аналогично устройству животного мира. Вполне очевидно, что православный христианин, не будучи дарвинистом в онтологических вопросах, не может быть и социал-дарвинистом в вопросах общественных. Ведь для Бога ни одна тварь не лишняя, каждая подвержена лучам Его благодати и никакого «отбора» среди Божьих творений быть не может.
ХХ век породил огромное количество левых движений на Западе, не связанных пуповиной с советской официальной мыслью, и зачастую не чуждающихся христианства. В первую очередь это, безусловно, идеи христианской демократии, породившие в Германии влиятельнейшую партию ХДС. Не секрет, что в Южной Америке очень сильна традиция католического марксизма, который принято называть «теологией освобождения». Во многих колледжах этой части света принято преподавать в одном семестровом цикле патристику и схоластику пополам с основами марксизма. И никого это не удивляет. Одна из причин такой «всеядности» элементарна: на Западе вообще никогда не наблюдалось столь резкого противопоставления левых идей и христианства, как в СССР.
Безусловно, интересно, что думает православный социал-демократ о сегодняшнем мировом устройстве. В 2008-м мы видели, как финансовый капитал загнал мир в состояние кризиса, построив долговую экономику, основанную на акциях-деривативах (обеспеченных не реальными активами, а другими акциями). Это уже не вполне товарная экономика, а экономика информационная, экономика события. В ней больше психологического, манипулятивного. Тем не менее, мировая система («мир-экономика») не будет в ближайшее время подвержена ни революциям, ни эволюции. А вот инволюция идет полным ходом. Например, о понятии «свободный рынок» уже можно забыть навсегда. Свободный рынок крайне «неэффективен» и «нетехнологичен». Контроль за финансовыми потоками, точнее, их распределение — давно уже точная наука.
История сегодня развивается скорее по принципу маятника, чем по либеральной прямой или по марксовой «спирали». Фактически современный строй уже нельзя называть капитализмом. Мы имеем дело с денежным феодализмом, где само право иметь активы и выходить на финансовые рынки регламентировано основными игроками. Есть страны-буржуа (центр) и страны-пролетарии (периферия). Перепрыгнуть из периферии в центр, играя «по правилам», невозможно. Черты этого финансового строя — ввоз производства в страны третьего мира и вывоз капитала из этих стран.
Конечно, данная реальность сильно отличается от мировой экономики времен Маркса. Поэтому взгляды автора «Капитала» требуют серьезного апгрейда, который понемногу осуществляется западными историками и экономистами левого направления. Наиболее авторитетные из них, например И. Валлерстайн, выходом из замкнутого круга «мир-экономики» считают отсоединение национальной экономики от глобальной. Что требует, конечно, определенных условий. Таких как приоритет внутреннего рынка, внутренние кредиты, удешевление национальной валюты, прогрессивная налоговая шкала… И, конечно, справедливое распределение национального дохода. Парадокс в том, что как раз левые сегодня защищают национальные рынки, тогда как глобальная экономическая модель, напротив, душит их.
Для христианина-социалиста сегодня очевидно, что за этот курс нужно бороться и спрашивать с собственного правительства. И — не впадать в уныние. Ведь режимы приходят и уходят, а небесная родина дана человечеству навсегда.
Александр Щипков
Decalog