Пелевин и утраченные аллюзии

Первая часть «Смотрителя» вызвала бурю читательского негодования, потому что единственный обозреватель нравов фейсбука ни с того ни с сего перестал шутить про оппозицию и кремлевских вурдалаков, но при этом не создал ни новую Пеструю Корову, символ «нефтекачки», ни какой-либо еще универсальный знак современности.


Вместо этого

Пелевин с занудным упорством конструировал очередную иллюзорную реальность, которая наросла поверх «Ветхой Земли» усилием воли императора Павла I и кучки мистиков, – прекрасный Идиллиум. Главный герой Алекс готовился стать Смотрителем этого мира и мучился сомнениями, действительно ли он потомок тыняновского поручика Киже, как уверяют его наставники, или всего лишь галлюцинирующий призрак Павла. Детализация, с которой Пелевин разрабатывал эти мотивы, по-настоящему утомляла.


В конце концов, одни обвинили автора в том, что, не сумев осмыслить Сирию и Крым, он отстал от парохода современности и скатился в грубую пародию на самого себя. Другие усмотрели в новой книге уступку коммерческим аппетитам издателей, размазавших один роман на два тома. И то и другое отчасти справедливо, с учетом того, что всеобщее ожидание и следующее за ним разочарование уже стали частью продукта под названием «новый роман Пелевина».

Однако в этот раз перед нами не просто «новый роман Пелевина», а добросовестная деконструкция.

Если первая часть «Смотрителя» была историей становления, то для второй он выбрал мотив прощания с иллюзиями, а заодно и с идеальным миром, который под грузом сомнений Алекса натурально начинает рассыпаться.

Небо над Идиллиумом истрепалось и вот-вот обрушится. Подружка главного героя оказалась голограммой, отражающейся только в глазах смотрящего на нее Алекса, а духовный наставник – подосланным медиумом-убийцей. Да еще и внутри смартфонов, которые в Идиллиуме прозвали «умофонами», нашлась таинственная бумажка с текстом неизвестной молитвы на латыни – как тут со всем разобраться!

Начавшийся как мрачная сказка роман приобретает черты экзистенциального триллера. Древнее зло в образе Великого Фехтовальщика, уложившего уже пару дюжин Смотрителей, норовит убить Алекса. Однако довольно скоро он оказывается обезврежен и удален из текста, как отслужившая свое сюжетная подпорка. Небо восставлено, а мир спасен, но Пелевин на этом не останавливается.

Так и не разобравшись, призрак Алекс или нет, существует Идиллиум или лишь отражается в сознании изнуренного галлюцинациями Павла, он пускается в философские отступления.

Работая на сломе культурных кодов (Далай-Лама в романе превращается в Делай-Папу, а Василий Чапаев – в Базилио ди Чапао), Пелевин начинает разбирать на составляющие собственную прозу, густо замешанную на философии для чайников. Без скидок и поблажек он упорно гонит, что жизнь есть сон, который снится умершему богу, индивидуальное сознание – это уловка, а мир – лишь тень от тени на стене пещеры, созданной в простеньком графическом редакторе на Ветхой Земле. Его герой Алекс в результате смиряется со своим – и всеобщим – иллюзорным существованием и открещивается от измучивших его онтологических вопросов. К тому же выводу приходит и сам Пелевин.

В этом смысле он давно превратился в разработанный им же типаж «так называемого свободного человека», который раз за разом разбивается о стенки собственного сознания, пытаясь их проломить. Разумеется, в этой конфигурации призраки, творящие таинственные миры, медиумы и убийцы выступают лишь сюжетными всполохами, нужными только для того, чтобы каркас романа не распадался.

Все это вполне справедливо может показаться интеллектуальной гимнастикой, слегка приправленной анекдотичными теориями, вроде «синхронного потребления» (так жителям Идиллиума видится энергия, подпитывающая Землю), или попытками объяснить принцип работы айфона призраку из XVIII века.

Но тем не менее «Смотритель» полностью отвечает общему представлению о том, что такое роман Пелевина. Во-первых, ему всегда были чужды гармоничные формы. Во-вторых, его книги – и в этом их главный парадокс – раз за разом оказываются программными произведениями, даже если выглядят при этом набором залежалых анекдотов из интернета. То же произошло и со «Смотрителем».

Поделиться