– Андрей, о чем были вопросы, которые ты задавал президенту?
– Я сказал ему, что конкурентоспособность страны складывается, в первую очередь, из того, как воспринимают нашу культуру за рубежом. Путин возразил, что я в корне не прав: если смотреть на то, как нас воспринимают, то нас попросту раздавят. Мне показалось, что мы с ним говорили немножко о разных вещах. Он говорил о политической составляющей. Если мы будем обращать внимание на то, как смотримся, то нас действительно могут раздавить. А я говорил о культурном престиже. Сейчас за границей упал интерес к русской литературе. Мало издают русскую классику, которая ранее тиражировалась в больших объемах. Для увеличения популярности нужно привлекать больше хороших переводчиков, чтобы они как можно больше переводили русских книг. Для этого необходимо выделить государственное финансирование. То есть, я говорил о престиже нашей культуры, а Путин о внешнеполитических факторах, о том, как мы должны себя ставить и о национальной идее.
– Президент не считает культуру частью нашей национальной идеи?
– Нет, он как раз считает ее таковой. Владимир Владимирович хочет выстроить национальную идею директивно, сверху. И сейчас я не знаю, какой он себе ее представляет, но он считает культуру частью внешней политики. Мне показалось, что президент пытается возродить советские традиции директивного отношения к культуре. То есть он спрашивал, как поддержать литературу и какой госзаказ могут выполнить писатели. По-моему, это чистая нелепость. Мы подобное уже проходили.
– Может быть, Путин говорил не о содержании, а о форме – как государство может поддержать литературные объединения, книгоиздание, библиотечную деятельность?
– Мне тоже так показалось. Для него важными пунктами были именно поддержка библиотек и каких-нибудь региональных литобъединений, не «союзписательских», а объединений молодых литераторов.
– А судьи кто? Кому будет дано право принимать или не принимать того или иного писателя в подобные союзы? И какие из этих союзов «кормить», а какие «не кормить»?
– Путин загорелся идеей соз-дания в каждом регионе клубов «Дебют», предложенной одним из участников встречи. Лауреаты премии «Дебют» есть почти в каждом регионе, они и должны организовывать такие объединения. Этим можно достичь сокращения отставания провинции от столиц, чтобы в провинцию доходили книги и новости русской и мировой литературы.
– Как тебе показалось, Владимир Владимирович владеет литературной ситуацией?
– Я думаю, что чуть-чуть владеет. Классику, по крайней мере, он читал, а вот насчет современной литературы – не уверен. Когда мы дарили ему свои книги и журналы, мне показалось, что он очень удивился существованию журнала «Октябрь». Мне показалось, что он достаточно далек от всех этих вещей. Для него все едино: и реформа армии, и реформа литературы. То есть все это можно сделать на государственном уровне, по приказу сверху.
– Каким он вам показался собеседником? Чувствовали вы какое-нибудь давление?
– Совсем нет. Президент предельно корректен, говорит очень тихо. Даже удивительно тихо – микрофоны были поставлены не зря. Отвечает по существу.
– Не штампами?
– Процентов на пятьдесят, но этого не избежать. Мне показалось, что у него слишком многое было заготовлено, поэтому многие фразы казались заученными. Тем более что список тем и круг вопросов были ограничены. Нам даже раздавали перед встречей эти списки. В начале разговора мне показалось, что и та, и другая сторона не совсем ясно представляют о чем беседовать.
– Удовлетворен ли ты был встречей?
– Нет, не очень. Я не спросил о том, о чем хотел. Создавалось впечатление, что писательская сторона еще хотела продолжить общение, а президент уже немного устал.
– Но он остался удовлетворен?
– Мне показалось, что тоже не совсем. Но он, несомненно, что-то вынес из нашего разговора. Тем более, что Анастасию Чеховскую, автора идеи о клубах «Дебют», он оставил у себя для небольшого разговора.
– Как ты думаешь, будут ли из этой встречи какие-то выводы, предпримет ли правительство какие-то шаги навстречу молодой литературе?
– Мне показалось, что это, скорее, дежурная встреча. Тем более я не представляю, как можно помочь литературе на государственном уровне – это совсем другая сфера.
– Но ведь, наверно, можно помочь с точки зрения формы, накормить поэта…
– Если поэта начнет кормить государство, то получится в лучшем случае классицизм, в худшем – Демьян Бедный.
– Ну хотя бы Государственная премия, только не сверху, а снизу…
– В России это работать не будет.
– Но ведь Нобелевская работает?! Гонкуровская работает?! Просто дать денег и не вмешиваться в процесс…
– У нас настолько печальный опыт взаимодействия культуры и государства, что любая подкормка выглядит как низкопоклонство.
– Как прикормка…
– Да, именно как прикормка. То есть то, что возможно во Франции или Швеции, в России выглядит некрасиво. И это долго не изменится. И те, кто идет на какой-то контакт с властью, на какой-то диалог с ней, делают напрасные попытки.
Для меня эта встреча носила метафизический характер – взглянуть в глаза власти. Посмотреть, возможен ли диалог вообще. Мне кажется, что в XX веке произошел настоящий разрыв между искусством и реальной жизнью. Здесь противоречия принципиальные: никто никого не может простить, да и прощать не надо. Здесь невозможно прощение. Здесь трещина, которую не замазать. Сейчас происходят попытки вернуть какое-то единство, но они не состоятельны.