Аргументы сторон катятся по кругу, словно на заклинивших каруселях: «давайте сделаем новый музей», «давайте не будем разбазаривать старые музеи», «давайте восстановим историческую справедливость», «давайте не будем несправедливо обходиться с Эрмитажем»... Поднялся даже какой-то хронический пласт вечных противоречий: «Москва против Питера», «история против современности», «власть против здравого смысла». И все из-за чего? Из-за мифического перемещения Матисса с Сезанном из Зимнего дворца в усадьбу Голицыных? Помилуйте! Помнится, года три назад госпожа Антонова, потрясая постановлением правительства и личным распоряжением президента Медведева, обещала к 100-летию ГМИИ целый музейный город. Даже модный архитектор Фостер был выписан из Англии. И где все это? 100-летие миновало, а у ГМИИ даже крышу не починили.
Вместе с тем демарш Пушкинского показал как минимум два симптома хронической болезни нашего музейного дела. Во-первых, музеи у нас, как и в сталинские времена, мыслятся учреждениями политическими и идеологическими. Трудно себе представить, чтобы, например, в Америке директор Метрополитен принародно обратился к президенту, чтобы тот создал на базе его музея еще один филиал. Там музеи самостоятельны и держат ответ не столько перед властью, сколько перед попечителями и зрителями. Во-вторых, до сих пор (по крайней мере, в голове у Ирины Антоновой) музеи – это такие дома-хранилища наподобие банковских сейфов, где государство содержит особо ценные предметы. Вот и плодятся вокруг Пушкинского особнячки с разным скарбом: в одном – импрессионисты, в другом – нечто непонятное, но подаренное меценатами (Отдел личных коллекций), в третьем теперь задумывают разместить добро Щукина-Морозова. И ведь можно еще таких избушек штук десять наставить – благо в запасниках 80% музейного фонда. Проблема только в том, что и тот и другой подход безнадежно устарели. Начнем с того, что музеи давно прекратили обслуживать государство. Излишняя сервильность оборачивается против прислуги: сегодня ты что-то откусишь у Эрмитажа, а завтра у тебя что-то заберут в высших интересах. Но самое главное – музеи давно прекратили быть хранилищами прекрасного. Если раньше музей приравнивали к храму, сегодня всерьез говорят (и не только говорят – реализуют) о его публичности, открытости, интерактивности. Музей – это не набор вещей, а набор идей. Поэтому вопрос о том, чем ты владеешь, отходит на второй план. Куда как важнее вопрос креативности. Можешь ли ты сочинять и воплощать интересные проекты.
С последним у нас большая беда. Мы еще живем на привозных выставках – благо статус Пушкинского помогает привлекать спонсоров и гастролеров. Но если говорить всерьез, уровень ГМИИ остался в 1980-х. Вспомните хотя бы один проект, созданный его силами. Не тужьтесь – не выйдет. Так и получается, что перестановку мебели мы выдаем за евроремонт. Будоражим мировое сообщество перераспределением импрессионистов, которых давно уже пора упокоить в альбомах. Поэтому в XXI веке наши коммунальные раздоры выглядят так нелепо. Хочешь музей – открой сайт, не тревожь коллег.
Когда госпожа Антонова со свойственной ей энергией заспорила с господином Пиотровским, многие всерьез посчитали, что речь идет об искусстве. На самом деле – о московском расширении жилплощади. Господин Пиотровский, кстати, ничем не лучше – он тоже страшно печется о квадратных метрах. Вот и получается диалог на уровне утренней очереди в ванную комнату.
Сергей СОЛОВЬЕВ
Автор – арт-обозреватель «НИ»