90 дней. С чем столкнулись беженцы из Донбасса и Мариуполя

Многие едут домой, где все еще опасно.

В России находится около миллиона украинских беженцев. Главное, что нужно им сейчас — это жилье, работа и медицинская помощь. Как люди, бежавшие из зон боевых действий, собирают документы, чтобы все это получить, узнала Наталья Нехлебова.



«В Горловке стреляют, как мы туда поедем?»

— Сказали, в конце апреля — начале мая наш пункт временного размещения закрывают, — говорит Татьяна, она приехала в Ростовскую область из Макеевки, — а куда нам деться. Мы домой поедем.

В детском пансионате «Красный десант» на Азовском море с середины февраля живут 247 человек из Донбасса. Это мамы и бабушки с детьми. Детей здесь 120.

У Татьяны две девочки — семи и пяти лет.

— Я понимаю, что там наступление, битва за Донбасс и опасно, — вздыхает Татьяна, — ну а куда мне деться? Нам изначально сказали, что принимают нас на три месяца. Сейчас нас уплотнили, освобождают место для летнего лагеря, им пора начинать смены. В одну комнату поставили восемь двухъярусных кроватей. Нас 18 человек в комнате. Питание испортилось. Говорят, что запасы на складах истощаются. Мы едем домой. Я уже ничего не хочу. Многие возвращаются…

Даша из Дебальцево живет в другом ПВР Ростовской области. У нее двое детей трех и пяти лет. Она тоже едет домой.


— МЧС нам дали понять, что после 19 мая повезут нас на север, — говорит она, — я на север не поеду. Я домой поеду. Тут можно бесконечно сидеть. Я домой хочу.


В оперативном штабе МЧС Ростовской области, который занимается беженцами, сначала подтвердили, что «Красный десант» закрывается: «Людей будут расселять в пункты временного размещения в других регионах. Мы пока не знаем точно, куда их повезут. Все меняется каждый день. Но этот вопрос решается». 

Через несколько дней в оперативном штабе сообщили, что ПВР не закрывается и людей «пока никуда не везут».

На запрос «Правмира» в правительстве Ростовской области ответили: «На сегодняшний день в десяти стационарных лагерях Ростовской области организованы пункты временного размещения граждан Украины, ДНР и ЛНР, из них в Неклиновском районе (это курортный район на Азовском море. — Прим. ред.) — шесть. В январе-феврале 2022 года в Ростовской области традиционно была организована закупка путевок в лагеря для детей, находящихся в трудной жизненной ситуации».


Большинство этих путевок — в детские санатории в Неклиновском районе.

«Исходя из вышеизложенного, — подчеркивается в ответе правительства Ростовской области, — граждане в ПВРах на базе лагерей, имеющих обязательства по реализованным путевкам, будут перемещены в лагеря Неклиновского и Азовского районов, которые продолжат работать в качестве ПВРов в летний период 2022 года…»

Многие беженцы с волнением повторяют дату 19 мая.

— Сказали, что 19 мая истекает 90 дней, которые мы можем легально находиться в России, — рассказывает Ольга из Горловки, сейчас вместе с сыном-инвалидом и беременной невесткой она находится в ПВР в Ростовской области. — Говорят: «Вас могут отправить домой». Я говорю: «Как домой? У нас же в Горловке стреляют. Еще хуже стало, чем было». Закон есть, что с паспортами ДНР можно до 180 дней оставаться в России (Постановление Правительства РФ от 29.12.2018 года № 1744. — Прим. ред.). Я позвонила в миграционную службу, и мне сказали, что нет такого постановления. 90 дней, и все.

Несмотря на постановление правительства, миграционные службы требуют, чтобы все беженцы из ЛДНР и Украины после 90 дней пребывания на территории РФ встали на миграционный учет и легализовали свое пребывание в стране.  

Большинство людей из ЛДНР въехали в Россию 19 февраля. Поэтому 19 мая — та дата, после которой они станут в России нелегалами. МВД заявляло, что за нарушение миграционного учета к беженцам не будут применяться никакие штрафы, но легализоваться все-таки надо.



Временное убежище

Легализовать свое положение в России можно тремя способами. Получить статус «беженец», «временное убежище» или разрешение на временное пребывание. С этими статусами можно устраиваться на работу, получить полис ОМС.

По словам правозащитницы Светланы Ганнушкиной, получить статус «беженец» практически невозможно.

— Этот статус дается на три года с возможностью продления, — рассказывает правозащитница. — Как правило, его просят те, кто по тем или иным причинам не может вернуться на родину. И в России этот статус почти никому не дают. Сейчас в стране всего один человек с этим статусом.


Поэтому чиновники стараются не называть беженцев из Украины и ЛДНР беженцами, они используют термины «временно перемещенные лица» и «проживающие».


— Беженец — это человек, который на территории своей страны был подвергнут дискриминации и враждебному отношению по причине принадлежности к определенной социальной группе, и вынужденный по этой причине искать убежище в другой стране, — объясняет Алексей Преображенский, зампредседателя ульяновского регионального отделения общероссийской общественной организации «Ассоциация юристов России». — Беженцем может быть только тот, кому угрожают лично. И еще факт преследования нужно доказывать документально. При получении статуса «беженец» паспорт остается на хранении в миграционной службе. Те три месяца, пока рассматривается заявление, беженцу предоставляется жилье, питание, лекарственная и медицинская помощь. Если человека признают беженцем, он практически уравнивается в правах с гражданином Российской Федерации. Он наделяется всеми правами, кроме избирательного.

Во многих ПВР даже не предлагают получить статус беженца — только статус «временное убежище». А в некоторых пунктах временного размещения людям вообще не объясняют, как они могут легализовать свое пребывание в России.


Временное убежище оформляют на год. Этот статус дает возможность работать в России и получить медицинский полис ОМС. Обычно статус «временное убежище» оформляют три месяца. Сейчас для граждан ЛДНР и Украины его должны делать в течение трех дней. Но, по словам источников в миграционной службе, поступает очень много заявлений, служба не справляется, не хватает кадров — поэтому оформление документов может растянуться на недели и месяцы.

Для оформления временного убежища нужен нотариально заверенный перевод паспорта (оплатить эту услугу помогает фонд «Милосердие»), четыре фотографии и временная регистрация, то есть постановка на миграционный учет. Уже при получении временного убежища нужно пройти медицинский осмотр и получить медицинский сертификат, который стоит от четырех до пяти тысяч рублей.

Для получения РВП — разрешения на временное проживание — к этим документам и сумме добавляется еще госпошлина в размере 1 600 рублей. И тест на знание русского языка, который стоит от семи до десяти тысяч рублей.

— Срок действия разрешения на временное проживание — три года, — объясняет Фатима Кокаева, консультант по миграционным вопросам правозащитной организации Комитет «Гражданское содействие» (решением Минюста признан иностранным агентом. — Прим. ред.). — И дает право на получение вида на жительство или гражданства. Те, у кого есть прописка в ДНР и ЛНР, могут сразу подавать на гражданство, имея статус «временное убежище». Но для выходцев, например, из Мариуполя все иначе.


Сначала нужно получить временное убежище или РВП, потом вид на жительство, потом, возможно, гражданство.


При выдаче справки о временном убежище, как и при присвоении статуса «беженец», паспорт забирают. Но должны вернуть, если человек, получивший временное убежище, решит вернуться домой.

По последним сообщениям МВД, в середине марта статус «временное убежище» получили 1 204 человека. О том, сколько людей получили статус «беженец», МВД не сообщает. «Правмир» не получил ответ на запрос об этом.



«Жена простудила почки в подвале, а лечение — только платное»

Роман и Инна Мельниковы уже месяц живут в Москве. Их дочке два с половиной года, Инна на пятом месяце беременности. У нее инвалидность — сахарный диабет, она инсулинозависимая. Из Мариуполя они приехали с родственниками. Всего их семь человек. Живут в двухкомнатной квартире, куда хозяин пустил их бесплатно пожить на два месяца. Сейчас они оформляют временное убежище, чтобы Рома смог работать, а Инну осмотрел гинеколог.

Семья Ромы жила в центре Мариуполя.


— 24 февраля начали бомбить окраины, — рассказывает Рома. — Теща с сестрой жены (ей 14 лет), средняя сестра с мужем перебрались к нам, потому что они как раз жили на окраине. В центр снаряды начали прилетать 27–28 февраля. 2 марта в центре города ни воды, ни света, ни газа не стало. У нас под домом большой подвал. Где-то три на три метра. Мы там жили. 3 марта ночью родственники супруги ушли в подвал ночевать. А мы с Инной остались менять памперс ребенку. И начали бомбить. Мы с женой и ребенком забились в коридор. Одеялом накрылись и ждали утра, пока прилетали снаряды. Дочка молчала, она была напугана, но истерики у нее не было.

За водой ходили на родник за три километра от дома, вспоминает Роман. Набирали в 19-литровые канистры. 

— Обычно бомбили с 4 утра до 10 утра. А потом затишье — обычно с 10 утра до 12 дня. И в этот промежуток мы старались сбегать по воду, — говорит Роман. — Если начинался минометный обстрел, падали в кусты, в овраги. По первой было страшно от всего, от любых прилетов, а уже через неделю мы различали, куда летит — мимо нас, к нам, от нас, над нами. И сразу понимаешь — в подвал бежать или продолжать готовить еду у подъезда.


В подвале было очень холодно. Освещали его сначала фонариками на телефоне, потом маслом. 


— Моя жена почки простудила. Ей к 20 марта уже было так плохо, что она почти не могла ходить. У нас был небольшой запас инсулина, мы старались экономить как могли, — продолжает он.

Семью предлагали вывезти из Мариуполя за 600 долларов с человека, но таких денег не было. Роман бегал по дворам и искал, кто бы помог им выехать. Нашел в соседнем дворе человека, у которого есть машина — но он ее разобрал, готовил на ремонт. Договорились, что вывезет семью за все деньги, которые у них были — 70 тысяч гривен. 

— Мы готовы были отдать все. Но нужно было отремонтировать машину. Хозяин, когда бомбили, прятался в квартире, а я под обстрелом ремонтировал его машину, чтобы мы выехали, — вспоминает Роман. — Заднее лобовое стекло было выбито осколками. Мы обматывали скотчем. Когда выезжали, линия фронта была уже на нашей улице. Под обстрелами ехали, искали не разбитые дороги. 

Переночевали в Бердянске, но там тоже ни света, ни газа не было. У Инны температура поднялась под 40. Начались осложнения. Там были медсестры, кололи жаропонижающие, но не могли понять, что колоть, чтобы не повредить плоду. 

— В Бердянске мы узнали, что на следующий день после того, как мы уехали, утром в наш двор прилетел авиаудар. А там в нашем доме оставалась многодетная семья — шестеро детей. Я не знаю, выжили они или нет — связи нет…

Границу переходили пешком. Четыре часа провели на границе. В Крыму переночевали в школе, где пункт временного размещения для беженцев. Инне снова кололи жаропонижающее. Потом поехали в Подмосковье на поезде, к знакомым, которые купили семье билеты. 

— Деньги у нас закончились совсем. Когда добрались, вызвали скорую — Инну увезли в больницу, удалили гной из почек. Это бесплатно. Но лекарства сказали покупать за свой счет. Инне нужен инсулин, ей нужно наблюдаться в женской консультации, но все это только после оформления полиса ОМС. А его дадут только после получения временного убежища.


Роман и вся его семья неделю ездили по Москве и собирали справки, чтобы подать в МФЦ на оформление статуса временного убежища.


— Проблема в том, — говорит Роман, — что мы не знаем города и разные конторы находятся в разных концах Москвы. Приехали в одно место, нам сказали: нужна справка из другого места, приехали в другое место: «Мы сегодня не работаем, приезжайте завтра». День потратили, а в итоге прокатались зря. Мы неделю всемером катались туда-сюда. Каждый совершеннолетний член семьи должен был собрать все эти документы. 

Сейчас Роман подал документы в МФЦ и получил «Справку о рассмотрении заявления о предоставлении временного убежища на территории РФ». Само временное убежище должны дать через три месяца. С этой справкой Роман может устроиться на работу. Ему уже предложили вакансию рабочим на заводе «Пепси-Ко».

— Я работал на прокатной линии металлургического завода Мариуполя, — говорит он, — здесь мне предложили работу по специальности. Оплата нормальная. Только в Мариуполе, если перевести на рубли, я за четыре тысячи рублей снимал квартиру, а в Москве совсем другие цены.

А вот полис ОМС Инна получит только после предоставления временного убежища. Значит, обследоваться по беременности она пока может только за деньги. Без ОМС беженцам оказывают только экстренную и первичную медицинскую помощь. 


Во время подготовки материала благодаря общественным усилиям удалось добиться того, что Департамент здравоохранения города Москвы обеспечил Инну полисом ОМС. Но это было решено в ручном режиме. Системная проблема остается.


— У моей невестки беременность 32 недели, — рассказывает Ольга из Горловки (сейчас она в ПВР в Ростовской области). — Ей в июле 20 лет. У нее есть только паспорт ДНР. Ее поставили на учет в женской консультации, гинеколог осматривает бесплатно. Когда мы приехали, ей сделали плановое УЗИ бесплатно в Ростовской областной больнице. Выяснилось, что есть угроза преждевременных родов. Нам администрация Ростова помогла найти денег на устройство, которое вводится для поддержания плода. Нам сказали, что на тридцатой неделе нужно делать УЗИ. Но врач объяснил нам, что его можно сделать только платно, так как у нас нет полиса ОМС.  



Ранение одним осколком

На получение помощи в офисе «Гражданского содействия» в Москве беженцы занимают очередь с семи утра. Хотя он открывается в 10.

— За последние полтора месяца мы приняли 600 человек, — рассказывает Светлана Ганнушкина, — это полторы сотни семей. И с каждым днем их все больше. Мы даем продукты, деньги, оказываем юридическую и медицинскую помощь. Сначала приходило 20 человек в день, потом 40, потом 60. И поток все увеличивается. К нам обращаются в Москве те, у кого есть здесь знакомые. Они живут у них. Но семьи, которые их принимают, быстро истощаются. Например, к женщине, у которой муж и ребенок, приехали ее родители и брат с женой и ребенком из Изюма. У родителей ранение в ноги. Одним осколком. Им сделали операцию и выписали на домашний уход, а медсестра за перевязку требует полторы тысячи рублей. Сейчас мы пытаемся помочь им, чтобы патронажная сестра приходила бесплатно.


Сначала всем членам нуждающихся семей в «Гражданском содействии» выдавали по 5 000 рублей. Но так как организация получает деньги только от частных жертвователей, они очень быстро закончились.

— Сейчас просто записали на миллион рублей тех, кому требуется финансовая помощь, — говорит правозащитница. — Когда появляются деньги, переводим. Граждане активно жертвуют, но этого не хватает. Людям нужны деньги на еду, на медикаменты. Экстренную помощь можно получить бесплатно, но она очень узко трактуется. И потом, всегда нужны лекарства, а они дорогие. К нам приходил мужчина с онкологией, мы помогли его госпитализировать бесплатно. Но ему нужно много сопутствующих лекарств, которые бесплатно не получишь.



Ярмарки вакансий 

В поселке Леонидовка в Пензенской области в ПВР живут 700 человек из Мариуполя. Многие не получили временное убежище и медицинский полис, хотя документы на получение этого статуса подали месяц назад. Они не могут устроиться на работу официально. Однако людей берут на работу по договорам. Несколько человек устроились в сам ПВР — уборщиками, посудомойщиками, на раздаче в столовой, разнорабочими, столярами.

Николай работает в ПВР плотником. Он живет здесь с женой и тремя детьми.

— Моему старшему сыну 16 лет, его приняли в колледж — учится на сварщика, первый курс, — рассказывает Николай. — Он в Мариуполе учился на первом курсе, хотел быть сварщиком-монтажником. Учится дистанционно, ему дали ноутбук, обещали предоставить общежитие. А мы будем снимать жилье, наверное.

— Я не собираюсь снимать! — вмешивается Ирина. В ПВР она работает уборщицей. — На какие деньги? Я работала в Мариуполе машинистом крана. Я на рубли получала 43 тысячи. У меня было три квартиры. Все сгорели. У меня ничего не осталось. Теперь мне тут предлагают за 23 тысячи работать машинистом крана. 


Я, конечно, буду работать, я с первых дней работаю, как приехали сюда. Но я за эти деньги не смогу снимать квартиру и еще жить с шестилетним сыном. Как?


— У меня тоже дома нет, — говорит Николай. — Два было. Все разбомбили. А что делать. Только снимать теперь жилье.

— Я не буду снимать! Я не могу снимать! — сердится Ирина и вдруг говорит:

— Узнайте про мою маму, а! Нет с ней связи. Она в Мариуполе осталась — Сычева Роза Марковна, 83 года. Говорят, что 20 апреля была в 7-м доме по Азовстальской.

В ПВР регулярно устраивают ярмарки вакансий. В середине апреля они прошли в Чувашии, Псковской, Московской, Самарской, Ярославской, Ростовской областях, Твери, Белгороде. В основном работодатели — это фермы и заводы. В Псковской области беженцам, например, предлагали работу на заводах «ЗЭТО» и «Импульс», на Великолукском мясокомбинате, в Великолукском свиноводческом комплексе.

В административном корпусе ПВР в поселке Леонидовка Пензенской области по коридору ходит маленькая бабушка. В руках у нее банковская карта «МИР», которую выдают беженцам. На нее должна прийти единоразовая выплата — 10 тысяч рублей. В ПВР в час дня обещали приехать сотрудники Сбербанка. Но уже два, а их все нет.


— Что мне делать? — спрашивает она и дрожащими пальцами протягивает карточку. — Я приехала в банк. А мне там говорят, что карточка не авторизована. И идите туда, где вам ее выдавали. А что это она не авторизована? Мне ее здесь выдавали, — бабушка показывает на дверь, где уже час должны находиться сотрудники Сбербанка. — Денег совсем нет. Лекарства в аптеке купить не могу.

Сбербанк должен решить эту проблему, говорят в администрации Пензенской области. Небольшая часть карт, которые выдают беженцам, почему-то требуют авторизации. Хотя их должны уже выдавать авторизованными.

Получения единоразовых выплат многие беженцы ждут около месяца. Дело в том, что все выделяемые на это из федерального бюджета средства направляются в Ростовскую область. И все заявления на выплаты — тоже. И у чиновников области просто не хватает человеческих ресурсов их обрабатывать. Сейчас деньги на единоразовые выплаты планируют направлять в другие области.

Две пожилые женщины стоят у двери, где должен находиться сотрудник Сбербанка. Они из Мариуполя.


— Просьба есть, чтобы нам банк как-то помог деньги поменять, — говорит Валентина Лукьянова, ей 77 лет, она говорит медленно, переводя дух. — У нас наличные гривны, и нигде не меняют, ни один банк ничего не меняет.

— Когда мы уезжали, нам говорили, что будут банковские работники и все поменяют, но ничего не меняют, — усталым голосом произносит вторая женщина Таисия Лагерная, ей 72 года. — Лекарства же за свой счет в аптеке. От температуры, от давления мне нужны лекарства.

— В магазине иголка с ниткой продается — нитки стоят 40 рублей, — замечает Валентина Михайловна.

— Да я знаю, что продается, — отвечает Таисия Тимофеевна. — У нас денег и рубля нет.

— У нас все сгорело, — продолжает Валентина Михайловна. — Выезжали мы через Володарск под пулями — все изрыто. Мы в подвале два месяца провели. Выехали 15 апреля. До последнего сидели, пока дом не свернулся книжкой. У меня ноги стеклянные — холодно было, морозы. Я сидела на стульчике и спала так же.

— И я тоже на стульчике спала, — говорит Таисия Тимофеевна. — Невозможно было ложиться. Там подвал — цемент. Я на стуле сидела. Сидя спала.


— Сын по воду ходил с бутылками, — вспоминает Валентина Михайловна, — с тележками под обстрелами. И пока он приедет, я истлеюсь вся — вернется живой или нет. В нашем доме три человека погибли. Мы их хоронили в воронке от снаряда. Туда их сгребли всех и засыпали. Возле магазина много трупов было. Люди в очереди стояли, когда начали бомбить.

— Два парня у нас пошли за водой, и снаряд упал, — говорит Таисия Тимофеевна, — — один на месте погиб — ему ногу оторвало и он умер, а другого ранило в ногу — его притащили к подвалу. Его отвезли в больницу, но потом назад вернули в подвал. Он в Мариуполе сейчас.

— Хоть бы пенсию дали, — произносит Валентина Михайловна, — говорят все, пенсия утеряна. Ну хорошо — март. А апрель? Ну как это — и март без пенсии, и апрель без пенсии!

— И вот эти из банка ничего на вопросы про пенсию не отвечают, — вздыхает Таисия Тимофеевна, — говорят: «Посмотрим».


Пенсию в России могут получать только граждане Российской Федерации. Но женщинам никто об этом не сказал.


— Я не буду оставаться, я вернусь в Мариуполь. Я вернусь в свой город, — вдруг громко говорит Таисия Тимофеевна. — Дом сгорел. Но у меня там сестра. У меня сын там! Я не знаю, где мой сын! У меня нет с ним связи. 

— Нам бы гривны кто поменял, — вздыхает Валентина Михайловна.

Гривны могут поменять только после получения карты «МИР» и статуса «временное убежище». Гривны нужно отдать в банке, и потом рубли поступят на карту. Так можно поменять до восьми тысяч гривен. Кроме того, если гривны лежат на украинском счете, их можно перевести в рубли. Но этим женщинам это тоже никто не объясняет.

— В Мариуполе у меня сын похоронен, — говорит Валентина Михайловна, — и муж, и свекор. Там мой дом был всю жизнь. Но я родилась в одном совхозе за Орлом. Я из России. Поеду туда, где родилась.

Автор
НАТАЛИЯ НЕХЛЕБОВА. Фото Наталии Нехлебовой
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе