Токовая терапия

В России достаточно сигнала, чтобы все начали доносить на всех

Чтобы система функционировала, ей требуются все новые и новые гальванические удары. Без чисток, жертв, внешних угроз и прочих кошмаров система не живет.

В российских коррупционных скандалах не больше логики, чем в большом терроре, блеклым отражением которого является нынешняя кампания. Террор проводится не против, а для. Бессмысленно искать в нем признаки расправы со старой ленинской гвардией (которую хватали избирательно), с военачальниками, потенциальными оппозиционерами или независимыми мыслителями. Хватали всех — «мы тасовались, как колода карт», по словам Пастернака. Логика была не в том, кого брали, а в том, кого оставляли, поскольку в процесс истребления верховное начальство крайне редко вмешивалось лично. Тут все делалось само, поскольку в России достаточно сигнала, чтобы все начали доносить на всех. Взятые стремительно лишались имен и превращались в цифры: почищено столько-то, уничтожено столько-то, бесплатная трудармия пополнилась столькими-то. Сам же террор требовался ровно для одного: российская политическая система (называемая также византийской) была нежизнеспособна уже к 1914 году, война с кратковременным патриотическим взрывом не ускорила, а продлила ее агонию, но к 1917 году эта государственность была обречена при любом сценарии. Чтобы она продолжала функционировать, пусть в советском, редуцированном варианте, ей требовались все новые и новые гальванические удары. Без чисток, жертв, внешних угроз, периодических войн с гигантскими людскими потерями и прочих кошмаров эта система не живет. Самые сильные токовые удары политический кадавр получил в конце 1930-х и в начале 1940-х. В начале 1950-х планировался новый, травматичней прежних, возможно, в виде еще одной мировой войны, на этот раз атомной; но тут вмешался Господь, да и не факт, что СССР выдержал бы этот удар. Уже в конце 1940-х отвращение стало сильней страха. Подозреваю, что к концу сталинской эпохи страна уже не была тотально управляемой — отсюда участившиеся лагерные восстания: терять стало в буквальном смысле нечего. Возможно, свою роль еще сыграла бы массовая высылка евреев, но вполне вероятно, что не сработала бы и она. Возможности гальванического управления тоже ограничены — в какой-то момент кадавр разлагается. Это и случилось в 1991 году.

Единственная логика террора состоит в том, чтобы стимулировать остающихся, запугать их до того состояния, в котором их труд станет гипотетически эффективен или хотя бы не оставит им времени для сомнений и протестов. Это работает в закрытых обществах и не каждый век: даже такая нервная почва, как Россия, должна отдыхать. Кто станет следующей жертвой коррупционного скандала, не принципиально: принципиален страх и энтузиазм. Страха добиваются легко, поскольку с генетической памятью на этот счет все отлично. Хуже обстоит дело с энтузиазмом, поскольку нет самого поля боя. Не вполне понятно, где и зачем работать: с обслуживанием бытовых нужд страны справляются гастарбайтеры, производство, по сути, уничтожено, а для работы в конкурентных сферах (сырье и «оборонка») требуются специальные личные связи. Страх в отсутствии смысла приводит не к энтузиазму, а к параличу, который мы и наблюдаем во всех сферах сегодняшней жизни.

Это, конечно, не борьба с коррупцией, а скорее, борьба с инакомыслием под прикрытием борьбы с коррупцией: все вместе проходит под слоганом укрепления государства, то есть чистки его от воровства и экстремизма — двух главных широко объявленных врагов. Воровством и экстремизмом является все: до сталинских колосков и опозданий пока не дошли, но, несомненно, дойдут. Под статью об экстремизме и предельно широко понимаемую измену Родине (она сейчас ведет себя, как пожилая супруга, помешанная на ревности и видящая измену даже в листании глянца) запросто подводится не только оппозиционная акция, но и ее одобрение, и недонесение о ней, и запись в «Твиттере»: «Экая противная погода». Все это, однако, никак не укрепляет государственности, ибо государственность, построенная на страхе, ничуть не прочней, чем ледяной дом, по гениальной и очень старой метафоре Лажечникова. Очередное превращение России в ледяной дом приведет лишь к тому, что при первом же неизбежном потеплении он останется без крыши. Чем больше всего подморожено, тем больше потом растает и сгниет — ибо процессы таяния всегда приводят к гниению; чтобы не обрушивалось в результате таяния, лучше не подмораживать... Но ведь подмороженный труп так хорошо смотрится! Совершенно как живой.

Вся эта тактика, состоящая из тока и заморозки, приведет только к одному — к окончательному и бесповоротному уничтожению византийской схемы сразу же после финала нынешнего исторического этапа. Вопрос лишь в том, уцелеет ли страна после этой последней отморозки и найдется ли кому возвращать ее в естественное человеческое состояние. Вероятнее всего, этими немногими энтузиастами окажутся радикальные националисты фашизоидного образца, которые уже лет сто ждут, пока им дадут порулить. После них уже точно ничего не останется.

АВТОР: ДМИТРИЙ БЫКОВ

Профиль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе