Дон Кихот Валуйский

На актёрской стезе Басов был сам себе Дерибасов, Контрабасов и Барабасов.
 

Артурка в «Беге». Дуремар в «Приключениях Буратино». Гангстерский босс в «Электрониках». Принц Лимон, король Джакомон и замначальника главка товарищ Круглов с консервами крабовой снатки в портфеле. В эполетах, штанах со штрипками, ночном колпаке и мятом цилиндре он учил всех жить утробным доверительным голосом фрика. Целовал ручки. Играл бровями. Пел дурацкие куплеты «А я о пиявках пою – за денежки их продаю!». Со значением гасил свет в туалете в фильме «Москва слезам не верит».

Начинал с эпизодов в своих собственных фильмах, но подлинно характерным артистом признал его Данелия в «Я шагаю по Москве». Сдавая со Шпаликовым -надцатый вариант сценария, он вконец осатанел от требований правды характеров и дословно воспроизвёл претензии худсоветов в речах натирателя полов, вообразившего себя мыслителем, арбитром и инженером душ. «Прилёг на скамейке, просыпаюсь – часов нет, пальто свистнули, драповое, – о, сюжет! – а? сюжет, да?» – резал он правду жизни, жадно затягиваясь чужой сигаретой. К чести худсовета, там почуяли, что авторы на взводе, сейчас всё бросят и уйдут, и студия останется без народного хита о молодых рабочих, один из которых писатель, другой в армию идёт, а третий поёт про грозу и вообще Михалков. Полотёра утвердили.

Глубоко советский образ низового самозванца, поучителя и резонёра (восходящий, впрочем, ещё к Чехову) прилип к Басову намертво. Даже в ролях сказочных президентов банановых республик он был всё тем же Полотёром, раздающим глубокомысленные распоряжения и поглядывающим искоса в зеркало: не перебор ли? не распознают ли пешку и не надают ли пинков? Стентон в «Опасном повороте» был оборотной стороной вечного фарса: поднявшийся со дна в барский круг плебей, безнадёжно влюблённый в лучшую из гранд-дам и между делом трахающий куколку-жену взволнованного педераста. Здесь он единственный раз не изображал, что знает всему цену, – он знал (позже таким же сыграет Мышлаевского в собственных «Днях Турбиных»).

Тут уже просится пассаж: «И мало кому было известно, что этот характерный, с узнаваемым голосом артист ещё и большой режиссёр». Не совсем так. О басовской режиссуре знали многие – но представить этого ушана долговязого, назидательнейшего из Актёр Актёрычей, в образе демиурга, к которому тщетно тянулись его цапли-герои, было решительно невозможно. Вот этот вот Паганель – артиллерийский комбат? Кавалер Красной Звезды? Муж заоблачных красоток Фатеевой и Титовой? Автор всенародно любимых «Щита и меча», «Тишины», «Дней Турбиных»? Да полноте, так не бывает.

Меж тем паяц и дуремар Владимир Павлович Басов, уроженец Валуйского района, коммунист, артиллерист и к тому же этнический финн (папа Басулайнен сократил фамилию вдвое), был последним красным режиссёром советской киношколы. По нему можно изучать её тайны, её мощь и благородный закат.

Басов, как до него Александров, а после него Гайдай, нашёл себе в пару великого композитора, почти однофамильца – Вениамина Баснера – и с каждым новым эпическим фильмом двигал в массы народный шлягер на стихи Михаила Матусовского. «С чего начинается Родина» – из басовского «Щита и меча». «На безымянной высоте» – из его же «Тишины». «Идёт рабочий класс» – из «Битвы в пути». Даже «Белой акации гроздья душистые», которые полстраны считает романсом начала века, – это Баснер и Матусовский из «Дней Турбиных».

«Битва в пути» с маршевым ходом пролетариев к проходной была последним искренним гимном классу-гегемону, смущая потомков кондовой интригой: инженер-прогрессист (Михаил Ульянов) в пику начальству ставит на реконструкцию конвейер тракторного завода. Знали бы потомки, чем на самом деле занимались тракторные в СССР! Харьковский, Челяба, Сталинградский тракторные были сплошным танкостроем, и хозяева Земли создавали здесь не богатства на свете, а ударную мощь самой грозной армии мира.

«Тишина» по Юрию Бондареву была первой картиной о больших репрессиях и повороте с прямой дороги. И опять там был Ульянов, только уже в образе гнойного стукача в полосатой пижаме – хоть и ветерана отгремевших битв.

«Щит и меч» ставился по прозе Вадима Кожевникова, о котором Довлатов писал, что «о войне он знает только то, что одного немца зовут Фриц, а другого Ганс». И из этого шлака Басов сделает народный хит с Любшиным и первой-препервой ролью последнего народного артиста СССР Олега Янковского.

А потом советская проза надоела – он перешёл на Пристли («Опасный поворот») и Булгакова («Дни Турбиных»), хроники крушения семейных сообществ. Советская эстетика умирала, и смена масти твёрдым ленинцем и убедительным постановщиком гайдаровской «Школы» говорила о том наиболее отчётливо.

Басовский вишнёвый сад уходил с торгов новому капиталу – а он, понимая всё, продолжал играть Епиходовых и шлёпать по лужам, высоко поднимая ноги. Он так давно переквалифицировался в управдомы, что трагедию создателя смыслов широкая публика как-то особо и не заметила.

Подумаешь, гроздья акации на руинах федерации.

Другое дело: «Мясокомбинат на сегодня нарядов не прислал».

Это гы, это навсегда.

Поделиться