«Бессмертия нет и не будет»

МАРК КУРЦЕР
Врач-акушер, создатель сети медицинских клиник «Мать и дитя» поговорил с PRM о превентивной медицине и благотворном сотрудничестве с пациентом.
Дэниел Гольдштейн.
Medicine Man II.


Е. С.
Погоня за здоровьем — в некотором смысле бесконечный процесс: чем больше мы тратим денег на здравоохранение, тем лучше здоровье людей. Но есть ли какой?то предел у этого роста? Понятно, что в современных российских условиях об этом рассуждать глупо, но все же?

М. К.
В самом вопросе уже содержится ошибка. На мой взгляд, вложение в здравоохранение вовсе не подразумевает того, что здоровье населения улучшается. Это более комплексный вопрос — экология, продукты питания, профилактическая направленность. Именно совокупность факторов влияет на увеличение продолжительности жизни и более позднее возникновение хронических заболеваний. Вложение денег в здравоохранение позволит нам своевременно диагностировать заболевание и провести лечение. Но за само качество жизни ответственность лежит все же не только на власти, но и на семье, воспитании.

Е. С.
Насколько сейчас благоприятное время для медицины, есть ли ощущение прорыва, который вот-вот произойдет?

М. К.
Мы все время ждем этого, и каждый год приносит новый взгляд на вещи, новые способы операций.

Е. С.
Что станет основной движущей силой этого прорыва: био- или нанотехнологии?

М. К.
Все в комплексе, будь то расшифровка генома или использование различных форм энергии — например, киберножа, который может разрушить опухоль головного мозга. Главное — это, разумеется, персонифицированная медицина, построенная на исследовании генома человека (хотя полностью трактовать его будет, мне кажется, очень сложно). Я занимаюсь достаточно узким направлением — женским и немножко детским здоровьем. И, например, в своей области мы сегодня можем на основании диагностики мутаций генов BRCA1 и BRCA2 (мы называем его «ген Анджелины Джоли»)  выявить риск развития рака молочной железы, яичников. Сейчас также говорят о раке простаты и т.?д. К нам приходили пациентки, у которых подобный диагноз был у мамы или бабушки, и уже на основании этого мы можем принимать профилактические меры — увеличить, например, количество диспансеризаций до двух раз в год. Вы же понимаете, что когда мы непосредственно выявляем рак, начинается химиотерапия, это уже другое качество жизни. Сейчас можно заранее начать принимать тамоксифен либо последовать примеру Анджелины Джоли — в Москве уже идут такие операции, и мы у себя делали.

По сути, это профилактические операции — мы знаем, что рака как такового нет, но мы также знаем, что этот ген существует и он представляет угрозу в будущем. Удаление здорового органа выходит на новый уровень, но это до сих пор предмет дискуссий. Допустим, женщина закончила свою репродуктивную функцию, у нее несколько детей, она хочет дождаться и воспитать внуков. Проведение подобной операции, конечно, подразумевает несколько тяжелых месяцев, но потом у нее начинается другая жизнь, без лучевой и химиотерапии. Могу привести пример по профилактике рака шейки матки: в этом случае о результате мы, конечно, будем знать значительно позже, то есть через несколько десятков лет. Существует вакцина против вируса папилломы человека — важного фактора риска развития рака шейки матки, и сегодня можно девочку до начала половой жизни привить. Считается, что подобная прививка значительно снизит риск развития рака шейки матки. Кроме того, сами операции сегодня проходят по?другому, поскольку они малоинвазивны, и это следствие большого прогресса.

Е. С.
Некоторые ученые высказывают опасение, что подобный прогресс ведет к тому, что акцент постепенно смещается с излечения собственно больных на улучшение состояния здоровых, а это уже более-менее бесконечный процесс и, естественно, напрямую зависит от уровня благосостояния.

М. К.
Это философский вопрос. Бессмертия нет и не будет, и каждый в конце концов доживает до своего заболевания. А если учитывать, что во всем мире произошел прогресс в лечении ишемической болезни сердца и различных форм инсульта, то реальная продолжительность жизни увеличивается, в мире будет больше пожилых людей, соответственно, будет больше диагностироваться хронических заболеваний, но к этому ведет эволюция. Рост продолжительности жизни обеспечит рост онкологических и других заболеваний, и мы к этому готовы.

Е. С.
Как изменилось само отношение пациента к врачу? Ведь, с одной стороны, медицина сохраняет свои полурелигиозные, в смысле общего благоговения, позиции, с другой стороны, в связи с доступностью соответствующей информации пациенты знают о себе гораздо больше, чем раньше, и, соответственно, способны усомниться в верности того или иного диагноза?

М. К.
Да, мы столкнулись с тем, что на сегодня пациенты более образованны, кроме того, они все время проверяют. Например, у нас есть заболевания, где допустимы две различные тактики, и обе приняты: например, при каких?то формах эндометриоза возможна как консервативная терапия, так и хирургическая. И я понимаю, что, когда предлагаю то или иное решение, все мои слова будут пациентом перепроверены в кратчайший период времени. Соответственно, я обязан объяснить, почему в данном случае нужна именно хирургическая, а не, допустим, гормональная терапия.

Е. С.
Это вредит?

М. К.
Вовсе нет, я считаю, что это, наоборот, полезно. Так врачи лучше поймут, на каком свете они находятся. Существуют такие заболевания, как сахарный диабет, когда пациенты уже традиционно в курсе всех современных достижений в этой области, порой они разбираются лучше, чем врач, или как минимум на том же уровне. Конечно, все это будет только прогрессировать — форумы, онлайн-консультирование, телефонные службы. Мы уже это наблюдаем.

Е. С.
Всегда ли развитие технологий идет на благо медицины? Бывали ли случаи, когда та или иная новинка оказывала пагубное воздействие на пациента — то, что называют ятрогенией?

М. К.
Может быть, такое и случалось, но я в своей практике ничего подобного не припоминаю.
Автор
текст: Елена Степанова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе