Реалити-Зорро

В Ярославле гастролирует знаменитая цирковая программа джигитов Нугзаровых. Со своими номерами артисты объездили весь белый свет
– Старинный чемодан мой дядя в свое время купил у Юрия Никулина, – Тамерлан Нугзаров-младший раскрывает тумбообразную ручную кладь, расцвеченную яркими наклейками. – А Юрий Владимирович в свое время уверял, что приобрел реликвию в Париже, на блошином рынке.
Она прельстила Никулина не только своими внушительными габаритами, позволяющими помимо сценических костюмов упаковать целый воз разного барахла, столь необходимого циркачу – вечному страннику. Главное, повидавший множество носильщиков экземпляр как две капли воды похож на чемодан Чарли Чаплина, с которым тот отправился на курорт в своем, пожалуй, самом смешном фильме «Исцеление». Тем вещь и дорога: ведь цирк и смех неразделимы.
– Тамерлан, как вам удается скакать на лошади так виртуозно?
– Мои родители – наездники, и я, можно сказать, родился в опилках цирковой конюшни. В первый раз отец посадил меня на лошадь, когда мне было шесть месяцев. О Большом Московском цирке писал очерк журналист популярнейшего журнала «Огонек». И ему пришла в голову идея украсить материал фотоснимком карапуза, восседающего верхом. Получилось действительно забавно: в кадре огромная голова коня и я – маленький-премаленький. Лошади с самого раннего детства притягивали меня как магнит. Сколько себя помню, вился вокруг них, кормил, купал, чистил, а случалось, и получал копытом.
– Наверное, с самого начала было решено, что вы продолжите семейное дело?
– Я цирковой артист в пятом поколении. Прадед моей мамы, Светланы Федоровны Авдеевой, работая в частном германском цирке, объездил всю Европу, а накануне Первой мировой войны приехал на гастроли в Россию. Здесь его дочь влюбилась в русского циркового артиста и осталась с ним навсегда. Ее муж был видный мужчина, собой красавец, силач. Про таких говорят: гора мускулов. В цирке он работал борцом.
Семейную традицию продолжили бабушка, а затем и мама. Она уже в восемь лет выступала с собственным цирковым номером в жанре «каучук». Демонстрируя чудеса гибкости, заслужила прозвище «девочка без костей». Потом они с сестрой сделали номер на перше. А когда она вышла замуж за отца, он решил: хватит на голове стоять! И сделал ее наездницей. В то время он был уже знаменит как постановщик конного шоу «Горская легенда о любви».
– Это тот самый спектакль, сюжет которого напоминает «Ромео и Джульетту»?
– Да, суть в том, что парень и девушка из противоборствующих семейных кланов полюбили друг друга. Им не дают встречаться, но чувство сильнее запретов. В конце концов брат красавицы вызывает ее возлюбленного на смертный бой. Примчавшаяся на белом коне мать горской Джульетты срывает с головы и бросает между ними платок – по древним традициям этот жест прекращает «войну».
Мама рассказывала, что, когда они в эпоху «холодной войны» приехали в США, тогдашний госсекретарь Александр Хейг побывал на представлении. Потом он в интервью, опубликованном в «Нью-Йорк таймс», заявил: мол, пора бы женщине на белом коне подлететь к столу переговоров, которые начали советские и американские дипломаты, и между ними бросить платок мира. Родители чрезвычайно гордились такой оценкой их искусства на самом высоком политическом уровне.
– Когда вы начали самостоятельно выступать?
– В 11 лет у меня был свой конный номер. В то время родители отправились в длительные панамериканские гастроли, и я начал тренироваться на настоящей ковбойской лошади. Премьера с большим успехом прошла в Торонто. А потом я с этим номером отправился в итальянскую Верону на фестиваль «Молодые звезды цирка». Помню, в зале сидели джентльмены во фраках и дамы в вечерних платьях. Среди них я, маленький мальчик в черкеске и папахе, смотрелся очень экзотично.
Я продемонстрировал высшую школу верховой езды, а потом пересел на джигитовочную лошадь и показал несколько трюков. Получил Гран-при, приз Большого Американского цирка и приз зрительских симпатий. Потом мы с отцом в той же Вероне завоевали платиновую звезду на взрослом фестивале. Ее нам вручила великолепная кинодива Джина Лоллобриджида.
– А каких лошадей вы задействуете?
– На конезаводах берем, как правило, двух-трехлеток, которые еще не ходили под седлом. Жеребцов не кастрируем – не хотим, чтобы они стали вялыми, покорными. Пусть прыгают, брыкаются, балуются, вылетают на арену – раздутые ноздри, хвост трубой, но при этом работают добросовестно. Кураж, драйв у лошади – это действительно впечатляет. На телесные наказания лошадей наложено строжайшее табу. Конюхов, которые замечены в этом, немедленно увольняем.
– Не находите ли вы, что в последние десятилетия цирк все больше сближается с театром?
– После шумного успеха «Горской легенды о любви» мы выпустили еще несколько цирковых спектаклей. А в прошлом году решили поставить легенду о калифорнийском Робин Гуде – Зорро. Я играю роль этого бунтаря, образ которого в свое время на экране воплотили знаменитые Ален Делон и Антонио Бандерас. Скачки, поединки на шпагах – у нас все вживую. С нами занимался мастер фехтования из школы-студии МХАТ. За время обучения я шпаг сломал штук двадцать. И спортивных, и специальных «киношных» – некоторые до этого в нескольких фильмах использовались в качестве реквизита. Сейчас мы заказали клинки из специального металла – сверхпрочного и при ударах высекающего искры.
– Ломать шпаги лучше, чем ломать копья – то есть спорить, препираться, враждовать. Но ведь фехтование нельзя назвать цирковым жанром?
– Сейчас немало цирковых программ, сделавших ставку на спецэффекты, красивых девушек из подтанцовки, разодетых в пух и прах солистов непонятной ориентации. Мы же стоим за истинную, изначальную природу цирка. На аренах в Древнем Риме происходили сражения гладиаторов и скачки на лошадях. По-моему, современный цирк движется в этом направлении. Он превращается в реалити-шоу, где зритель может ощутить запах дыма, увидеть файер-шоу, трюки на пределе возможного, настоящие поединки. Вон посмотрите: после репетиций «Зорро» у меня все руки в шрамах.
– А страховку вы используете.
– На выступлениях – никогда. Я согласен с родителями, которые всегда подчеркивают: трюка со страховкой не бывает.
– В вашем спектакле скачущий на лошади джигит прыгает в кольцо, утыканное кинжалами. Это очень опасно?
– Трюк действительно опасный, хотя и не самый сложный. Вольтижировка с прыжковыми элементами, вертушками, пируэтами требует более виртуозной подготовки. А ведь у нас в спектакле заняты танцоры, гимнасты и даже балерины.
– Что вам в современном цирке не нравится?
– Сейчас артисты берутся за все подряд – и жонглируют, и обезьянок дрессируют, и на лошади скачут, да еще и шоу ведут. Фигаро здесь, Фигаро там. А суть профессии размывается.
Я задумываюсь о будущем своих детей. Хочу предоставить своему сыну Тимуру больше свободы выбора. Пусть сначала получит достойное образование, а там уже сам решает, кем быть. Хотя… В свои неполные два года он уже в седле. Пони не признает – катается только на большой лошади. Рановато ему в джигиты, а с коня не снимешь! Да еще и шпагой размахивает – Зорро в миниатюре.
"Ярославский регион"
Поделиться
Комментировать