«Голова моя машет ушами, как крыльями птица…»

«Каренин» - спектакль Волковского театра по пьесе Василия Сигарева (по мотивам романа «Анна Каренина»). Режиссер – Роман Каганович

Уши Каренина запоминает любой читатель романа Толстого. Первое, что останавливает внимание Анны, первое, что она видит, когда приезжает в Петербург из Москвы, это его уши. Торчащие , некрасиво оттопыренные уши Каренина вызывают у Анны отторжение, неприятие, даже некоторую оторопь, недоумение и раздражение… Уши - главная причина, символ отторжения Анны от Каренина, лжи ее семейной жизни. 

«Ах, Боже мой! отчего у него стали такие уши?« — подумала она, глядя на его холод¬ную и представительную фигуру и особенно на поразившие ее теперь хрящи ушей, подпиравшие поля круглой шляпы. Не забудем, что Анна уже покорена Вронским, с которым она познакомилась в Москве. 

Дома Анна снова вспоминает об ушах Каренина. "Всё-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, -- говорила Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил, что его нельзя любить. - Но что это УШИ у него так странно выдаются! Или он обстригся?" 

Каренин подтвердит, что да, «обстригся» («постригся», говорим мы сегодня, но в прежние времена, слово «постригся» и «пόстриг» обозначало чин посвящения в монашество. Каренин «обстригся». Но «обстригся» – отсылает нас к мифу о богатыре Самсоне, об утрате им богатырской силы после того, как его «обстригла» Далила. Каренин – и есть этот «обстриженный» (Анной, да и самим собой), лишившийся своей силы Самсон. 

- Не Самсон! – вырывается в нашем спектакле у доктора, когда он осматривает тщедушное тело Каренина. (В пьесе Сигарева – Ахилл, не Самсон. Режиссеру нужен именно Самсон). Как пята у Ахилла, уязвимое начало Самсона – его обстриженные волосы. Каренин, и в самом деле, «обстригся» и, значит, утратил свою силу. Перед нами совсем «не Самсон». 

В самом начале спектакля, в его метафорическом Прологе возникает полуобнаженный богатырского сложения человек-титан, легко поднимающий на высоту небольшую, хрупкую фигурку. Только потом, в ходе спектакля, нам откроется, что за богатырь был перед нами. Это Сережа (Руслан Халюзов) , взрослый сын Анны Карениной, поднимает высоко на руках, своего отца – Алексея Каренина. Самсон (сам – сын), утвердивший победу над отцом.

Несчастье Каренина в том, что и Анна, и окружающие видят в нем старика, жалкого человека. В спектакле Каренин называет свой возраст - пятьдесят семь лет (у Толстого, в начале романа Каренину сорок шесть лет, ему еще нет пятидесяти). Режиссер попытался состарить Каренина лет на десять, дабы возрастная разница с Анной была бы заметнее и резче. Анне – 25-27 лет, она, как минимум вдвое моложе Каренина. «Что нужно этому старику?.. А что же у него уши так выдаются, если он мой муж? Мой муж не может быть с такими ушами. Я не могу любить такого».

И сам Каренин разглядывает свои уши, чувствуя неприятие Анны. Но уши Каренина – самые обыкновенные. С ушами Каренина как будто ничего не произошло. Изменился взгляд Анны на Каренина. 

И все же уши Каренина как чуткие антенны – ловят шумы и шорохи окружающего мира. И голова Каренина, как потом скажет о себе поэт, - «машет ушами… Ей – на шее ноги маячить больше невмочь». Каренин падает с кушетки навзничь, чувствуя свое полное бессилие.

ПОБЕДИТЕЛЬНАЯ СИЛА АННЫ

Анна Ткачева – в начале спектакля играет историю Анны Карениной как историю рождения страсти, затем утвердившуюся в ней мощную победительную страсть. 

Анна - это толстовская Федра. Ее страсть к Вронскому - как к Ипполиту, как к зверолову. В отличие от пьесы, Вронского в спектакле не существует, о нем только говорят, но Ткачева играет и Вронского, и его звериную хватку, и свое (Карениной) животное чутье, собственный животный Эрос. Она не в силах скрыть свое чувство, оно рвется из нее, и это победительная сила Эроса и Красоты, горящих неутоленных глаз и плоти, ставшие не сексом, претворившиеся не в любовь, а именно в страсть. В ней нет изначально, как мы ее видим, никаких угрызений совести, в ней живет дух самости и безудержной отваги. С той же победительной силой она, нисколько не винясь, объявляет мужу о своей страсти. Она не чувствует себя преступницей, и не скрывает это свое «преступление».

Роман Каганович и актриса Ткачева наделили Анну такой свободой чувства, оправдывающей ее, таким всепобеждающим бесстыдством все одолевшей и одолевающей любви, которым она заряжена в спектакле. Анна любит и значит, считает себя абсолютно свободной и правой.. Она признается мужу в своем чувстве, как будто не чувствуя измены. Она отвергнута мужем и еще не осознает последствий. Ей еще неведом страх за свою честь и за будущего ребенка, и за Сережу, с которым ее разлучили. Но одновременно, она начинает переживать мучительную борьбу с самой собой, с греховной страстью в себе, которую не в силах побороть. 

Режиссера волнуют потаенные процессы психики человека. 

Толстого еще в молодые годы интересовали бессознательные аспекты поступков человека, к ним писатель относил и подверженность человека страстям : «Бывают дни, когда живешь как будто не своей волей, а подчиняешься какому-то внешнему непреодолимому закону»

Авторитет рассудочного, рационального сознания рушится у Толстого уже в середине 50-х гг.: «Верь рассудку только тогда, когда убедишься, что никакая страсть не говорит в тебе. В бесстрастном состоянии рассудок руководит разумом, но когда страсти обладают им, они руководят и его разумом, придавая только больше пагубной смелости в дурных поступках». О «пагубной смелости» и гибельности соблазна говорит Толстой-моралист, признающий, однако не только проповедь или нравоучение, но существование некоего высшего закона, иррациональной силы, управляющей человеком помимо его воли.

Глубочайший внутренний драматизм, пронизывающий все произведение, появляется у Толстого именно в "Анне Карениной". Диалог в спектакле остро проявляет синтез внешнего действия и внутреннего мироощущения героя. Это не привычный бытовой диалог. Внутренние диалоги обнажают двойственность героев. 

Стержень сюжета - не внешние столкновения, а внутреннее противостояние героев, Герои Толстого лишены возможности слышать друг друга. 

Неявность авторской позиции, самоустранение автора, авторской интонации обостряет драматическую природу произведения. Не случайно, этот роман Толстого сравнивают с трагедией. «Анна Каренина» - вовсе не "притча о неверной жене", как понимают сюжет романа многие читатели, иначе перед нами предстает история крайне нервной, перевозбужденной замужней женщины, которую поразил «солнечный удар» страсти. Она полюбила молодого графа Вронского, но истинной любви не получилось, ничто их по-настоящему не связало. Однако прочесть роман именно так – значит, увидеть лишь внешний контур «Анны Карениной». 

Почему зритель так захвачен спектаклем, и смотрит спектакль с небывалым интересом, хотя содержание романа ему хорошо известно? Двуплановостъ или многозначность диалогов, взаимопересечение не внешних, поверхностных , но глубоко внутренних связей. Зритель проходит вместе с героями через "путаницу" и невнятицу отношений, "паутину лжи", "таинственное общение", через выбор пути героев. 

С появлением пьесы Василия Сигарева «Каренин» произошло коренное изменение координат образной структуры романа Толстого. Всегда в центре событий романа (или спектакля) была центральная героиня - Анна Каренина, линия - Анна и Вронский, и только потом – Анна и Алексей Каренин. Характер Каренина через Толстого всегда был ясен изначально. Человек-машина, механистичное, протокольное существо, не способное ни чувствовать, ни любить, - с его службой, канцелярскими комитетами и чиновничьими заботами. Толстому потребовались эти свойства и черты, чтобы читатель мог легко избыть Каренина из своей памяти, сочувствуя Анне, внутренне оправдать ее чувство к Вронскому. Живое чувство Анны к Вронскому противостояло миру лжи и фальши, с которым был связан Каренин и светское общество. 

Толстой в романе всегда подчиняет волю читателей своему авторскому взгляду. Автор пьесы Василий Сигарев и режиссер Роман Каганович опрокидывают стереотипы привычных представлений о романе и подчиненность зрителя авторской воле. 

Подобные римейки сегодня популярны. Это новые повороты в освоении классики. В качестве примеров можно также привести «Чайку» Бориса Акунина, «Панночку»(по гоголевской повести «Вий) и пьесу «Памяти Печорина» Нины Садур, пьесы Николая Коляды «Старосветская любовь» (по повести Гоголя «Старосветские помещики») и «Тройкасемеркатуз» (по повести Пушкина «Пиковая дама»). 

Доминантой спектакля «Каренин» становится фигура Алексея Каренина – Евгения Мундума. 

«Он еще занимал важное место, он был членом многих комиссий и комитетов; но он был человеком, который весь вышел и от которого ничего более не ждут. Что бы он ни говорил, что бы ни предлагал, его слушали так, как будто то, что он предлагает, давно уже известно и есть то самое, что не нужно».

КАРЕНИН. МИФОЛОГИЯ ОТЦА

Возраст и слабость Каренина

Каренин – Евгений Мундум постоянно погружен в размышления об Анне, он весь в поисках возможных выходов. Каренин обрушивает на Анну обвинения, доходя до внутреннего неистовства. С его уст сорвется и оскорбление, которого мы не встретим у Толстого, но вдруг услышим в спектакле: – Сука! – и невольно содрогнемся. 

Находясь в состоянии невероятного внутреннего напряжения, даже экстаза, Каренин почти шепотом восклицает: – "Без чести, без сердца, без религии, испорченная женщина! Это я всегда знал и всегда видел, хотя и старался, жалея ее, обманывать себя…" Он обращается за сочувствием к зрителям, пытаясь объяснить поведение Анны самому себе "...я никогда не видел в этом ничего, кроме несчастья, и всегда сочувствовал этому, – сказал себе Алексей Александрович, хотя это и была неправда, и он никогда не сочувствовал несчастиям этого рода"... 
"Но нет, ему нужны только ложь и приличие, – говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа". 

Не только Анна, но главным образом, Каренин находится между жизнью и смертью. Услышав от Анны о стороже, задавленном поездом, Каренин затыкает уши, как будто он все уже знает наперед. Он бежит от любого напоминания о любой катастрофе. 

В игре Евгения Мундума захватывает жажда исповедальности его героя. Алексей Александрович пытается найти собеседника, который понял бы его страдания. Он обращается к Стиве Облонскому, к доктору, к адвокату, но все собеседники над ним насмехаются. С другой стороны, – одновременно с сочувственной интонацией – по отношению к Каренину, в спектакле возникает безжалостная, меткая карикатура на Каренина, и рядом, здесь же, - его горькая, ядовитая ирония над собой и своей жизнью, своей одержимостью, своими слабостями и страхами. Обладая сильным, предельно самостоятельным умом, 

Каренин чувствует необходимость ощущать себя сильной фигурой Отца. Отец – Творец и Вседержитель Вселенной и своего дома, отец – фигура необъятная, всеобъемлющая. Каренин - страстотерпец. Он обладает полярными свойствами, он – привлекательнейший, но он же - и мерзейший. 

Вечная мифопоэтическая тема отцовства сыновства, ему хочется быть ребенком, сыном, быть в пространстве детства (что вообще присуще актерской, да и человеческой природе Евгения Мундума). Вот почему Каренин представляет себя одновременно - в роли сына и в роли отца, чередуя эти ипостаси. 

Мы видим неподдельное чувство Каренина и загадочную улыбку Анны, вернувшуюся с бала. 

Евгений Мундум и Роман Каганович вместе с автором пьесы свершают главное в трактовке Каренина: они отменяют давнее, ставшее стереотипом, морализирование. Каренина всегда играли как человека-машину, как чиновника высокого ранга с неприятно-поучающим голосом. 

Каренин в спектакле Кагановича разнообразен и человечен. Каренин - Мундум - не светский аристократ, мы видим его в счастье и в страдании. Каренин у Евгения Мундума - настоящий, он любит неподдельно, оскорблен тем, что обманут . Мир для него опустел. И ему страшно...

Роман Каганович последовательно обращается ко всем трем сферам главного героя - тело, душа и дух тесно переплетаются. Тема тела Каренина возникает в спектакле изначально на уровне телесных образов и ассоциаций. Придя на осмотр к доктору, Каренин слышит неожиданное для него и его статуса: - Раздевайтесь!

Он эпатирован, возмущен – его сан и чин не позволяют представить себя в исподнем или без оного, даже перед доктором. Доктор (Виталий Даушев) откровенно издевается над Карениным, принуждает Каренина раздеться. 

Мы видим не телосложение, а «теловычитание» нашего героя. Его тело робкое, слабое, дрожащее, униженное. Каренин – худой, сгорбленный, жалкий, согнувшийся, стремящийся себя спрятать или укрыться от всевидящих глаз, стоит на некоем возвышении, в майке и странных желто-поникшего цвета просторных помятых трусах. Дрожит, заикается, говорит невпопад. И резко прерывает свое пребывание в кабинете доктора. 

Никакие чувства не являются залогом взаимопонимания. Особенно остро и резко явлено это в сложном психологическом дуэте Евгения Мундума и Анны Ткачевой: Одиночество, окружающее всех главных героев спектакля, ощущается почти физически на протяжении всего действия, становится непереносимым и для Каренина, и для Анны. 

Предзнаменования

Толстой интересовался толкованием снов, допуская существование вещих, пророческих сновидений, имеющих непосредственное влияние на бытие человека. 

«Рок» предполагает неотвратимое вмешательство злых сил, рок - это безудержная стихия, непостижимая предопределенность. Мотив рока сцеплен с мотивами греха, страха, обреченности, смерти. Смерть несет функцию приговора, избежать которого невозможно. Мучительные вопросы, которые задают себе Каренин и Анна, произнесенные в поиске ответов, как будто вскользь, в контексте спектакля становятся предсказаниями, и автор пьесы, и режиссер предрекают будущие драматические и трагические события в судьбе Анны, приводя зрителя к мысли о закономерности и неизбежности происходящего, того, чему предстоит свершиться, усиливая мотив рока.

Сцена скачек и второго объяснения — кульминационные эпизоды. Высшей точки действие достигает именно на скачках. Фигурки игрушечных лошадей движутся по зеленому полю…. И мы в воображении и впрямь видим, как упал один из седоков, как упал Вронский…(хотя Вронского в спектакле вообще нет). Это очень важный эпизод. Анна признается Каренину в том, что она любит Вронского. Сережа – молодой человек, с недетским сознанием. Но он еще и ребенок. Делегирование чужого голоса другому персонажу. Душа Анны Карениной существует как будто отдельно, вне тела Анны. Анна Каренина – Илья Варанкин. Читающий «Анну Каренину» Каренин. «Твоя маман умерла», – говорит Лидия Ивановна Сереже.

Проблемы точки зрения как ключа к пониманию оригинальности романной формы, сочетание различных жанровых принципов. Бал, где кружатся пары, вне гендерного различия. Сопоставление лиц и положений в одном месте и в одно Время; преднамеренное сталкивание их; ведение диалога, менее свойственного роману. 

Впечатление судорожности,.неравномерности, издерганности Каренина, Движение времени, переданное через пространство, это признак сценического, театрального (и позже кинематографического) искусства. 

В спектакле нет линейного времени. Это время нечислимое и объемное. Каренин — добрый, великодушный, благородный, глубоко несчастный и всюду — в собственной семье, в обществе, на службе — совершенно лишний человек.

На пол упадет Каренин, без сознания, почти без дыхания. На пол упадет в полуобморочном состоянии и Анна. В какой-то момент ее платье – как воздушный свадебный шатер окутает Каренина с ног до головы. Каренин укроется в этом манящем гнезде, зароется в легкие, шифоновые ткани Легкая прозрачная ткань ошеломит своей соблазнительностью и загадочностью, откровенной дерзостью и воздушной чистотой. Невесомость, утонченность, изысканный вкус. 

События сна воспринимаются героями как реально происходящие в действительности, фантастическое становится реальным. Образы сна утрачивают свое прямое и непосредственное значение и перерастают в аллегорию в сюжете романа: появление мужика во сне ассоциируется с мотивом смерти (страшный мужик во сне, как известно, персонифицирует неумолимую и равнодушную, роковую силу, довлеющую над Анной). В сновидениях наиболее четко проявляется власть «злого рока».

Концепт спектакля основан режиссером на пересечении времени и пространства. Хронотоп в романе сам по себе множествен, т. е. включает в себя другие хронотопы. Качественное изменение течения времени в спектакле Романа Кагановича – связано с переходом из обыденного житейского пространства в сакральное. Это узловые драматические эпизоды, отмеченные сменой мироощущения героев, своеобразная асимметрия времени. Мы ощущаем либо «растягивание» времени, либо его ускорение, уплотнение и сжатие, все это - парадигмы трагедии. Художественное время в восприятии читателя «тормозится», мгновение может преодолевать свои границы и расширяться. Это время смерти и ее таинства, время рождения, время внутреннего экстаза. Время получает необыкновенную скорость. Внутреннее берет верх над внешним.

Графиня Лидия Ивановна (Елена Майзингер), агрессивная и эксцентричная, нелепо-смешная со своими притязаниями, ведет себя крайне наступательно, это почти арлекинада, когда вся ее энергия выплескивается на Алексея Каренина, которого и собеседником-то, нельзя назвать, поскольку он отрешен от амбиций графини. Ее эскапады, полные аффектации, создают искусственный эффект. .Героиня Елены Майзингер столь наступательна, столь уверена в своей победе, что иных вариантов у нее просто не возникает. За этой неестественной эксцентрикой - скрыто безответное чувство Лидии Ивановны к Каренину, и надо почувствовать этот резкий обрыв всех ее надежд. На фоне происходящего она видит решение всех проблем в своем открытом, без аффектов, признании Каренину. Признании в своих самых сокровенных мыслях и чувствах, когда эксцентрика и арлекинада отброшены. Кажется, что ее внутренняя и физическая сила может победить, покорить, подчинить Каренина полностью. Но признание Лидии Ивановны лишь усиливает отторжение Каренина. В ответ на ее чувства Каренин сухо отвечает: «Я не могу любить вас». Чувство графини столь же трагично, что и чувство Каренина к Анне, и образ Лидии Ивановны – Елены Майзингер - не комический, не пародийный, а глубокий и подлинно трагический. Графиня молчит, и в этом молчании чувствуется ее отверженность и обреченность, зеркально обернувшаяся рикошетом в сторону Каренина.

Сцена послеродовой горячки и предсмертного состояния Анны дана режиссером через чтение романа «Анна Каренина» самим Карениным. Каренин – Евгений Мундум читает роман Толстого «Анна Каренина», мучительно углубляясь в его смыслы. Он читает рассказ о Кити, о ее страданиях. Читая о страданиях Кити, Каренин сводит воедино мир Кити и мир Анны, переключаясь на страдания Анны. Он начинает понимать, что и мир Анны доведен до максимального напряжения. 

Профанное время в спектакле – время адвоката, доктора, с его похотливыми хохотками, (Виталий Даушев), Время Предводителя скачек – как римского легионера, с конской мордой на голове (Сергей Карпов), обывательское время Стивы Облонского (Иван Щукин), карнавал циничных, лицедейских, меняющихся масок. Мерная поступь Хора - символ надвигающейся трагедии . В зеркальных отражениях на щитах, в зеркалах, закрывающих лица. Анна, и Каренин многажды распяты на рельсах. Повержены – задолго до финала - все это символы Рока.

Режиссер по-своему выстраивает взаимоотношения героев и перераспределяет поток сознания героев. Одни персонажи изображаются через других. Определяющей в спектакле становится множественность точек зрения, разнообразные сдвиги времен, переходы из одной системы координат в другую. Неопределенность времени и места тоже таит свои драматические возможности. Время в спектакле может отсчитываться минутами или измеряться человеческой жизнью.

Сознание мальчика Сережи в какой-то момент переходит к Каренину и вселяется в него. И Каренин становится ребенком. Он потерялся внутри себя, как ребенок, заблудившийся в страшном ночном лесу. Но большой лес у человека будет всегда. Но тот человек, полуребенок, полувзрослый , каким себя Каренин видит, растает , как неясный набросок, сольется с землей и мраком…. А мальчик Сережа поразит нас своей взрослостью, своим недетским, а глубоко-трагическим сознанием. 

Замечательное решение режиссера Романа Кагановича поручить роль маленького сына Анны Карениной – Сережи, актеру Руслану Халюзову, вполне взрослому, тридцатилетнему. Халюзов предельно серьезен и глубок в этой роли, он не играет ребенка или «в ребенка», нисколько не впадает в детство, оставаясь трагически мыслящим Сережей. Его любимая игра – в железную дорогу, в паровозики, в вагончики, бегущие по рельсам… Игра очень серьезна, столь глубокомысленно смотрит Сережа на этот паровоз, с которым случается совсем не игрушечная катастрофа, кто-то гибнет под колесами пока еще игрушечного поезда. Разговаривая с сыном, Каренин называет его «молодой человек», - перед нами взрослый сын Каренина, Сергей, переживающий и проживающий заново эпизоды своего детства, не играющий в ребенка, с абсолютно взрослой серьезностью и отсутствием каких бы то ни было сантиментов. Сергей продолжает задавать вечные вопросы своему отцу и своей матери. Между отцом и сыном – сложная диалектика отношений, здесь есть и надрыв, дисгармония, вражда; а тема «возвращения» весьма условна и решается в пессимистическом ключе, с элементами слабости и с уверенностью сына в предательстве отца.

Душа Анны в страданиях своих сливается с душой Каренина, и подчас сложно понять, где страдающее сознание одного и другого героев, существующих слитно - в одних судорогах страдания…. 

Какую точку зрения, какой центр перспективы избрать, чтобы режиссер, а через него - спектакль мог управляться с этой множественностью сознаний? Герои представлены не извне, а изнутри. Мы разделяем позицию Каренина, ,так задано автором пьесы и режиссером, ибо центрообразующая фигура спектакля - Каренин. Позиция зрителя - быть "с" Карениным, видеть мир его глазами. Иная позиция – "извне", со стороны, "из-за" героя, с Анной, с другими персонажами. 

В «Анне Карениной» Толстой касается «недоступных ему пределов, где сверхъестественное граничит с естественным», - писал Д. С. Мережковский. События развиваются параллельно и независимо от линии Анны. Все время чувствуется Судьба, ее неумолимые шаги, ее предвестия и предчувствия. Сережа, играющий с паровозиком, который кого-то давит… Рельсы, на которых будет лежать Анна, возникают задолго до финала спектакля, они возникают как отблески теней на поверхности стола, или на поверхности вертикальной стены, как горизонталь и вертикаль бытия, как некая смертельная вертикаль, которая приобретет угрожающие смыслы.. Плоский планшет, поставленные вертикально стены. И Анна, распятая на этих рельсах. Весь спектакль – это психологический поединок «на рельсах».

В спектакле Романа Кагановича концепция бессознательного получает значимое художественное воплощение в виде повторяющихся мотивов предчувствия, предзнаменования, сновидения. Элементы бессознательного проявляют себя в мотивах рока и судьбы. 

ГИБЕЛЬ АННЫ

Режиссер отказывается от сцены, где Анна бросается под поезд. В спектакле Романа Кагановича на рельсы брошена почти изначально душа Анны Карениной. И мы – ее исповедники. Она, душа, исповедуется и трепещет перед нами… В спектакле эту миссию исполняет Илья Варанкин, которому удается вселить в нас и пронзительное отчаяние, и ужас, и безнадежность. И ужас Анны, и желание ее как можно скорее освободиться от невероятного груза, лежащего на ее сердце. В спектакле страждущая душа, общая душа двух существ, двух персонажей, изнемогшая в своей борьбе с самой собой, вырывается на свободу, чтобы прокричать слова, которые кажутся единственными и вещими. Это сердце, бьющееся на пороге двойного бытия. 
Этот режиссерский прием поражает своей внутренней точностью и безупречностью. Прямой монолог Анны Карениной перед гибелью просто невозможен – в силу своей натуралистичности. «Туда, туда, на самую середину, и я накажу его…» И автор пьесы, и режиссер верно поняли Толстого – причина гибели Анны – не в ее мести Вронскому («я накажу его…»), не в наказании Вронского, а в освобождении души от нестерпимого, невозможного раздвоения, речь о Свече жизни и души. 

«И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла. 

К а р е н и н. Зачем же ты, Аня?»

Анна погибнет от собственного раздвоения, убьет себя, чтобы только уйти от невыносимого ужаса двойной любви. Два противоположные характера (Анна- Каренин, Анна – Вронский) живут поочередно внутри одной героини в одно и то же время. Но есть и третья ипостась – Анна – мать двоих детей. Трагедия Анны Карениной –соприродна трагедии раздвоенных героев Достоевского. ». И Анна сама не знает подчас, страшно ли это, потому что безумно, или только низко и бесчестно, «потому что слишком благоразумно».

Мы как будто видим фигурку Анны, лежащую на рельсах

…И повсюду Каренина уши. И в депо уезжают трамваи…

Музыка к спектаклю создана Сергеем Азеевым, который работает в содружестве с Романом Кагановичем (стоит назвать спектакль «Сибирь»). Композитор акцентирует сонорно-акустические свойства музыки, ведет поиски новой звуковой материи. В пространстве электронной, конкретной звучащей ткани – ритмической организации легких, стековых ударов барабана в движущемся ритме, однообразном, почти без сопровождения струнных или фортепьяно, нарастает мотив сокрушительных, разбившихся надежд, подводя к катастрофе. 
Спектакль – во многом - поминки по обоим героям – по Каренину и по Анне. В воскрешении и выходе из трагедии Каренину, по существу отказано.

На фото: Сережа Каренин - Руслан Халюзов

Автор
Маргарита Ваняшова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе