Поэзия и её новые имена. Часть 3

Инна Домрачева на обратной стороне обложки почему-то названа Ириной. Составителю и корректору трудно было подложить большую свинью автору, и в уважающей себя антологии такое просто недопустимо. Стихи Инны выдержаны в строфической силлабо-тонической манере и просто выдержанны. Жестки, энергичны, где-то даже брутальны. Предполагаемому адресату этих лирических строк не позавидуешь, ему светит «не перчатка в губы – в скулу сапог», как представляется, не столько с гендерных даже позиций, сколько с онтологических. Герой не выдерживает предлагаемую ему высоту чувства, не берёт планку, вообще не тянет. В этом, как представляется, заключён важный внутренний конфликт большинства предложенных в подборке произведений.


*  *  *


Да кем тебе было назначено —
Влюбиться нельзя умереть —
Глазами такими прозрачными
На женщин телесных смотреть?

Взгляну, и замру без движения,
Как буквица красной строки,
Не видя свое отражение,
А только излучье реки,

Где еле, и то в навигацию,
Пройдешь, не задев берега;
Мальчишку на ветке акации
С гудком из пустого стручка;

Собак в отцветающем доннике, —
Я все и не помню уже —
Как в кино- и видеохронике,
Запоротой при монтаже.

Ты знал, что уж если пора, чего
У вечности мелочь просить?
И детство свое не сворачивал,
А младшим оставил носить.

За эту ли связь поколенную,
За то ли, что сердце мое
Когда-то вмещало Вселенную,
А ты вытесняешь ее,

Нас вышлют в почтовом конверте, и
Сожмут до формата avi.
Но мне ли бояться посмертия,
Тебе ли бояться любви?

Инна Домрачева на обратной стороне обложки почему-то названа Ириной. Составителю и корректору трудно было подложить большую свинью автору, и в уважающей себя антологии такое просто недопустимо. Стихи Инны выдержаны в строфической силлабо-тонической манере и просто выдержанны. Жестки, энергичны, где-то даже брутальны. Предполагаемому адресату этих лирических строк не позавидуешь, ему светит «не перчатка в губы – в скулу сапог», как представляется, не столько с гендерных даже позиций, сколько с онтологических. Герой не выдерживает предлагаемую ему высоту чувства, не берёт планку, вообще не тянет. В этом, как представляется, заключён важный внутренний конфликт большинства предложенных в подборке произведений.

Впрочем, лирической героине и самой далеко не сладко под маской железной уральской леди. Об этом говорит и, пожалуй, самое удачное стихотворение подборки «Да кем тебе было назначено…». Инъекция мудрой нежности, предпринятая в этой вещи, оборачивается поэтической удачей. Впрочем, хватает и претензий. Кое-где автор не справляется с формой, и она мстит – то неестественным оборотом, то неточным словом, то тавтологией: «суетный правильный слог убог, // Но аккордами я не смог», «К горизонту на скорую руку, внахлёст // Притачали окраинный лес» (скорее, пришили), «карь» (вместо кареглаз), «замру без движения». Но это частности, окупаемые богатой образностью, иногда сразу же, в следующих строках. Есть момент и серьёзней. Высокий эмоциональный строй женской лирики, вообще, часто соскальзывает в истерику. Эту опасность автор, вероятно, чувствует. Во всяком случае, любопытно, что с предельно эмоциональных восклицаний стихи здесь порой начинаются, но никогда ими не заканчиваются. Имеет ли это отношение к возникновению текста или авторской интонации – вопрос сложный, но, во всяком случае, такой эмоциональный спад нетипичен и придаёт стихам то самое «лица необщее выражение». В других вещах подборки, наоборот, целиком выдержана холодноватая интонация, не оттого ли они запоминаются хуже.

Чувствуется здесь и культурный бэкграунд автора, нечастый по нынешним временам у молодой и не слишком начитанной поэтической братии. С другой стороны,  искушающая «филологичность» не выглядит здесь чрезмерной. Порой античные реалии сочетаются с ультрасовременными, как в стихотворении «Сердцу рёбра к восемнадцати малы…». Хотя лирическое начало во всех вещах превалирует, автора меньше всего хочется назвать поэтессой, материя стиха активно сопротивляется этому. «Ум с сердцем не в ладу» – не в этом ли важная причина притягательности поэзии, в целом, порождённой на стыке этих двух человеческих дефиниций? Если это так и если мера конфликта определяет качество поэзии, то стихи Инны Домрачевой достойны найти своего благодарного читателя.

* * *

И падала в пустую полынью,

и подо льдом бескровная лежала,

И снилось поле, словно я бежала

Румяно-босоногая – к ручью.

Там бился ключ, прозрачная вода

Сбегала по камням в густую траву,

И взрослые, конечно, были правы.

Я - не права. Малы мои года.

И я смотрела в пустоту небес,

В бескрайнее, бездонное, глухое,

И думалось – да что же я такое?

И что мы все? И что мы значим – без…?

И я тогда о пустяках молилась,

Чтоб не ругали, чтоб любовь – навек.

Мне верилось еще, что человек

Быть счастлив может. Экая наивность.

Произведения Наталии Елизаровой, увы, почти ничем не выделяются из моря современной дамской лирики. Так в одном стихотворении лирическую героиню «в Киото увезёт авто», из другого читатель узнаёт, что поэтесса была в Праге и что «чужих грехов // Может быть тяжек груз», в третьем богач сравнивается с Крезом. Всё это мило, лежит на поверхности и довольно пошло. Четвёртое стихотворение с красноречивым зачином «А если любовь – обман?» исследует этот судьбоносный контрапункт. Задаётся несколько риторических вопросов, в частности, с использованием образа «страстный бред», после чего всё завершается финалом «И ведь существует мир, // И ведь наблюдает Бог», вероятно, примиряющим все противоречия мироздания. В ещё одном стихотворении лирической героине хочется «слияния души и естества» и «в себе лелеять страхи и потери», а завершается оно пожеланием хранить «мой образ, исчезающий у двери». Видимо, персонаж не выходит в дверь, как обычные люди, а не без красивости покидает комнату как-то иначе.

Форма не уступает содержанию. Такие довольно сомнительные рифмы как «забытьи-дни» или «темно-трюмо» (взятые наугад из одного стихотворения) соседствуют со словосочетаниями «заглаживают пороки» или «тихо ноют» (взятые также наугад из другого). Не могу отказать себе в желании представить, как можно громко ныть или заглаживать пороки – рукой? утюгом? Редко-редко блеснёт свежий образ, например, «дождь завис над Патриаршими, // И капли с плеч на воду стряхивал» или неожиданный поворот лирического сюжета, как в стихотворении «Черта проведена, её лишь пересечь…». Человеческая личность, проступающая сквозь эти строки, вызывает симпатию, но для члена СП Москвы (как утверждается в сведениях об авторах) всё это довольно беспомощно. Между тем, по количеству стихотворений у Наталии Елизаровой третья подборка сборника. Вероятно, составители считают, что эта поэзия ценна какой-то потаённой ценностью. Остаётся лишь присоединиться к этому ощущению.

* * *

Ребёнок позабыт в шелку коляски.

Мать утонула в блеске магазина.

Елена Шварц

Мама на скамейке в парке

Читает «В ожидании Годо»

Мама – студентка филологического,

Ей трудно, но остался год,

И надо доучиться как-нибудь.

Девочка в коротком пальтишке

Ковыляет по дорожке.

Маме немного интересно,

Придет ли Годо.

Девочке очень интересно,

Куда идет ее тень.

А тень покидает парк,

Пересекает дорогу наискосок,

(девочка старается не отставать ни на шаг)

И добрая тень увлекает ее

В самый детский из всех миров.

Там девочку принимают за куклу другие дети

И начинают раздирать ее на части,

Шумно восторгаясь ее слезами,

Пока испуганная и растерянная продавщица

Не уносит ее прочь.

Она не спрашивает «Чей это ребенок?»

Она, признаться, жутко боится скандала -

У нее испытательный срок до конца недели,

Поэтому будет лучше

Просто вынести девочку

На оживленную улицу.

А мама дочитывает последние страницы,

Вздыхает, закрывает книгу

задумчиво смотрит вдаль,

Слегка разочарованная Беккетом.

А девочка, снова очарованная,

Молча стоит посреди улицы.

Теперь ей интересно смотреть,

Как растет ее тень.

Стихи Анастасии Журавлёвой, прежде всего, отличаются бурным темпераментом и подростковым максимализмом. Большинству из них тесно и в строфах, и в обрамлении пунктуацией, которой, по запоздалой моде, кое-где принципиально нет. Вообще, стихи кажутся написанными разными авторами, настолько диаметрально противоположные стили они исповедуют. То ли автор, как говорится, ищет себя, то ли просто увлекающаяся натура, по крайней мере, в отношении поэтическом. Цельности решительно не хватает этим полуслучайным вещам – и в совокупности и по отдельности. Фольклорная стилизация «матушка спозаранок пошлёт за водой…» соседствует чуть ли не с рэпом в стихотворении «Может быть, конец – это пункт приёма». Рядом с ними – восемь строк, уже в заглавии посвящённые жертвам «Невского экспресса» и написанные в неуместном здесь повелительном наклонении: «Знай наперечёт // Всех, кто умрёт». Если это совет родственникам погибших, то он более чем бестактен, а если самому сочинителю, то, пожалуй, можно было оставить его и при себе.


Достойны упоминания и авторы сразу трёх на подборку эпиграфов. Поистине гремучую смесь образуют Николай Рубцов, Голдинг, Елена Шварц и Беккет (атмосфера которого во многом определяет заключительный в подборке верлибр). Кажется, что эстетические горизонты Анастасии безграничны. Другое опасение состоит в том, что через год-другой автора ждёт какая-нибудь очередная поэтическая метаморфоза. Предсказать её результаты сложно, а потому приходится быть сдержанным. Какие-то проблески неожиданного смысла мерцают то тут, то там в этих стихах, иногда оборачиваясь и экзистенциальным ужасом, поданным через самые обыденные вещи. В этой связи наиболее многообещающие стихотворения «Маленькая девочка по имени Ариека…» и «Мама на скамейке в парке…», построенные на сочетании внятной повествовательности и метафизического порыва. Впрочем, их литературоцентричность может сыграть с автором и дурную шутку, обернувшись постоянным приёмом, вторичным по определению.


Продолжение следует

источник

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе