Фото: Виталий Волобуев
«Спросите у родителей, какие культурные традиции есть в вашей семье», — гласит домашнее задание в первой же теме учебника для четвертого класса «Основы православной культуры». Эта книга написана дьяконом РПЦ Андреем Кураевым и критиками воспринимается как воплощение грандиозного замысла церкви — поработить умы школьников. Для усиления аргументации в этом случае приводится арест группы Pussy Riot, танцевавшей в храме Христа Спасителя, введение предмета «теология» в вузах и так далее. Становится понятно — на страну надвигается «волна церковного мракобесия».
Впрочем, история с преподаванием в начальной школе курса «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ — таково официальное название уроков по православию, светской этике, исламу и так далее) началась задолго до нынешнего конфликта церкви и части общества. Еще в 2009 году тогдашний президент Дмитрий Медведев призвал ввести в школах этот предмет. «Это было неожиданно», — признается директор Центра культурологического и религиозного воспитания Новосибирского института повышения квалификации и переподготовки работников образования (НИПКиПРО) Наталья Попова. Чтобы осознать масштаб произошедшего после, достаточно лишь сказать, что за месяц только в одной Новосибирской области было подготовлено 1 286 учителей, которые должны были читать курс ОРКСЭ в начальной школе (в основном учителя начальной школы и примерно 30% предметников). Для этого в Москву было отправлено на курсы повышения квалификации 86 человек, впоследствии ставших тьюторами. Это был действительно один из немногих примеров, когда государственная машина сработала идеально. «Сроки были сокращены до критических, в течение месяца нужно было подготовить огромное количество учителей, а потом еще и внедрить курс в школе. Но самое интересное — что мы это сделали», — говорил ректор НИПКиПРО Василий Синенко.
Вначале новый предмет «испытали» в 21-м регионе страны (почти полмиллиона школьников), в том числе в Новосибирской и Томской областях. Эксперимент стоил бюджету миллиард рублей. Начинание признали удачным. «Не было эксцессов, минимум детских конфликтов. В этом смысле системные изменения, которые произошли благодаря эксперименту, достигнуты с максимальной долей успешности и объективности», — говорил в сентябре научный руководитель Института проблем образовательной политики «Эврика» Александр Адамский. «Никогда ранее не было такого единения семьи и школы. До 85 процентов наших учащихся говорили, что они обсуждают дома с родителями эти темы, пытаются понять, что такое добро и зло», — соглашается директор центра Академии переподготовки и повышения квалификации Ольга Проскурина. Попробуйте ответить на вопрос, которым начинается этот текст — этого достаточно, чтобы понять, что новый предмет действительно касается всех.
С сентября этого года курс ОРКСЭ является обязательным для всех четвероклассников нашей страны — это более двух миллионов человек. Предметы, которые изучают дети, выбирают их родители, и этот выбор, судя по имеющейся статистике, не в пользу религии (см. график). В целом по стране модуль «Основы светской этики» выбрало 42% семей, на втором месте (30%) — «Православная культура». Примерно такие же показатели и в регионах Сибири, за исключением Тувы, где лидером по популярности ожидаемо стал курс «Основы буддийской культуры».
Судя по недавним опросам ВЦИОМ, родители в целом одобряют введение в школах преподавания религии (таких 52%), против выступают лишь 27%. По опросам Левада-центра, положительно настроенных к религии в школе и вовсе 70%. Однако определенная (в основном активная) часть общества высказывает опасения. Она боится, что пока еще не особенно затронутый реформами последний оплот советской образовательной системы превратится в систему церковно-приходских школ. А дети, вместо того чтобы приобщаться к научной картине мира, будут думать, что он был сотворен за шесть дней. Опасения объективно вызывают и отдельные связанные с темой инициативы. Например, в Чечне заявили, что основы ислама будут изучаться уже в дошкольных учреждениях. А совсем недавно по инициативе РПЦ началось обсуждение возможности создания в школах молельных комнат — отдельно для представителей каждой религии. Да и местные священники то и дело отмечаются в информационном пространстве, прямо скажем, противоречивыми высказываниями. «Священникам запрещено преподавать в школах. Но это дискредитация по профессиональному признаку, это прямое нарушение Конституции», — говорил, например, председатель отдела образования и просвещения Новосибирской митрополии Борис Пивоваров.
«Этот предмет является звеном, которое делает образование системным», — говорит в ответ на это Наталья Попова. Она возглавляет структуру, в которой обучают учителей. Ее подопечные через два месяца подготовки выйдут к детям и будут рассказывать о добре и зле, о Боге, грехе и вековых традициях. Эта структура — одна из тех, которые стояли у истоков эксперимента по изучению религии в начальной школе Новосибирской области.
«Половина детей — уже нерусские»
— Наталья Николаевна, чему учили тех учителей, которых за месяц подготовили в вашем институте?
— Прежде всего нормативно-правовой базе предмета, психологии начальной школы. С одной стороны, дети — это сложный контингент для изучения таких тем. А с другой — сама религия представляет собой определенный уклад ценностей. Например, во время подготовки учителей мы водили их в художественный музей — там у нас коллекция иконописи. Сотрудничали с РПЦ — чтобы они хотя бы раз пообщались со священником.
— В кулуарах учителя обычного говорят, что они не готовы вести уроки по основам православной культуры, что на них давят священники. Были ли какие-то предпочтения по предметам?
— В кулуарах мы вообще можем все говорить. Но учителя приходят на работу, где у них есть определенное количество часов, определенная нагрузка. Эту нагрузку уменьшают физкультурники, учителя музыки, учителя области искусства, технологии — сейчас в начальной школе эти предметы должны вести отдельные люди. У учителя начальной школы остается 24 часа в неделю, и если он откажется от ОПК, то потеряет еще час. Поэтому он может и не соглашаться с чем-то, но как человек, который должен кормить семью, — он учится и ведет этот предмет.
— Сложно ли научить одного человека вести и основы православия, и буддизма, и ислама?
— Буддизм стоит особо, конечно. Но основы православия, иудаизма и ислама — они же едины. Они все признают Ветхий Завет, общие моральные ценности: не убий, не укради. И золотое правило нравственности: поступай по отношению к другому так, как хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе. И плюс человечество придумало много разных слов: стыд, вина, совесть. Поэтому особенных проблем нет.
— Вы говорите о целостной картине мира, которую формирует новый предмет. Но нет ли опасения, что эта целостная картина будет религиозной?
— Во-первых, само по себе целостное знание — это хорошо. Вот советская школа давала целостное знание. И я, пройдя через эту школу, сейчас могу работать кем угодно. Сегодня же у детей разорванное знание. Теперь собственно о религии. Как вы знаете, право родителей — выбирать, какой предмет будет изучать их ребенок. Но религию из культуры не выбросить, как и историю, и литературу. Даже в советской школе историю религии изучали в девятом классе. И потом. Россия по факту — атеистическая страна, но здесь все равно огромное количество верующих людей. Вот по улицам уже ходят мусульманки в хиджабах — куда вы их денете? А их дети уже собираются во дворах — это дети мигрантов.
Наталья Попова: «Папа может не уметь решать задачи по физике, но поговорить с ребенком о добре и зле обязан»
Фото: Виталий Волобуев
— Баранов, как в Москве, пока не режут?
— Пока нет. Но детям уже нужно объяснять, кто это такие. К примеру, в Центральном районе Новосибирска есть школа, которая находится рядом с частным сектором. Там половина детей — это разные национальности. Как их объединить? Ведь когда они станут подростками, они будут друг друга бить по национальному признаку.
— Но насколько разумно сначала детей разделять по принципу религии, а потом в разных классах рассказывать им о толерантности и единстве?
— Прежде всего не мы их делим, а они сами выбирают. И потом — проблема разделения слишком преувеличена. Например, мусульмане мне говорят, что они своих детей исламу обучат дома, а в школе они выбирают светскую этику или ОПК. Потому что хотят знать страну, в которой живут. Иудеи говорят по-другому — у них в Новосибирске есть собственная система образования молодежи. Есть даже специальный лицей, в котором общешкольная программа оплачивается мэрией города, а остальные предметы религиозного толка — за их счет.
«Страшный учебник»
— Хорошо, допустим, на уровне отдельных школ проблема не так заметна. Но вот в Чечне 99 процентов родителей выбрали ислам. Не будут потом бить друг друга дети из разных регионов?
— Кстати, Кавказ в начале эксперимента тоже выбрал светскую этику, это они уже потом начали дрейфовать к исламу. Дети в четвертом классе не понимают еще, кто такие кореец или таджик. Вот сидит в классе Тимофей Пак — так ребенку важнее, что он Тимофей, а не что у него фамилия корейская. Да и потом — предмет, по сути, не про религию, а про обычные понятия добра и зла. Уверяю вас, сейчас дети не знают разницы между этими понятиями. Если мы ребенку в четвертом классе заложим верный понятийный аппарат, то, возможно, он потом в жизни где-то остановится и не сделает зла.
Другой важный аспект — налаживание социальных связей в семье. В этом курсе ставятся определенные вопросы, на которые должны отвечать и родители. Папа может не уметь решать задачи по физике, но поговорить с ребенком о добре и зле обязан. То есть у них уже появляются связи, они начинают что-то делать вместе.
— То есть через ребенка вы предполагаете воспитать и родителя?
— Мы не предполагаем, этот процесс уже идет. Это результат апробации, без вранья. Давайте как раз по этим данным и судить — там ни у кого жалоб нет, даже у церкви. Только у журналистов разве что. Я вообще вижу первый эксперимент в своей жизни, успех которого признали все.
— И все же в учебниках не только говорится о добре и зле. Вот передо мной отчет РАН, в котором рассказывают, что «учебники православной культуры агрессивно, в миссионерском ключе навязывают ученикам определенную идеологию». Как с этим быть?
— Я понимаю эту проблему. Более того, могу сказать, что основы светской этики — это тоже страшный учебник. Как культуролог считаю — его очень сложно и непонятно читать. Но учебники делались практически за месяц, и там, конечно, много ошибок. Все эти ошибки уже выявлены и переданы в Академию повышения квалификации. Книги с изменениями будут изданы к концу этого года. Главное, конечно, — нам всем нужно дружить и уважать обычаи друг друга. Мне непонятно, почему жители города так болезненно воспринимают, к примеру, крестный ход в центре Новосибирска. И спокойно относятся к тому, что на Хэллоуин по тому же месту проходят ряженые «зомби» и «вампиры». А ведь и то и то — это часть культуры.
«Это к священнику»
— Вы считаете, что можно вернуться к тем культурным установкам, которые были в русской культуре в прошлом веке?
— Расскажу вам о прежней системе воспитания ребенка. На восьмой день после рождения его несли в церковь крестить — причем не родители, а крестные. Они брали на себя ответственность за судьбу ребенка, если с родителями что-то случится. В 40-ой день родители вносили ребенка в церковь — с этого времени его опекали священник с женой, потому что церковь стояла на каждой улице и священник знал все про всех — у него ведь тайна исповеди. Где-то с семи лет ребенок сам ходил на исповедь. А это ведь анализ собственных поступков — сегодня и не каждый взрослый такое может. В 12 лет он учился ремеслу у мастера, в 16 у него появлялся духовник. В итоге к совершеннолетию у него было 12 человек, которые ведут его по жизни. Сравните с тем, что сейчас, когда все надеются только на себя.
И потом — что узнавал ребенок, когда приходил в церковь? Историю мировой художественной культуры. Там и художества — ведь церковь расписана иконами, и музыка — ведь там поет хор, и даже история отечества — ведь у нас все святые в основном князья. Таким образом, ребенок к семи годам имел обширный багаж системных знаний.
Наталья Попова: «В некоторых классах уже половина нерусских детей, и нужно объяснять, почему они другие»
— То есть без церкви традиции не возродить?
— Традицию хранит церковь — больше никак. Церковь же, по идее, хранит и системные знания. Вот мы сегодня думаем, что Адам и Ева — это два человека, которые занимались сексом, и так получилось человечество. Но там ведь глубокий смысл. Почему Бог изгнал их из рая? Они попробовали плод с древа познания. Змей-искуситель соблазнил Еву, та дала плод Адаму, и тот его тоже вкусил. Но самое главное начинается потом. Бог у них спрашивает: «Что вы сделали? Не ели ли вы плод с дерева познания добра и зла?» И обращается прежде всего к разумному существу — к мужчине. Он говорит: «Жена мне дала, и я ел». А Ева говорит: «Змей мне дал, и я ела». Так за что их выгнали из рая?
— За отсутствие воли?
— За непризнание своей вины! Ребенку с детства внушали мысль, что свою вину нужно признавать. Это ведь главный эпизод в школе, когда двух дерущихся ловят и они оба говорят: «Он первый начал!»
— Один священник говорил мне, что у Церкви есть другая претензия. Что в учебнике ОПК показали «доброго Бога Иисуса, который ходит и творит чудеса». Насколько полезно такое упрощение?
— Более глубокие вопросы веры — это к священнику. Какие-то элементарные вещи учитель давать может, но он не имеет права заменять священника. Учитель должен дать ориентацию. Священник же — профессионал, он занимается вероучением.
— Но учитель же может рассказать вот эту историю про Адама и Еву?
— Я ее рассказываю учителям, а они вполне могут это передать детям. Есть и другие вопросы, о которых нужно говорить. Например, зачем нужно выходить замуж? А все же написано: «плодитесь и размножайтесь».
— Не будет ли в связи с этим у ребенка в голове конфликта, когда на одном уроке ему рассказывают про теорию Дарвина, а на другом — про Адама и Еву?
— Уверена, что не будет. Сегодня ребенок в три года включает компьютер и получает массу неструктурированных знаний. Раньше он в семь лет ходил на исповедь и, по сути, анализировал свою жизнь. Сегодня он не знает, куда знания уложить. По новым стандартам начальная школа как раз и предназначена для того, чтобы систематизировать то, что он там набил себе в голову.
«Что мы хотим от этого города?»
— При этом большинство родителей все равно выбрали светскую этику. Чего они боятся — клерикализации?
— Может быть, и этого. Понимаете, сейчас мы еще переживаем переход от советского атеизма к нынешнему плюрализму. Но в головах у родителей еще советская власть. Поначалу они боялись, а сейчас, кстати, больше выбирают ОПК. Да, есть много опасений, но много проблем решается через родительские собрания. Там они должны написать заявления о выборе предмета. И кстати, в заявлениях есть строка о том, дают они согласие или нет на то, чтобы в рамках курса их ребенок один раз посетил церковь. Это очень важно.
— То есть проблема клерикализации образования не стоит? А то система-то складывается: в школах уроки религии, в вузах — кафедры теологии.
— Давайте я вам так отвечу. В Новосибирске очень плохо с гуманитарной культурой. До Великой Отечественной войны Новосибирск был типичным торговым городом, где развивался транзит и банки, потому что промышленности не было. В войну сюда эвакуировали предприятия — и вокруг каждого из них выстраивался жилмассив. Главным вузом поэтому всегда считался НЭТИ. А гуманитарная культура шла из Академгородка. Там был бомонд, шикарная тусовка. Сейчас Академгородок по комплектации мозгов уже не тот — оттуда все уехали. Заводы разорились. И что мы сейчас хотим от этого города? Он снова стал транзитным. Поэтому пусть дети узнают хотя бы, что были Адам и Ева. Но что-то меняется. Вот поставили памятник Александру III, памятник Петру и Февронье. И сейчас молодожены едут уже не на Монумент Славы — там им, вообще говоря, не место, а к Часовне Николая Чудотворца в центре города.
— Как вы относитесь к тому, что священники не могут преподавать этот предмет в школах?
— У нас есть распоряжение, что эти уроки носят исключительно светский характер, как и все российское образование. Я это каждый раз напоминаю учителям, что Библию мы читаем как художественное произведение. Если нужно, то и Коран можем так же прочитать. Я однажды читала курсы по исламу у мусульман — ничего. Священник может учить детей во внеурочное время. Его профессиональная деятельность — включать в религию. Если он не будет это делать — он не священник. Он не может преподавать в классно-урочной системе, но в качестве дополнительного предмета на курсах переподготовки — пожалуйста. Но нужно еще раз подчеркнуть не религиозность, а именно комплексность образования. Повторюсь — религию нельзя выкинуть из жизни.
Сергей Чернышов
Эксперт