— Говорят, ее мог предотвратить и Андропов — это была последняя для СССР развилка, 1982 год... Что вы думаете о Юрии Владимировиче — он ведь для чекистов главная икона?

 — В двух словах и не скажешь, но в целом впечатление негативное. Он принес стране много вреда, потому что был на полголовы выше остальных подуставших партийных бонз и напридумывал такого, что его предшественникам и в голову бы не пришло. Роль КГБ была разрушительной, препятствующей раскрепощению. Все, что было нужно для движения вперед, давилось на корню, загонялось в подполье — и потому сдетонировало после перестройки с утроенной силой.

 — Зато сегодня в документальных фильмах Андропов позиционируется как прогрессивный политик.

 — Прогрессивный начальник тайной полиции — это что значит? Что он сажает в тюрьму даже тех, кого непрогрессивный не сажает? Андропов не учился в высших учебных заведениях, не имел никаких базовых знаний, плохо разбирался в экономике, о чем даже говорил его верный помощник Владимир Крючков. Он пришел без программы. Единственный ее пункт — наведение порядка, которое вылилось в поиски командированных в банях. К тому же Андропов пришел к власти тяжело больным человеком, на самом деле инвалидом. И дело даже не в том, что он был просто болен, а в том, что многолетние каждодневные физические страдания оказывают разрушающее влияние на личность. Коридоры сужаются, и ты думаешь только о своей болезни, а остальное безразлично.

 — Непонятно, зачем так мучить больного человека, мы же в тот период то и дело хоронили генсеков?

 — Система так работала. Она выталкивала или не допускала до себя энергичных, способных к новому людей. Партработники сидели на местах десятилетиями. Главное — поддерживать Леонида Ильича, он и сейчас бы был первым секретарем, если бы был вечным, потому что устраивал абсолютно всех. В Политбюро все были один больнее другого. Секретарь по промышленности Кириленко с тяжелыми мозговыми нарушениями ничего не мог прочитать и понять. Иногда он звонил Брежневу и говорил: «Вот я хочу в отпуск...» «А зачем?» — интересуется Брежнев. «Врачи говорят... Я что-то еще хотел тебе сказать и забыл». «Ладно, вспомнишь — позвони!» — Брежнев отключается и доволен, что он еще не такой маразматик. Что характерно — относительно молодой реформатор Горбачев, пока не стал генсеком, слыл главным догматиком в ЦК, гораздо большим, чем остальные, не дай бог напугать эту старую группу, чтобы они не всполошились и не вытолкнули его, пока он не доберется до желаемого кресла.

 — Добрался, но все равно вытолкнули. Как Хрущева, только с большим грохотом.

  — Хрущев потерял власть только потому, что устал и расслабился. А Горбачев, затеяв перестройку, разрушил систему, которая обеспечивала ему неограниченное пребывание у власти. У нас же абсолютно вождистская страна, все зависит от одного человека. Сталин умер — и в один день прекратились массовые репрессии: политика изменилась. Общество в целом согласно с моделью передачи власти по наследству. Избранный президент — он какой-то ненадежный, то ли дело преемник.... В 1917 году с февраля до ноября российское общество перебрало все модели правления — и остановилось на тоталитарной. 

  — Не согласна. Большевиков приветствовали именно как надежду на новую систему власти...

  — Да их только те и поддерживали, кто хотел твердой власти, кто знал, что ради нее большевики ни перед чем не остановятся! Большевики в огромной степени креатура военных. На стороне «красных» воевало почти столько же офицеров, сколько и на стороне «белых». Они видели в большевизме сильную власть, которая будет править Россией. В перестройку общество опять перебрало все демократические варианты — и отказалось от них в пользу жесткой власти.

  — Жесткой, но не тоталитарной?

  — У нас сейчас не тоталитарная власть, но жесткая, сосредоточена в руках одного человека. Госдума — фикция, телевидение все контролируется — это и есть элементы тоталитаризма, за который люди охотно голосуют, Вот и сейчас большинство проголосовало за «Единую Россию». 

  — Альтернативы-то нет. 

  — А никто и не хочет никакой альтернативы. В маленькой Дании есть 2 десятка человек, готовых занять пост главы государства в любую минуту, а у нас — один. Это значит, что система не хочет альтернативы, а люди не хотят реальных выборов, потому что выборы — это ответственность. От ответственности наши люди были всегда избавлены, не привыкли и не захотели. Вот вы сказали про харизму, а откуда ей взяться? В конце 80-х — начале 90-х годов мелькало десятка три ярких самобытных персонажей, но все исчезли, потому что Система не позволяет им развиваться. Депутат должен на уровне своего района сформировать группу поддержки, выступить против элитного поселка, потом в городском совете добиться строительства больницы на этом месте, далее он баллотируется в мэры, а я за него голосую. А у нас все дороги перекрыты, партийной жизни никакой нет, а есть насилие со стороны власти и согласие с этим людей — они так привыкли жить. Откуда может взяться внятный политик, если лифты наверх у нас не работают, их должно быть сто, а у нас — один. К нему стоит очередь, получил талончик — поднялся.

  — Раз народ все устраивает, значит, нас зря пугают, что кризис может спровоцировать волнения?

  — На улицы люди массово не выйдут, я думаю. Нет потенциала. Перестройка была не так давно, новый пар еще не накопился. Люди только-только успокоились. Выступления возможны, когда власть показывает слабину, а власть омоновцев по стране гоняет и слабину не показывает. Режим сейчас не на исходе, а на подъеме. А народ ко всему давно привык. В газетах напишут, что в США плохо идут дела, — ну, и слава богу, нам приятно. Мы все время ошибочно сравниваем себя с Америкой, но Америка — социальное государство, уровень жизнь несоизмерим с нашим. Мы сравнялись с США только по числу миллионеров. Сейчас я работаю над циклом документальных фильмов о холодной войне для «ТВ Центра». Мы проехали по всем штатам, через маленькие, Богом забытые городки. Уровень жизни крестьянина в таком городке — это уровень нашего высшего среднего класса, какого-нибудь крупного артиста, постоянно снимающегося в сериалах.

Анна Горбашова

Профиль