Мировой экономический кризис с осени 2008 года стал фактом повседневной жизни миллионов россиян. Мы уже привыкли каждое утро, собираясь на работу, как к фронтовым сводкам, прислушиваться к котировкам акций, курсам доллара и евро. «Россияне чувствуют, что сидят на бочке с порохом, причем фитиль уже подожжен и вот-вот рванет. Народ живет с чувством постоянного страха», — образно рисует общие тревоги профессор, доктор социологии Наталья Тихонова, один из авторов аналитического доклада ИС РАН.
Тревожные вести приходят из регионов России. Вот и мой недавний телефонный разговор с родней из маленького городка железнодорожников, что под Липецком, получился невеселым. «У нас сокращения на Новолипецком металлургическом комбинате: уволены около трети работавших. В городке встали все фабрики. Работы нет. Денег нет. А цены на базаре приближаются к московским. Еще у нас говорят, что кризис этот придумали специально, чтобы людей увольнять и зарплату снижать», — высказали свою версию событий на том конце провода.
В заговор злобных сил я, конечно, не верю. Но сама с интересом прислушиваюсь к мнению компетентных специалистов. Что удивляет в первую очередь при знакомстве с результатами исследований социологов? Несмотря на «расцвет» кризиса позитивные оценки россиянами своей жизни преобладают над негативными. «В основном мы оцениваем свою жизнь удовлетворительно. То есть россияне — сдержанные оптимисты», — характеризует российский менталитет директор ИС РАН, член-корреспондент РАН Михаил Горшков.
Тревога — самое распространенное чувство
При этом отношение россиян к жизни различается в зависимости от доходов, возраста и типа поселений. Многие оценивают ситуацию в стране как кризисную и даже катастрофическую. Неудивительно, что тревога была вторым наравне со спокойствием чувством, с которым россияне встретили 2009 год.
Поэтому говорить о хорошем социальном самочувствии наших граждан пока не приходится. Посудите сами, только 4% сограждан за последние полгода не испытывали ни чувства беспомощности повлиять на ход своей жизни, ни чувства несправедливости происходящего. А вот доля россиян, испытавших эти негативные эмоции более чем в пять раз превышает эту планку.
«Что, на мой взгляд, совсем печально? Негативные эмоции сильнее распространены среди россиян молодого возраста. И среди семей без пенсионеров и детей», — констатирует Михаил Горшков.
В целом, считает ученый, реакцию населения на кризис можно назвать замедленной.
Мы съели «запас прочности»
В последние годы безудержно высоких цен на нефть многие россияне соблазнились доступными потребительскими кредитами. В долгий период экономического подъема они использовали часть своих доходов для покупки ранее недоступных потребительских благ (машин, бытовой техники, туров за рубеж), а не для формирования сбережений. Причем в зависимости от типа поселения эти блага были разные. Для жителей мегаполисов — отдых за рубежом. Для сельской местности — покупка мобильного телефона. Но и в том, и в другом случае речь идет об отказе от долгосрочных инвестиций или сбережений в пользу текущего потребления.
Отсутствие сбережений не позволило большинству россиян сформировать «запас прочности», сделало их заложниками нынешнего кризиса. Причем, для значительной части населения ситуация осложняется наличием разного рода долговых обязательств. Прежде всего из-за потребительских кредитов. Все это ведет к необходимости поиска россиянами улучшения своего положения. Но сегодняшние возможности предоставляют меньше вариантов для этого, чем 10 лет тому назад. Тогда было больше форм выхода из кризиса, считают ученые ИС РАН. В итоге в российском обществе образовалась группа риска, которая сегодня составляет более 14% населения страны. Потери этой группы от кризиса, по мнению авторов аналитического доклада, носят очень существенный характер.
Кому на Руси жить хорошо?
Среди групп населения, наиболее негативно затронутых кризисом, — граждане старших возрастов, среди которых не только пенсионеры, но и люди предпенсионного возраста. А также те группы россиян, которые и до кризиса жили бедно. В тяжелом положении оказались жители средних городов (численностью от 100 тысяч до полумиллиона). Там рынок труда более ограничен, чем в крупных городах.
Происходит явная деградация имущества у бедных слоев населения. Это почти 15% населения страны. И крайне ограниченная динамика обновления у малообеспеченных слоев населения. Это еще 30 — 35%. Значит, около половины населения России не имеет возможности приобретать либо обновлять домашнее имущество, которым они пользуются повседневно. Средний срок обновления — 20—25 лет. Одновременно имущественное расслоение, характерное для нашего общества и до кризиса, сегодня приобретает катастрофический обвальный характер. Положение, когда жизнь 40% обеспеченных россиян все время улучшалась, а жизнь 60% бедных постоянно становилась тяжелее, только усугубилось в ходе кризиса.
Кто виноват?
«Россияне относятся к кризису как к свиному гриппу, — какой-то инфекции, которая пришла к нам из-за границы, и мы здесь очень тяжело ее переносим», — считает известный экономист Евгений Гонтмахер. Лишь около четверти россиян возлагают ответственность за кризис на правительство, другие властные структуры страны. По мнению большинства, причина кризиса — ошибочная экономическая политика ведущих стран Запада. В первую очередь США. Зато Правительству РФ продолжают доверять. Это существенно отличает нынешний кризис от дефолта 1998 года. Тогда большинство граждан РФ считали причиной катастрофы ошибочную политику правящей верхушки.
В политическом отношении главный удар кризиса приняла на себя региональная и местная власть. Совокупный рейтинг глав областей и республик в составе РФ просел за последние 5—6 месяцев до уровня 35—36%. В некоторых регионах — значительно ниже.
Что делать?
Большинство россиян (70%) не собираются ничего предпринимать. Заниматься бизнесом намерены меньше 5%. Уехать в эмиграцию на поиски лучшей доли хотят менее 10% опрошенных.
Многие россияне, похоже, научились за десятилетия реформ воспринимать жизнь, как выживание, поэтому они проявляют потрясающую эластичность по отношению к кризису. Меньше 10% опрошенных готовы выйти на забастовки и акции протеста. Меньше 5% готовы принять участие в политической деятельности.
Прямая речь
Директор ИС РАН, член-корреспондент РАН Михаил Горшков:
— Российская повседневность не претерпела существенных изменений по сравнению с докризисным периодом. Привычные условия и способы жизнедеятельности для большинства россиян остались прежними. Это плохо или хорошо? Можно ответить и так, и так. Плохо то, что кризис показал нашу неповоротливость: только треть населения хочет что-либо предпринимать, остальные ничего предпринимать не будут, пусть все идет, как идет. С другой стороны, хорошо то, что уверенность в завтрашнем дне большинства россиян удерживает корабль на плаву, благодаря этому он идет более-менее по курсу. Устоявшаяся повседневность — гарант безопасности и устойчивости страны, пусть на самом примитивном уровне. Это может послужить основой дальнейшего развития России в более благоприятных условиях.
Глава представительства фонда Фридриха Эберта в РФ Райнхард Крумм:
— Аналитический доклад показал: россияне в условиях кризиса ожидают помощи в первую очередь от президента, правительства, армии, ФСБ. Ждут ли граждане РФ помощи от общественных организаций? Да, 30% опрошенных доверяют этим институтам гражданского общества. По сравнению с аналогичным опросом 1998 года это прогресс.
Но от Государственной думы, от политических партий, от прессы, от профсоюзов россияне не ожидают помощи в кризисные времена. Это тревожный сигнал для политической системы страны.
Сравнивая настроения россиян в 1998-м и 2009 годах, мы видим существенную разницу. Если в 1998-м 30% ожидали гражданскую войну, еще 30% надеялись на отставку правительства, то в 2009 году государственный переворот большинством опрошенных не ожидается. Также граждане РФ не видят угрозы дезинтеграции страны. 36% россиян считает, что народ перетерпит кризис. В 1998 году таких было только 15%. Значит, последние 30 лет что-то сильно изменили в менталитете российских граждан в хорошую сторону. Хотя остается вопрос: «Как долго еще будет терпеть народ дальнейшее ухудшение ситуации?»
Новая газета