Дело и смерть Германа Гузанова
Боль за то, что растеряла страна, заставляет вновь обернуться назад.
Исходя из политики ликвидации кулачества как класса... ЦК ВКП(б) постановляет.
В качестве мероприятий для ближайшего периода провести следующее:
предложить ОГПУ репрессивные меры в отношении первой и второй категорий кулаков, провести в течение 4-х месяцев (февраль – май), исходя из приблизительного расчёта – направить в концлагеря 60000 и подвергнуть выселению в отдалённые районы 150000 кулаков.
Утверждено Политбюро ЦК ВКП(б) 30.01.30 г.
 Коллективизация налетела стихийно. Налетела и распределила селян на группы, «категории», вбила клинья между друзьями и соседями, которые хоть и жили по-разному, но по-крестьянски тесно, вместе, и лихо терпя, и празднуя. Мужики собирались на разговоры про колхозы, судили и рядили, примеривали и так и сяк – совета спрашивали у самых дельных да толковых. На миру высказывались мысли разные и не всегда согласные с декларациями сверху. И несогласным быстрёхонько клеили «категорию» из правительственного постановления: «...первая категория – контрреволюционный кулацкий актив (ликвидировать путём зак­лючения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контррев. выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии).
– вторую категорию должны составить остальные элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков (подлежат высылке в отдалённые места СССР),
– в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки (подлежат расселению на новых, отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках)».
Меры выживания, выдавливания из деревни были самые изощрённые. Читаешь документы и чувствуешь, с каким ехидством преподносили кулаку так называемое «твёрдое задание», после выполнения которого, мол, всё простим, и добросовестный хозяин, не решаясь вступить в единоборство с сильными, выполнял, а выполнив, получал следующее.
Одного из братьев Гузановых — Евгения – «твёрдые задания» раздавили гораздо раньше, чем Германа. Старший, закалённый в германскую, ещё боролся, держался, искал справедливости, и иногда ему это удавалось. Как-то привёз из Рыбинска бумагу с указанием на неправильные действия сельсовета. Для примера, в последний год Герман Дмитриевич получил задание, кроме поставок мяса, молока, зерна, засеять 1 га льна и 0,75 га овощей. А своё хозяйство, сад, двор, пчельник? Своя семья, которая тоже хочет есть? Словом, даже такой оборотистый мужик Гузанов не осилил «твёрдого» – сумел засеять льном только полгектара. За что и схлопотал от властей «первую категорию».
На ход «Дела №... по обвинению Гузанова Германа Дмитриевича по ст. 61 УК в нарсуд 3-го участка для судопроизводства» повлияли и некоторые из завистников-земляков:
«В Никольскую производственную колхозную ячейку ВКП(б) при колхозе «Красный Пахарь» от гр-на Честнова Ф. И., дер. Дунилово, следующего содержания.
(1) до военного времени, т. е. до 1915 года, его хоз-во было зажиточное. Занималось крестьянством и пчеловодством. (В документах подчеркнуто. – Д. З.)
(2) в период революционного времени (с 1916 года по 1922 год) его хоз-во имело известный запас хлеба. И, пользуясь голодом, Гузанов приобретал на хлеб всё, что мог.
(3) с 1920 г. Гузанов обладал уже солидным массивом земли (около 31 надела) и эксплуатировал чужой труд за минимальное кол-во продукции. Т. к. в то время был страшный голод, то население шло на работу к нему.
(4) Гузанов убедил всех, что он матёрый кулак и что нарушает все мероприятия, проводимые советской властью.
(5) площадь посева сократил до минимума, разбазарил весь скот, а также и весь их инвентарь. Одним словом, самораскулачивался, а это доказывает сам факт, что Гузанов действительно кулак.
Потому прошу немедленно принять соответствующие меры к ликвидации кулака как класса.
Ф. И. Честнов».
Трудно сейчас представить, как составлялись такие бумаги, но в архиве их великое множество. Что бы ни делал Герман Гузанов, его обвиняли то в одном, то в другом. Пытаясь спастись от нависшего над головой молота, старался выполнить все «твёрдые задания» и спасти своё разваливающееся хозяйство. Не хватало сил, времени, денег. И попробуй что-нибудь продай из недвижимости или с такой радостью или с таким трудом приобретённую когда-то технику! Сразу же на начальственный стол в совете ложилась подобная вышеприведённой бумага с обвинением в самораскулачивании.
Дело Гузанова пухло от таких доносов и информаций. Вот что пишет некий Власов, дополняя и усугубляя: «Живя в сельской местности с 1922 года, я, Власов Иван Васильевич, знаю Гузанова Г. Д. как зажиточного крестьянина, прибегающего к наёмному труду в большом количестве. Нанимая поденщиков до 40 человек в хозяйстве с политикой НЭПа и прошедшей разрухи 1922 года, развился за счёт спекуляции хлебом».
А он метался между семьёй, властями, хозяйством, пытаясь сохранить честь, престиж своего дела, добро, наработанное собственным горбом. И не спасся. 28 июня 1931 года комиссия по раскулачиванию сделала опись имущества Германа Гузанова, после решали вопрос о семье и «постановили кулака Гузанова предать суду как обложенного твёрдым заданием, как эксплуататора бедняцкого населения».
Действия Никольского сельсовета Герман Гузанов счёл незаконными и необоснованными. Поздно вечером он пошёл к защитнику Локалову, но тот в неурочный час не стал его слушать. Не успел Герман вернуться от Локалова домой, как его арестовали. А через час, в полночь, состоялся суд. Все оправдательные документы, которые могли бы оказаться полезными на суде, были изъяты при обыске: квитанция об уплате налогов, о предоставленных скидках, переписка по хозяйству.
На допросе Гузанов сознался только в невыполнении «твёрдого задания» по посеву льна. В эксплуатации наёмного труда и спекуляции виновным себя не признал. То же подтвердил и на суде. Судьёй Гузанову был предложен адвокат, но тот отказался защищать обвиняемого.
Наверное, законодательство ни одной цивилизованной страны не имеет аналогов подобного приговора, основанного на чём угодно, только не на законе:
«... Народный суд 3-го участка...
Приговорил подсудимого Гузанова Германа Дмитриевича подвергнуть с применением постановления ВЦИКа от 2.02.1930 г. к мере социальной защиты, к ссылке на 5 лет, лишением избирательных прав на 5 лет и конфискацией всего имущества».
В августе 31-го Герман подаёт кассационную жалобу, где пишет: «...дело недостаточно расследовано, и обвинение против меня недостаточно доказано». Естественно, результатов никаких. Народный суд Ивановской промышленной области ответил: «...Приговор нарсуда вынесен по существу правильно и поводов к отмене не содержит».
Семья Гузанова скрылась, так как ей была обещана отправка на перевоспитание.
По отбытии ссылки в Вологодской области и на архангельском лесоповале Гузанов обосновался в Большом Селе. Казалось бы, всё позади, да хозяйства, что было прежде, нет, и силы уже не те.
Но и в ярославскую глубинку докатилось решение Политбюро ЦК от 2.07.37 г., пункт 94 которого – «об антисоветских элементах» за подписью самого Иосифа Виссарионовича. «Девятый вал» сталинских репрессий с головой накрыл и Гузанова.
Снова допросы, доносы – и Дело. Теперь он уже не просто кулак, он участник контрреволюционной деятельности, член группировки.
На следующий день после ареста, 18 августа 1937 года, Гузанов Герман Дмитриевич вместе с другими восемью невинно осуждёнными был расстрелян.
Денис ЗУЕВ.
 P.S. Документы 1930 года взяты из личного архива Гузанова; за 1937 год документы предоставлены архивом ФСБ, в том числе и выписка из протокола № 3 тройки НКВД со страшным словом «расстрелять».
«Золотое кольцо», 7 сентября 1996 г
А книгу сжечь
На собрание общества «Мемориал» пришли пожилые люди, прошедшие войну и репрессии, чтобы встретиться и мирно поговорить о своих проблемах. Но делового разговора не получилось. Поводом для скандала послужили строки стихотворения Валерия Голикова «Защити обнищавший народ», помещённого во втором томе книги «Не предать забвению», вышедшей в Верхне-Волжском книжном издательстве:
«Мечет молнии в прошлые грозы
Опоённый свободой босяк.
И последнее платье твоё
Промотают в валютном угаре
Перестройки похмельной бояре,
Говорилы, шпана, мотовьё...»
Руководители «Мемориала» считают, что это поклёп на нынешнюю демократию. Манипулируя доверием людей, они довели собравшихся до состояния толпы. Призывали подписать письмо, адресованное губернатору области, в котором выражалось требование исключить из редколлегии В. Голикова. И поразительно, что многие подписывались, не читая книги. Как это было похоже на времена Сахарова и Солженицына, которым также приходилось переживать тяжёлые минуты за отличное от всех мнение.
Ясно одно: старым коммунистическим сознанием этих людей умело сманипулировали. Слышны были и призывы вырвать страницу со стихотворением из книги и даже саму книгу сжечь. Если такое произойдёт, «Мемориал» откроет забытую страницу истории – произведения неугодных авторов уничтожить! Постыдное явление открылось в ярославском «Мемориале».
Зина АРТЕМЬЕВА. «Юность», 12 ноября 1994 г.
Северный край