Леонид Федоров: «Я не встречал людей настолько расслабленных и свободных»

Лидер группы «АукцЫон» Леонид Федоров рассказал «Дискурсу» об «архаистах» Анри Волохонском и Алексее Хвостенко – фигурах, произведения которых занимают важное место в его жизни и музыке.

– Месяц назад (19 марта) поэту, переводчику Анри Волохонскому, с которым вас связывают дружеские отношения, исполнилось 80 лет. В 2012 году Анри Гиршевичу была присуждена Премия Андрея Белого «за выдающийся вклад в развитие русской литературы». Как вы познакомились? Каково ваше видение фигуры Волохонского в контексте отечественной культуры?

– Мне кажется, что он, по меньшей мере – гигант. Мне сложно сказать точнее, потому что он мой друг, и я с ним дружу уже лет двадцать, а может, и больше. Познакомил нас Хвост (Алексей Хвостенко. - Я.В.), и я даже не помню в каком году, мне кажется, в 1990, или 1991, с его подачи заехали к Анри в гости, тогда мы часто ездили в Германию, приехали к нему, он в Мюнхене тогда жил, с тех пор дружим. Понимаете, мне сложно говорить о его месте в литературе, культуре. На протяжении этих двадцати лет мы делали с Волковым то, что делали, у нас много идей, и у меня есть другие работы, которые я делаю с Анри. Для меня он является не то что важным, а, наверное, одним из самых важных людей.


Леонид Федоров и Алексей Хвостенко. 
Фото: Константин Хошан


– В 2012 году издательство «Новое литературное обозрение» выпустило собрание сочинений Волохонского в трех томах, и это, в целом, оказалось каким-то «внутренним» делом – для своих, для узкого круга специалистов.

– Да, это так. С одной стороны, Анри автор хита «Под небом голубым», но, мало кто знает, что он, собственно, автор этой песни. Помимо всего прочего, они с Хвостом создали важный культурный пласт, у нас же все любят такие, скажем так, концептуальные, или идеологические вещи, а они абсолютно, мне кажется, оказались оторваны. Может, недаром они и уехали: Хвост вообще был «человеком Мира» – не принадлежал ничему, был абсолютно свободным, Анри уехал более осмысленно, не хотел здесь жить, даже не то что жить, он не хотел жить с этими людьми и поэтому не хотел ни в той, ни в другой идеологии существовать. Они уехали давно и, поэтому, мне кажется, Гребенщиков – один из немногих, кто их знал, в том числе и я. С ними мы познакомились опосредованно через Сережу Курехина: он сказал моему приятелю, а приятель, когда мы поехали во Францию, рассказал про Хвоста. Собственно, мне это имя ничего не говорило, не слышал и не читал тем более. Сейчас уже можно говорить о том, что это классики – что один, что второй. Но насколько они имеют какое-то влияние, мне сложно судить: я не занимаюсь литературой. Может, на молодежь какую-то, но это поколение дальше, – вам виднее, на самом деле.

– В многотомной антологии «У голубой лагуны», составленной Константином Кузьминским и посвященной неофициальной литературе Москвы и Ленинграда, Анри Волохонский и Алексей Хвостенко представлены как группа «Архаисты». Вполне вероятно, что традиции, которые были присущи им – эти разнообразные средневековые, барочные жанры, для вас оказываются не менее значимыми. Неслучайно новый альбом может иметь неожиданные связи с текстами Алексея Хвостенко в альбоме «Романсы», написанном на произведения того же Александра Введенского?

– Мне сложно по этому поводу что-то сказать – наверное, потому что это делают одни и те же люди. Как, почему мы работали и с Анри, и с Хвостом – хотя работой это сложно назвать? Я, честно говоря, с тех пор не встречал людей, настолько расслабленных и свободных, – свободных в том числе от всякого рода условностей, но, при этом  – не разнузданных, вот что удивительно. Я знал людей, свободных от условностей – панков каких-то, они были брутальными, жесткими, а Анри с Хвостом очень умные, образованные люди и это не школьное образование. Волохонский вообще энциклопедист, ему нравится изучать тексты, с ним очень интересно разговаривать о вещах, касающихся абсолютно любых текстов любой эпохи. У него очень трезвый, точный ум, он говорит в каких-то случаях интуитивно, но есть много вещей, которые он конкретно знает, потому что их изучал и изучает. Он рационален, разрушает мифы, которые складываются у людей. Один из показательных моментов: Анри говорит, что Пушкин не мог написать строчку «Три девицы под окном пряли поздно вечерком», потому что, на самом деле, «под окном» нельзя было прясть: «у окна» можно прясть, а Пушкин был очень точный человек и он так не написал бы. Наверняка было «срали», конечно, или «беседовали», поэтому Анри говорит, что такое глупое слово «пряли» – это не пушкинское, а явно исправленное. Много таких вещей, с ним интересно такие места разбирать, причем не только в русских текстах.



– Это было удивительно, их союз «А.Х.В.», насколько они друг друга понимали.

– Удивительно, потому что они еще и очень разные. Я сначала подружился с Хвостом, мы были очень близки, ко мне он относился не очень, да и мне он казался таким книжником, – потом это изменилось с годами. Они настолько разные, даже по темпераменту. Волохонский, например, очень закрытый человек – вне каких-то стеснений, просто никогда не любил быть на публике, при этом он не отказывается от интервью, может спокойно говорить на любые темы. Хвостенко был, наоборот, публичный. В области знаний он, конечно, проигрывал Волохонскому, но при этом был креативным, такой пассионарий: все было интересно, очень любил музыку, в отличие от Анри, который к музыке относился спокойно, Хвост интересовался кино и еще много чем, Анри, в большей степени – литературой. Волохонский считает Хвоста абсолютным гением, и я рад, потому что Хвост был моим другом.

– Если посмотреть на вашу работу, особенно на данный момент, то складывается впечатление, что вам ближе работать с текстами Волохонского, чем Хвостенко. 

– Мне просто интересно и чем дальше, тем интереснее: столько всего необычного. На таком уровне, на котором  он переводит и пишет, я не думаю, что кто-то работает. Сейчас вышла книга богослужебных текстов – это довольно сильный удар и был резонанс. Часть текстов написана давно и это точные переводы на русский язык, в них особое звучание и за границей, в Париже, по-моему, уже служат по этим переводам. Мне кажется, что Анри с таким же успехом переводит, например, Каббалу. Он всегда относится к тому или иному документу как к тексту, самое главное, что он выводит его на очень высокий уровень, классический пример – это «Леди Дай».

Для Анри любой текст важен, любая никчемность всегда возводится в ранг очень важного, в этом и заключается необычность. Это интересно, потому что у тебя сразу появляется гигантский диапазон, который …

– Больше, чем медиатор.

– Конечно. Нет, таких людей у нас да и нет совсем, – работающих в таком диапазоне, именно литературном. Все, понимаешь, люди искусства, они любят себя. А здесь этого вообще нет, плюс то, что делает Волохонский, он делает, опираясь на конкретное знание, не так, что взбрело в голову «псалмы поперевожу». Его перевод псалмов – это самый точный перевод на русский язык с иврита, не переработанный, я читал. Что мне в нем очень нравится, так это то, что у него всегда присутствует самоирония, но при этом есть и достоинство – это не мешает ему как человеку относиться к себе с достоинством. И к остальным так же.
Автор
Ян Выговский
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе