Никита Михалков вступает в битву с Хроносом.
Иначе говоря, — с забвением.
фото: Александр Астафьев
Хронос — это не фирма и не корпорация. Хронос — античный образ времени, прожорливое полубожество и уточнение мне кажется не лишним, сказала же одна участница в какой-то телепередаче, что Рембрандт производит мыло. Картина Рембрандта на этикетке мыла навела ее на эту замечательную мысль.
В битве с беспамятством Никита Михалков стянул свои «резервы»: счастливые глаза, пейзажи, панорамы Волги… Поручик… Пароход… Роман на палубе… Газовый шарф, летающий над пассажирами… Белые платья, зонтики, вуали… Подробности невозвратимой жизни.
Старая улица, извозчика и грузчики на пристани — преодолели время.
Гостинца. Кровать, горшок и рукомойник. Все доподлинно. И детская игрушка, и часы…
Все это — режиссер, «всесильный бог деталей».
Пронизанная светом радости, экранизация его души.
Счастье в искусстве показать труднее, чем трагедию. К тому же зритель любит на экране ужасы, а у себя в квартире — «боже упаси»! Такой он испокон веков, от Колизея до дивана с шлепанцами.
Но и такой не перещелкнет кнопками, его затягивает моховик пространства, заворожили образы… Фотограф (!) есаул (!) звонарь с черешнями… и мальчик, потрясенный тем, что люди, даже царь (!) — произошли от обезьяны.
Фамильные фотопортреты предков и дальше… дальше — портреты обезьян? Их нет, но режиссер оставил их твоему воображению.
Какой же спрос с того, кто продолжает эту родословную.
Каждый определяет сам — от кого он произошел, особенно «в дни злобы и страданья». Строчка Ивана Бунина.
Мальчик вырос и стал комиссаром. Узнал поручика, забывшего часы и вежливо молчит. Какие тихие глаза у комиссара…
Никита Михалков запечатлел безумные глаза эпохи умопомрачения.
И спокойные светлые лица обреченных, запертых в барже белогвардейских офицеров. Уже над ними бегают матросы, задраивая люки.
— Зачем они нас закрывают?
— Это на случай шторма.
Как же они там извивались, в муках, обманутые и бессильные в свои последние мгновения.
Тихая серая вода залива и убежавшие с баржи приматы.
Ну что мне пламенная блажь жены почтенного отца семейства?
Баржа затоплена в сознании тех, кто увидел «Солнечный удар».
И никуда ты от нее не денешься. Будешь ходить с затопленной баржой, не думая о том, что это кинофильм.
Даже враги и недруги Никиты Михалкова восхищаются его талантом. Так широко, светло и безутешно отбил он у забвения исчезнувшее время. Вместе с часами, затонувшими в барже. С традицией — уничтожать традиции.
Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне,
Все сгорело до тла.
Есть ли вечная запись
В Книге Актов благих?
Только стих.
Доказательств
Больше нет никаких, —
сказал поэт Владимир Соколов. Но доказательства художественной силы, как оказалось, есть. Кинофильм Никиты Михалкова.