За плечами Олега Павловича большая счастливая жизнь, полная трудов. Он в совершенстве освоил разные техники, формы, стили и жанры: офорт и литографию, линогравюру и акватинту, монотипию, портрет, иллюстрацию и натюрморт, пейзаж и монументальные росписи. Он - участник более 100 выставок в России и за рубежом. Иллюстрировал книги о русской природе В. Бианки, С. Мартьяновой. За серию работ «Мой Ярославль» отмечен наградой правительства Ярославской области. Олег Отрошко – автор монументальных росписей, которые украшают Дома культуры, детские садики, школы, лицеи, библиотеки, кафе и столовые в Ярославле, Данилове, Тутаеве, Брейтове. Его картины есть в частных коллекциях в США, Японии, Индии, Германии, Франции, Италии, Испании, Китае, Болгарии, Польше.
Многие из нас с детства, даже не зная имени Отрошко, были влюблены в его творчество: ни одна детская книжка про животных не обходилась без его иллюстраций.Олег Павлович Отрошко родился на Кубани. Есть там река с певучим именем Ея, о которой ещё великий Геродот писал, что камбалы здесь водится столько, что можно перебежать реку по спинам рыб, не замочив ног.
– Правда, это было ещё до нашей эры, – печалится о былом рыбном изобилии отчаянный рыбак Олег Павлович. – На берегу Еи стояла станица Калниболотская, в которой я и появился на свет. Деды-прадеды все были рыбаками и охотниками, и я рыбачил с малолетства. Даже не знаю, чему я раньше научился – ходить и говорить или плавать и рыбу удить.
Годы спустя Олег Павлович признался, что не будь он охотником да рыболовом, возможно, и художником бы не стал никогда. Тем более что страсть мальчика к рисованию в детстве родителями, людьми далёкими от «всяческих художеств», никак не поощрялась, а, напротив, строго преследовалась: дескать, дело надо делать, а не картинки рисовать.
…Семья Отрошко была большая, Олег – самый младший, тринадцатый ребёнок в семье. Он появился на свет, когда его маме Ксении Филатовне исполнилось уже 45. Родственники по материнской линии ещё в екатерининские времена приехали на Кубань из Пруссии. В семье гордились, что прапрадед видел великого Канта. Вот только масштабность этой семейной подробности герой нашего рассказа смог оценить много позднее, уже став взрослым. В детской же голове незнакомое имя Кант перепуталось с обывательским названием безмена, который на Кубани называли кантором.
– Меня часто просили принести кантор: то мёд взвешивали, то ещё что по хозяйству, и я никак не мог взять в толк, что же такого необычного в том, что мой прапрадед, так же, как и я, видел безмен. А, оказывается, Кант и кантор – «немного» разные понятия.
По линии отца Отрошко – из запорожских казаков. Дед Михаил Леонтьевич служил в личной охране императора Николая II вплоть до 1914 года. Отец Павел Михайлович воевал в турецкой кампании под началом генерала Сорокина, в бою под Сорокомышем чуть руку не потерял. В те годы опасно было даже признаваться в том, что ты – казак, не говоря уже о службе в личной охране царя.
– Одного из моих братьев, отданных на площадку (так в станице назывались «прообразы» детских садов) «политически грамотные» воспитатели голодом заморили – дескать, что мальца жалеть, у кого дед был царским прихвостнем, – рассказывает Олег Павлович.
По этой причине все возможные документы семья уничтожила – от греха подальше. Однако кое-какие бумаги и снимки (найди их скорые на расправу чекисты – не миновать расстрела!) отец чудом сберёг. Секретные бумаги хранил в кованом сундуке, спрятав их под безобидными носильными вещами. Сундук запирал на ключ. Однажды подсмотрев, куда отец прячет ключ, Олег залез в сундук. Самое обидное, что ничего интересного для себя в тайнике он не обнаружил. Бумаги же, опасаясь, что взрослые застанут его на месте преступления, второпях положил не на своё место, что было тотчас обнаружено отцом.– Естественно, как только всё тайное стало явным, я был призван к ответу. «Ты зачем в сундук лазил?» – спрашивает меня отец. «Да не лазил я», – начал я отпираться. Но отец ка-а-ак даст мне затрещину, я так и сел. Рука тяжеленная была! Я, говорит, не спрашиваю, лазил или нет. Спрашиваю зачем? Так, одним ударом, из меня раз и навсегда выбили опасное любопыт¬ство, – вспоминает Олег Павлович. – В семье было так заведено: надо – спроси, но не своевольничай.
– А вообще семья была строгого нрава? Казаки этим славятся…
– Пожалуй, у нас была нетипичная в этом плане семья. Нравы царили вполне демократичные, над родителями даже позволялось подшучивать. Хотя при этом отца с матерью и старших братьев-сестёр младшие называли только на «вы». И отец нас называл только полным именем, никаких уменьшительно-ласкательных, никакого сюсюканья не было заведено. Врать было нельзя – вот и все строгости.
Во время войны в станице Калниболотской стояли немцы. Олег Павлович, хоть и было ему в 1943-м всего четыре года, хорошо запомнил немецкую оккупацию.
– К людской смерти у нас, у детей, отношение было самое обыденное. Шла война, постоянно кого-то хоронили, отпевали, и мы, играя в прятки или догонялки, не считали кощунственным бегать вокруг гроба или прятаться под ним. А вот как убили нашу собаку, кавказскую овчарку по кличке Матрос, помню, как будто это было вчера. И горе своё, и как рыдал – помню…
Как-то раз к нам в подвал, где семья хранила мёд, пришёл немец. Взрослых дома не было, и Матрос, охраняя хозяйство, рвался с цепи, до хрипа захлёбываясь лаем. Фашист достал пистолет и выстрелил в Матроса – всё мимоходом, не задумываясь. Нас с сестрёнкой обрызгала кровь собаки, так близко мы стояли. А он, даже не обернувшись, спустился в подвал за мёдом. Вот тогда мы жутко разозлились на немцев.
К живописи Олег Отрошко пристрастился в десятом классе благодаря учителю рисования Владимиру Ивановичу. Педагог он был чуткий и рисовальщик отменный, он-то первым и отметил поразительно талантливые работы своего ученика Отрошко. Но на тот момент дальше отличной отметки дело не пошло. А всерьёз о живописи как возможной в будущем профессии Олег Павлович задумался в армии. Помог случай.
– Как-то мой сослуживец «отличился», залив кабину самолёта керосином. Я нарисовал на него карикатуру – получилось очень похоже. Меня заметили, стали то и дело использовать «по рисовальному делу». Тогда же мне попалась в руки книга Ирвина Стоуна «Жажда жизни» про Ван Гога. Она-то и перевернула всю мою жизнь: прочтя её, я понял, что ничем иным, кроме живописи, заниматься в своей жизни не хочу.…Мечта Олега Отрошко сбылась. Окончил художественно-графический факультет Смоленского пединститута, стал замечательным художником. Первые линогравюры создал в Череповце, где работал восемь лет. Последние четыре десятилетия Олег Павлович живет и работает в Ярославле. Многие годы его сопровождали на этюды два верных друга – охотничьи собаки редких кровей Бей и Рай (последний получил своё имя в честь полюбившейся Олегу Павловичу деревеньки Раи, затерявшейся в даниловских лесах). Псы охотно справлялись и с ролью натурщиков, и, если быть внимательным, на многих полотнах юбилейной экспозиции художника Олега Отрошко можно увидеть их жизнелюбивые собачьи морды. Да деревенька Раи - столь же непременный атрибут холстов Отрошко.
В юбилейной выставке Олега Отрошко принимают участие его ученики - Владимир Багдасарьян, Анатолий Клименко, Вера Кукушкинай, Олеся Майдибор, Владимир Середа, Александр и Анатолий Отрошко и дочери мастера – Оксана и Орина, все очень близкие и родные (если не по крови, то по духу) юбиляру люди.
Фотографии Ирины Пичугиной.