Стучите чаще!

В своем последнем письме Майкл интересовался молодежными движениями в России. Мол, нужно для работы. Ирина нашла в Сети массу публикаций на эту тему, кое-что добавила из собственных наблюдений—благо специальность смежная: преподаватель социологии. С обаятельным британцем Майклом она познакомилась летом на одной из московских научных конференций. С тех пор они и переписываются. Английского друга очень интересует все, что происходит в стране. Ирина добросовестно отвечает на его вопросы. Ей и в голову не приходит, что с точки зрения компетентных органов дружескую переписку можно расценить как шпионаж.

Сотрудники ЦРУ могут позавидовать Майклу—они и сами были бы не прочь вступить в переписку с милой женщиной, хорошо осведомленной о внутренних проблемах России. Но в последние годы их беспокоят неудачи. Не то чтобы они не старались—сеть их осведомителей растет, но то ли недостаточно быстро, то ли за счет не того контингента. Весной прошлого года, когда американские СМИ активно обсуждали тему реформирования разведки, известнейший аналитик, бывший сотрудник ЦРУ и автор нашумевшей в Америке книги «Не вижу зла, не слышу зла: американский солдат на войне с террором» Роберт Байер опубликовал в одном из специализированных изданий письмо директору ЦРУ. В нем Байер обозначает основную причину регулярных провалов в работе управления—потеря навыков вербовки. И предлагает срочно их восстановить.


Зато у российских борцов с внутренним и внешним врагом дела идут как нельзя лучше. Константин—советник отдела международных связей в администрации одной из крупных областей страны. Молодой—ему всего 32 года. Перспективный—университетский диплом с отличием, несколько иностранных языков в активе, умение ладить с начальством. На него «вышли» на третий месяц работы в обладминистрации. «Позвонил человек, представился открыто—майор нашего управления ФСБ,—рассказывает Константин.—Предложил встретиться, поговорить. Я согласился».

Если верить анонимным собеседникам Newsweekиз наших спецслужб и их помощникам, последние годы агентурные сети в России разрастаются невероятно быстро. Пресловутых сексотов (секретных сотрудников) становится все больше—причем вербуют обе стороны: и российские органы, и иностранные разведки. Оперативники ФСБ уверяют с нескрываемым торжеством: все больше российских граждан работают не за деньги и не из боязни компромата, а за идею и по дружбе.

С Константином его куратор из ФСБ встречается в людном, хорошо просматриваемом помещении—в ресторане. Сначала, по словам Константина, майор долго выспрашивал его о работе, семье, зарплате и т. д. Потом объяснял знаменитую «схему трех “К”»: коммунизм, компромат, компромисс. Коммунизм, понятно, сменился на что-то другое. «Он еще пошутил тогда: мол, добавился еще один мотив сотрудничества—люди работают на нас из жалости»,—вспоминает Костя. Темнить майор не стал, а прямо предложил «послужить Родине». «Ничего он мне не предлагал и ничем не грозил,—раздраженно отмахивается Костя.—Просто я патриот своей страны. Можешь воспринимать это как хочешь, но я работаю за идею». Первые полгода «негласное сотрудничество» было, по мнению чиновника, весьма странным: раз в неделю, а то и в две они с майором всего лишь встречались и разговаривали. Чекист угощал пивом, заданий не давал, иногда интересовался, «как там наверху»—какие настроения, какие планы, чем занят губернатор и все его «вице». Костя добросовестно отчитывался. Потом появились «настоящие» задания. «Скажем, приезжает делегация иностранцев,—говорит Константин.—В мои должностные обязанности входит в том числе организация пресс-конференции для журналистов. Я прошу знакомого журналиста задать нужный вопрос. Как-то афроамериканцы приехали. Официально—для поддержки каких-то гуманитарных проектов. А на прессухе вопрос задает мой человек—кто вас на самом деле направил, почему к нам, а не в соседний Новосибирск, кто финансирует вашу организацию. И все—гости “поплыли”: нервничают, жмутся, отвечают, конечно, но вяло, неубедительно». Видеокассету с пресс-конференции Костя передал майору и получил благодарность. Без занесения, правда, но все равно приятно.

Подобного рода просьб со стороны контрразведки—«поговорить, пообщаться»—было немало. Потом уровень усложнился. «Однажды был случай: майор звонит вечером—в таком-то кабаке сидит иностранец, который сегодня был на переговорах с администрацией. Надо бы поехать—встретиться, выпить с ним, выяснить, что хочет. Еду, разыгрываю случайную встречу, наливаю. Через пару часов он мне уже сам все рассказывает»,—Костя явно гордится своими оперативными навыками. Он уверен: его работа нужна. «Область наша крупная, серьезный сектор ВПК, в советские времена вообще была закрыта для иностранцев,—объясняет он.—Даже после того как почти все развалили, остались предприятия, заводы, работающие на оборонку. Приезжают иностранцы: официально—инвесторы, а на самом деле? Добавь к этому насквозь продажную администрацию, которая за бабки кого угодно оближет». Пока у негласного защитника государственных интересов нет негласных наград. Но Косте они и не нужны. На вопрос, как он сам оценивает свою деятельность, чиновник отвечает: «Я—механизм, который необходим».

Таких идейных в рядах сексотов все больше. «Это раньше людей держали в основном на компромате и компромиссе,—говорит отставной сотрудник КГБ.—Все мы знали, что лучший сотрудник—тот, кто работает за идею, но таких было немного. Сейчас ситуация изменилась до наоборот. И нечему удивляться: так или иначе нестабильность ощущают все». А значит, по логике моего собеседника, хотят Родине помочь. Сами «негласные» последнего поколения отчасти подтверждают версию спецслужб. «Я не скажу, что я работаю на контору,—делится студент МГИМО Иван,—но дружу с парой ребят оттуда, иногда выполняю разные поручения. Ничего зазорного в этом не вижу: все-таки в России живу, значит, надо по мере возможностей участвовать…» Кроме горячей любви к Родине в сотрудничестве со спецслужбами Ваню привлекает еще и наличие серьезной и уважаемой «крыши». «Ничего особенного,—пожимает плечами Игорь, тележурналист.—Людям нужна защита и поддержка. А самая уважаемая контора сейчас с подачи президента—это ФСБ». На вопрос «а сам-то как, сотрудничаешь?» Игорь откровенно и чуть ли не зевая сообщает: да, время от времени подкидывают материал «оттуда» или просят «правильный» комментарий. А почему нет? Обычная журналистская работа.

Приток свежей крови подтверждают и официально. Легендарный советский разведчик Геворг Вартанян—его группа в 1943 г. сорвала покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля—считает, что «в СВР (Служба внешней разведки.—Newsweek) идет прекрасная молодежь из российской глубинки».

Оценивать эту тенденцию можно как угодно, но отрицать уже нельзя. В строй сексотов встают все чаще и преимущественно—молодые и перспективные. Именно поэтому в самой методике вербовки—новые веяния. Вербуют уже не за идею, а «за дружбу и братство».

Когда корреспондент Newsweekзадал вопрос подполковнику антитеррористического центра МВД о способах вербовки, того чуть удар не хватил: «Ты что! Это же гостайна!» На самом деле понятие «гостайна» исчезло из обихода—как только появилось понятие «доллар». Засекреченная методичка КГБ, подробно описывающая, как привлекать людей к сотрудничеству, выложена в Интернете. С единственной ссылкой—на некий Международный общественный трибунал по расследованию преступлений КГБ-ФСБ. Некоторые положения сегодня уже явно неактуальны: «лучше, если на различных этапах работы объектом будут заниматься разные люди, вроде бы не связанные друг с другом». При нынешнем дефиците кадров такой многоступенчатый подход—лишняя трата сил и времени. Гораздо проще, а главное—результативнее пару раз встретиться, попить пивка, поговорить за жизнь. Дальше больше: напитки покрепче, слова покороче. А потом на стол руководству ложится рапорт: «по сообщению подготавливаемого к негласному сотрудничеству агента N».

Агентов Nиспользуют и для того, чтобы выявлять заблудших по версии ФСБ. В этом деле главное не то, владеет ли человек секретной информацией—наши чекисты, как и в добрые советские времена, считают подозрительным и даже преступным сам факт общения с иностранцами. «Мы постоянно фиксируем попытки разведок США и Великобритании завербовать агентов из числа российских граждан,—говорит на условиях анонимности офицер контрразведки.—В последнее время они действуют все более активно». С точки зрения чекистов, иностранные шпионы предпочитают агентов из числа преподавателей и студентов вузов, журналистов, исследователей.

В эту стройную схему вписались и громкие шпионские дела последних лет. Правда, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, дела эти похожи друг на друга одной пикантной деталью—ни у кого из «шпионов» не было доступа к гостайнам. Именно так получилось с Григорием Пасько: сначала его обвинили в незаконном проникновении на заседание штаба Тихоокеанского флота, а потом военная коллегия Верховного суда установила, что Пасько законов не нарушал не только когда проникал на пресловутый совет, но даже когда общался с японским коллегой Тодаши Окано. В материалах дела нет доказательств передачи секретных сведений японцу. Зато тогдашний комментарий пресс-службы ФСБ звучал внушительно: «В 1996–1997 годах Пасько неоднократно встречался с корреспондентом “Асахи симбун” Тадаши Окано, в том числе во внеслужебной обстановке как во Владивостоке, так и в Японии, по внеслужебным вопросам созванивался с ним по телефону и обменивался факсимильными сообщениями. В связи с установившимися между ними внеслужебными отношениями Пасько на взаимовыгодных условиях систематически собирал интересующую последнего информацию».

Сотрудник Института США и Канады РАН Игорь Сутягин тоже не имел допуска к военным тайнам. Однако Николай Волобуев—тогда он занимал должность заместителя руководителя департамента контрразведки ФСБ—грозно упоминал, что «Сутягину оплачивали выезды за рубеж, где он давал своим иностранным “кураторам” детальный отчет по поставленным вопросам, там же ему выплачивались “гонорары” в иностранной валюте». Тем не менее суду так и не удалось доказать, что иностранные граждане, с которыми встречался Сутягин, были агентами разведок. 

Как под копирку рисовалось и дело Оскара Кайбышева из Башкирии—ему предъявляют аналогичные обвинения: раскрытие секретных технологий. Хотя Кайбышев и его защитники довольно убедительно рассказывают о том, что их разработки не были под грифом «секретно» и содержались в открытых публикациях.

О том, что западные разведки используют как прикрытие фонды, гуманитарные миссии и общественные комитеты—одним словом, НПО (неправительственные организации)—и привлекают для работы представителей этих организаций, громко заявил в мае прошлого года Борис Лабусов, пресс-секретарь СВР. Однако сами предполагаемые «шпионы» открыто смеются над объявленной «охотой на ведьм». Станислав, кандидат наук, преподаватель психологии в столичном вузе, уже несколько раз получал гранты на проведение исследований для американских коллег. На вопрос, думал ли он, что его работу можно расценить как шпионаж, долго и заливисто хохочет. «Да, меня уже вызывали,—признается он.—В смысле, наши органы. Но это же глупость! Идет глобализация, информация становится общедоступной. Никакие шпионы никому давно не нужны. А за мои исследования платят хорошие деньги. И я уверен: моя работа никак с гостайной не связана». «Он категорически не прав!—доказывает чекист-оперативник.—Да, 95% любого сбора разведданных строится на открытых источниках. Но именно этот человек, в силу своей профессии, подготовки и т. д., может вычленить из тысячи сообщений главные, определить тенденцию!» По мнению оперработника, то, что иностранцы поймут наши «тенденции»—фактор повышенной опасности для страны. Именно поэтому, говорит мой собеседник, появился пресловутый закон об НПО. «Вот как раз этих правдорубов, бывших диссидентов, обычно используют втемную,—рассуждает он.—Потому что они-то “идейные”. Сражаются за идеалы демократии и против тоталитарного режима». А вообще, добавляет он, люди, как правило, понимают, на кого они работают. В особенности если с ними расплачиваются не грантами или долларами, а подарками—это новшество SISи ЦРУ. Подарки могут быть ценными или не очень—в зависимости от услуги. Но вербовщики почему-то уверены: с помощью «одаривания» можно завербовать любого. Или как минимум установить «отношения».

«Но у иностранных шпионов, как бы долго они ни жили в России, дружить “по-нашему” не получается. Они не понимают, что нас купить нельзя»,—кипятится сотрудник контрразведки. Утешительная риторика чекиста очень напоминает «Пародию на плохой детектив» Высоцкого: «враг не ведал, дурачина: тот, кому все поручил он, был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин». В любом случае и совковая пафосная стилистика, и «пополнение рядов», и внезапный виток шпиономании—вполне в русле общего движения. Обратно—в СССР.

Светлана Метелева

Русский Newsweek
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе