Ленин своей рукой вписывает туда строчку о том, что лечиться в них должны не только отечественные, но и заграничные революционеры. Он в это время еще очень верит в мировую революцию - до публичного отречения от нее остается 2 года. В мае двадцать первого принимается тот самый прославленный декрет об отдыхе, чрезвычайно типичный для сравнительно недолгого периода, который я бы назвал утопическим угаром советской власти. Она в это время, кажется, была уверена в своей способности декретировать ход планет и смену времен года. В это время советская правительственная футурология крутится вокруг двух главных тем: мировая революция и дети.
Надо отдать Ленину справедливость: идея преобразовать отнятые дачи, дворцы и монастыри в рекреационно-лечебные учреждения связана прежде всего не с комфортом советских сановников (сановников в нынешнем понимании тогда и не было еще), а с воспитанием и лечением детей. Не сказать, чтобы Ильич так уж сильно любил их, как приписывают ему бесчисленные слезливые мемуары: он вообще никого в собственном смысле не "любил", не понимал вообще, что это такое. Тут был какой-то врожденный порок, эмоциональный дефицит - ненавидеть-то он умел великолепно. Дети просто представлялись ему главной надеждой будущего человечества, и России прежде всего: как новый Моисей, он был втайне убежден, что с "этими", наличными, ничего не построишь, их надо лет сорок еще водить по русской равнине. А вот из детей, которые ничего покамест не расхищают, не разводят бюрократию, не успели вдохнуть воздух рабства, могут получиться граждане идеального государства. А потому личным декретом - этот он уже писал сам - запрещалось выселять детей из санаториев, кроме как в случае срочной эвакуации; детям отдавались подмосковные и крымские усадьбы.
Кроме того, предписывалось размещать в санаториях пострадавших борцов за всемирное счастье и наиболее активных тружеников, но больных - это подчеркнуто особо - принимать туда запрещается во избежание эпидемий. Тут не больница. А что тут? Рискнем сказать, что это идеальное пространство, островок образцового государства, каким оно рисовалось советским государственникам и поэтам двадцатых годов. Заметьте, что в утопии Маяковского - в "Летающем пролетарии", "Клопе", последней главе "Про это" - на первом месте чистота, стерильность. Широко цитировалась фраза Ленина "Или социализм победит вшей, или вши победят социализм". Дома отдыха - уголок будущего советского государства, где в особом почете дети и заслуженные борцы, где царит совершенно казарменная дисциплина, но для общего блага; где по классицистским аллеям чинно прогуливается отдыхающий, набирающий сил пролетариат - не для того прогуливается, чтобы развратничать и бездельничать, а чтобы лучше потом работать.
Почему советская власть ринулась с такой силой развивать дома отдыха, до отдыха ли ей, собственно, тогда было? Между тем санаторий становится едва ли не самым частым местом действия раннесоветской - с 1923 по 1934 - прозы: там разворачиваются любовные драмы, гротескные похождения отдыхающего пролетариата (лучший образец - "Игра в любовь" Гумилевского), здесь происходит действие первых советских сценариев, юморесок, лирических и разоблачительных пьес, и вообще санаторий делается одним из символов первого десятилетия соввласти. Почему?
А потому что здесь разворачивается стержневой, по сути, конфликт советского искусства, никак не могущего избыть первый шок от столкновения утопии с реальностью, тот самый конфликт "Клопа", где грязный Присыпкин попадает в стерильное будущее. Пролетарии хлынули в санатории, что да, то да. Репортеры умилялись тому, как работники и недавние кавалеристы в пижамах прогуливаются по тем самым мраморным лестницам, роскошным террасам и пляжам, где каких-то пять лет назад кипел аристократический разврат.
В реальности все обстояло ровно наоборот: пролетарии на курортах вели себя ровно так же, как клоп-Присыпкин в светлом будущем. Им не хотелось культурно отдыхать и уж тем более набираться сил для нового труда. Им не хотелось лечиться, ибо они считали себя здоровыми. Им хотелось пить, блудить и буянить, что они и делали. "Тот, кто устал, имеет право". С персоналом они жестоко ссорились - чай, не прежние времена! Будет еще им кто-то указывать! Такую-то воду хорошо для печени... Они сами знают, что хорошо для печени! В санаториях усиленно гадили, портили инвентарь, предавались безудержному разврату, отчисления шли лавиной, и посрамленные пролетарии, так и не поправив здоровья, отправлялись назад, на производство.
Модель столкновения пролетарской утопии с ленинско-футуристическо-совнаркомовским представлением о светлом будущем наглядно явлена в тогдашней санаторной повседневности: пролетарии брали власть совершенно не для того, чтобы вести здоровый образ жизни, пить минеральные воды и читать библиотечные книги. Они не хотели в такое будущее. Они его и не получили. С практикой массовой отправки пролетариата в дома отдыха было покончено уже в тридцатые. Санатории, курорты и прочие радости остались достоянием немногих избранных - путевки дорожали, доставались профсоюзной элите, сделались формой поощрения, а в бывших усадьбах и дачах прочно обосновалась государственная верхушка. Уж она-то находила вкус в отдыхе и знала в нем толк.
Впрочем, пристальная забота о лечебных и рекреационных учреждениях не прекращалась и тогда. Советская элита подозрительно много думала об этом строгом отдыхе под несколько даже избыточной опекой добрых врачей. Считалось хорошим тоном жаловаться на их диктат - и с тем большим наслаждением подчиняться ему. И это еще одна важная ступень в эволюции советского проекта: социализм был теперь не для всех, а для избранных.
Этот настоящий, правильный социализм, по сути, только там и встречался: в домах отдыха да в элитных санаториях. И не оставляет меня чувство, что партийцы тем самым восполняли недостаток метафизики в собственной жизни: они обустраивали для себя, страшно сказать, загробный мир. Так они его себе представляли: ты хорошо потрудился, повоевал, поугнетал - а теперь отдохни здесь, подвергаясь обследованиям, прогулкам, диете и кислородному коктейлю. Социализм из ближайшей, почти осязаемой реальности переместился в почти загробное царство, в котором тогдашний ареопаг проводил большую часть жизни. Ведь мир отдыха и есть реализованное представление о загробном царстве - разве не ангелоподобны все эти строгие, но добрые медсестры, надежные врачи и классические беседки? Что до загробного представления современной российской элиты - то, как они рисуют себе рай, кажется мне полноценным, беспримесным адом.
Как я представляю себе собственный рай? Очень просто. Сам я предпочитаю отдыхать в Артеке - в советской детской здравнице, у которой все в прошлом. Все как при советской власти, но без нее.
Дмитрий Быков
Известия