Где ни тронь – везде огонь

К юбилею звезды театра и кино.
Ирина Муравьёва. «Москва слезам не верит»


До того как сообщить, что Москва – лотерея, а с бумагой в стране напряжёнка, Муравьёва была звёздочкой Центрального детского, кузницы молодых дарований.


Тот не жил, кто не видел её в «Молодой гвардии».

Спектакль строился как затяжной допрос ребят с экскурсами в огневое прошлое комсомольского подполья – и Муравьёва была Шевцовой. Когда краснодонская Кармен игриво устанавливала табурет, повернувшись к гражданину начальнику пятой точкой, – зал, ещё не знавший Маньку Облигацию (фильм про «Чёрную кошку» выйдет позже), буквально угорал – насколько можно угорать на столь безрадостной тематике. Оригинальная инсценировка Никиты Воронова заканчивалась не казнью и не пафосными клятвами, а тихими толками палачей. «Будь у нас такие ребята, мы б не проиграли войну», – горько цедил в зал старший. «Но мы же выигрываем!» – недоумевал адъютант. «Да? Это вам только кажется», – был ответ.

Душой, заводилой, «сердцем с перцем» «таких ребят» была выпускница Ворошиловградской разведшколы НКВД Герой Советского Союза Л.Г. Шевцова, не дожившая и до девятнадцати (Ирина Муравьёва).

С подачи театра и на экран попала – в сериал о школе рабочей молодёжи «Разные люди». В то время как раз ввели обязательную десятилетку, и перезрелых работяг интенсивно агитировало ЦТ: картина вышла дуплетом со всенародно любимой «Большой переменой». Как часто бывало тогда на телевидении, в производстве задействовали профильный театр – в главных ролях засветилась вся тогдашняя молодая гвардия ЦДТ: Сайфулин, Ованесов, Хотченков, Бордуков, Захаренков. И рыжая-конопатая прима театральной студии Ирочка Муравьёва, разом переигравшая всех, даже на заднем плане егозя, интригуя, строя глазки и всячески стягивая внимание на себя.

Дальнейшими киноролями её не больно-то баловали (запомнилась только Инесса в «Дуэнье»), и лето красное актриса проплясала на сцене Детского. А дальше пришло уже время играть неунывающих «дам с прошлым», энергично и безуспешно строящих непутёвую свою жизнь. Мать разваливающегося семейства, чей работяга-мужик ощутил зов сфер и невыносимость советской жизни, – а она думала, кралю завёл («Охота на лис»). Пробивную устроительницу мужниных дел, споткнувшуюся о совсем уж непереходимую красную линию («Мы, нижеподписавшиеся»). Сдатчицу летнего жилья с романсом «Я, беззащитна, пред вами стою / Что же вы топчете душу мою?» («Невероятное пари, или Истинное происшествие, благополучно завершившееся сто лет назад»).

И – конечно, конечно, конечно, Людмилу, да что там, Люську Свиридову из «Москва слезам не верит». Охотницу. Искусительницу. Паненку. Плохую подругу, от каких матери остерегают провинциалок. Кристальной чистоты гурченкин стиль.

Запуская кинороман, режиссёр Меньшов не очень рассчитал с композицией. Образцовый герой – слесарь Гоша появлялся на экране через час и 35 минут после начала, по прошествии двух третей картины. Вера Алентова играла скромницу и потому не отсвечивала. Так что всю первую серию, весь ностальгический трип в 50-е везла на себе одна Муравьёва. Рассекала развратной походочкой. Смущала простеца Колю клубничной маской: «Это вы меня в краску вогнали». Симулировала внимание к речам перспективных женихов. Поднимала визг при появлении сверхзвезды Харитонова. Была ходячей иллюстрацией к скороговорке «Уж замуж невтерпёж». Так что Госпремию по чину разделила с главными героями и – прицепом – с третьей подругой Раисой Рязановой.

Говорила: «Не учи меня жить, лучше помоги материально»? Распишись в правой графе.

Оценив атомную энергетику завоевательницы столиц (Муравьёва – редкая среди актрис коренная москвичка!), Татьяна Лиознова позвала её на схожую роль в «Карнавал». Нинка Соломатина, целясь в актрисы, каталась на роликах (с «Королевы бензоколонки» все абитуриентки театральных вузов катались на роликах), зубрила скороговорки и охмуряла Абдулова (все гостьи столиц охмуряли Абдулова, многие успешно). Пережив обычную в таких случаях ветхозаветную драму, записывала один из первых на нашем экране постановочных клипов «Позвони мне, позвони», повторяемый впредь на «Утренней почте» с тою же частотой, как «Старый рояль» («Мы из джаза») и «Когда воротимся мы в Портленд» («Из жизни начальника уголовного розыска»). «Я смогу, я не заплачу» – стало девизом.

Могла. Не плакала.

Одни только названия картин уже складывали мозаику активного личного поиска. «Самая обаятельная и привлекательная». «Мы странно встретились». «Когда опаздывают в загс». Играла душечек и повзрослевших опечаленных душечек. С годами могла перейти на роли партработниц и школьных директрис, в кадрах таких любили, – но с её годами строй кончился, а с ним и партработницы, и директрисы перешли в разряд «ералашного» примитива.

Все её героини хотели схватить жар-птицу счастья за хвост.

Все приходили к тому, что счастье не бывает картинным-обложечным – и вообще не летает.

Лампа.

Дачное окно.

Столик пинг-понговый.

И лишь иногда, когда слишком разважничаются потомки (у Муравьёвой двое), показать им старые фото: как зажигала мать в 20 лет в городе Краснодоне.

Знай рыжих.

Лису озвучивала всю жизнь, аж в пяти мультфильмах.

Автор
Денис ГОРЕЛОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе