Пойти, что ли, на Данаю посмотреть?

Видно не зря я вчера посмотрел передачу по телевизору, в которой разные культурные люди обсуждали серьезный вопрос- можно ли в музеях, общедоступных, показывать зрителям подросткового возраста обнажённых мужчин и женщин, - разумеется не в натуральном виде, а на картинах и в скульптурах.

Эти уважаемы дяди и две тёти строили своё обсуждение на примерах известных: «Давида» работы Микеланджело, «Данаи» Рембранта, ещё упоминалась «Венера Таврическая», которую Петр I поставил в Летнем саду, и, по не совсем понятным причинам, велел жителям Петербурга, оказавшимся в том саду, целовать торс сей «Венеры». Чем вызвал, хотя и скрытые, но все же возмущения своих подданных.

Меня же удивило то, что во время обсуждения не совсем обычной темы, взрослые дяди и тети из культурного сообщества, во время всей передачи как-то похихикивали несерьезно. Должно быть сама тема была из области некоего неприличия в нашем обществе с давних пор. А не хихикали один мужчина и одна женщина-они были из ученого сословия. Психологи могут дать объяснение такому поведению взрослых людей, которые не могут сдержать своего возбуждения, когда в разговоре присутствуют, по их мнению, некие скабрезности и неприличия.


И снова об обнажённости в искусстве и в жизни. Человек наг рождается и нагим уходит из этой жизни. Только о Спасителе – младенце сказано, что он повит лежит родившись. То есть нагим его не видели при рождении. А на Кресте?

Каждый из живущих-мужчина или женщина- с детства осознают, что они живут в теле. То есть, если живут, то живут не где – нибудь, а в своем теле, хотя оно может им и не нравится. Но… такое нам дал Бог.

И, конечно же, у нас не может не появляться интерес к этому своему телу, к этому дому, в котором обитает наша душа.

Если не ходить в музеи, не рассматривать репродукции в печатных изданиях, в которых мы можем встретить изображения обнажённых тел, коих за многие века жизни человечества накопилось великое множество, но мы все равно когда–нибудь, в каком–нибудь общественном месте: на заборе или в туалете, - вполне можем натолкнуться на низкопробное изображение человеческих тел или их частей, а то и, о ужас, целые сцены из интимной жизни человека, да еще и со скабрёзными комментариями. «А на пляже?»- спросите вы.

- Но, - скажу я вам, - тут и начинается наша главная проблема, - пляж, он и есть «пляж», не нравится - не ходите на «пляж» на других посмотреть и себя показать, если есть что показывать. Только на нем, на пляже этом, не картины на холсте размещаются, или скульптуры из мрамора и дерева - бескровных, безжизненных материалов, а самые что ни на есть такие же, как и вы, реальные во плоти и крови люди. Пока еще живые. А картины-то, они – это то, чего в реальной жизни никогда не было, как бы сверх – реалистично все было бы выписано. Ни одна Галатея с этой картины к вам не снизойдет, ни одна не кинется вас душить, душить в своих объятьях и совращать вас.

Наше совращение внутри нас сидит, от него прежде всего надо ограждать себя и детей наших, учиться и учить бороться с Божией помощью с грехом не во вне, а внутри нас. А знание о том, что мужчина отличается, и очень сильно, от женщины, должно простым и естественным образом формироваться с ранних лет. И, прежде всего, в семейной атмосфере.

В том числе и с помощью хороших, целомудренных картин, таких, как у Джорджоне, Рембранта, Рубенса, Ренуара. А у наших, русских, таких картин было меньше – разве что у Брюллова и Кустодиева.

***

Раздробленный мир, пропущенный через мясорубку, кофемолку и преподнесённый на балу у сатаны, как главное кушанье высшей (сверхнизшей) нечисти. И фотокарточки – этикетки слащавые с картинок, на которых одни улыбки розовощеких пупсов, красоток с развевающимися волосами, вымытыми сверхмощным шампунем, которые подгребают под себя оборванные люди, рядом с помойкой укладывающиеся спать.

Мы живем совершенно безнравственной жизнью, а к окружающим предъявляем такие высокие нравственные требования, которые, предполагается, присущи именно нам, как совершенно безгрешным людям.

Задача любого зрителя перед любым произведением искусства сильно осложняется тем, что каждый раз, стоя перед картиной или глядя на репродукцию в незнакомом альбоме, оказываешься в положении барана перед новыми воротами. Но, это же, хоть и неожиданно, но всё же небезнадёжно. Есть право наше на свободный выбор- принимать это увиденное или отвергнуть, как чуждое.

Остается всё же нечто, что, помимо нашей воли, иные виденные нами предметы и произведения искусства каким-то волшебным образом впечатываются в сознание и поселяются в нём, как бы мы их оттуда ни гнали. Но есть и в таком случае лекарство: «… изгоняются постом и молитвою».

Всё же никак не получается у меня перейти к тому, из-за чего пришлось начать писать эту статью: «Можно ли православному человеку смотреть на картины и скульптуры, на которых изображения не только обнажённых тел, но и на всё то, что носит поносную кличку «авангард».

Попробую начать с пресловутого «Черного квадрата».

Господь, Тот, Кого мы называем Изряднохудожником, то есть Художником, который выше всех последующих за Ним художников. Так вот, Он создал мир, в котором ни-че-го тогда не было.

И похоже это «ни-че-го» изображено на том холсте, который называется картиной Казимира Малевича «Черный квадрат». Но, вот еще… про черное. Ад-это место без вида, то есть без цвета, хотя черный-это тоже цвет. Там в аду нет ничего из того, к чему мы привыкли, взирая на окружающий нас мир, то есть опять же «ни-че-го» не осталось в нем от созданного.

Есть две самые известные иконы: «Рождество Христово» и «Сошествие во ад». На одной и другой по одному большому черному пятну. В «Рождестве» позади яслей с младенцем Христом; на «Сошествии во ад»- под ногами Спасителя чернота, а Он над нею шагает по сорванным с петель створкам врат ада. И больше черный цвет на иконах не появляется, разве что на «страшном суде» в том углу, где самое неприятное для нас, грешников: огонь из вечной черноты.


Сама эта картина Малевича, картина, мягко говоря, странная – в ней квадратной является только рамка, углы черного квадрата не прямые. В рамке той белый холст и уже на нем – пресловутый квадрат. То есть на белом черный.

Однако цвет его не совсем черный, под ним просвечивает что-то, то ли зеленоватое, то ли синеватое, а по поверхности этого колеблющегося гранями темного поля ползут с белых полей белые черви кракелюр. Вряд ли такое автором было задумано изначально, - якобы белое разрушает не совсем черное и со временем окончательно сковырнет куски черного, но … тогда под черным обнаружится то зелено-синее, что было до того, как по нему прошлись кистью и не очень ровно наглухо закрасили.

Христос рождается так же, как Господь создавал для человека вселенную, то есть внутри «ни-че-го» и в тоже время внутри всего, нами виденного, пусть и поврежденного мира.

Скоро, скоро Он его, этот мир, победит и выпустит чад своих из «ни-че-го».

Смею утверждать, что иконописцы, те, которые настоящие и с Богом создавали свои ни на что не похожие бывшие и будущие после, не похожие драгоценные изображения, были истинными тайнозрителями мира вечного и непреходящего, преображённого. Оттого иконы их из-за инаковости невозможно поставить в ряд «произведений искусства». Они не от мира сего, не от искусства человеческого. Они от художества Изрядохудожника.

Оттого религиозные картины лучшего из живописцев, Рафаэля, тончайше владевшего кистью, кажутся топорными и грубыми рядом с настоящими иконами.

***

Если прокрутить в обратную сторону всё существование человека, и от противного, то есть падшего состояния, попытаться прийти к тому, которое было до грехопадения?

У нас ведь есть свидетельство Преображения Нового Адама и Его Воскресение и пребывание Его по Воскресении в нашем всё ещё падшем мире; но Он же уже был тем Адамом, который прежде был сотворен, первоначально.

И тут бы любопытно поместить Его с Адамом и Евой опять в их безгрешное состояние. Смогли бы мы тогда увидеть мир наш, каким он был создан для негрешащего человека?

Но сейчас мы в хаосе, как будто первозданном. И очень сложна задача в хаосе остаться человеком. Не потонуть бы, не заблудиться бы.

***

В до сих пор любимом мальчишками фильме «Илья Муромец» есть такой смешной эпизод: лазутчики Калина Царя вылавливают из Днепра донос от предателя из Киева, подменённый патриотом, киевским кузнецом, на попавшие в его капкан штаны боярина – предателя.

Калин Царь своих волхвов заставляет толковать значение этих штанов. И оба-два прорицателя соревнуются, как бы эффектнее преподать свое объяснение этих штанов для политики своего правителя.

Вот такими толковниками представляются искусствоведы-критики, не все, конечно, которые об одном и том же предмете (в зависимости от нынешней политической линии нынешней правящей партии) толкуют значение и смысл того или другого художественного явления или предмета. Куда ветер дунет. Так, собственно, и любой из нас становится таким толкователем, когда видим мы хоть какую-либо картину, хоть на стене, хоть в журнале. Мы говорим –«нравится» эта картина, или «не нравится».

И это наше воззрение и мнение строится на таком бесчисленном множестве фактов, что диву даешься: «Сколько же в моей голове мыслей?» Начнешь разбираться-голову сломаешь- лучше и не разбираться. Что многие и делают. А, действительно, зачем?

В чистом сердце нет таких понятий, как «нравится» и «не нравится». Когда в чистом сердце живет Бог, то Он обновляет дух наш. И тогда мы имеем обо всем Его представление. Но… для этого надо, как мне кажется, быть святым…

А мы, люди недалекие, все же, как ни хорохоримся, нуждаемся в проводнике и путеводителе и даже подсознательно ищем своего праведного Ивана Сусанина.

Вроде бы никто не обвиняет ученого: атомщика, биолога, естествоиспытателя в том, что он от внешнего и весьма привычного для глаза и уха, роется в нутре предмета до такой степени, что в его изысканиях уже и материи, как таковой, уже не нащупать человеческими возможностями; даже с помощью сверхмощных приборов не разглядеть. Нет, никто не осудит. Никто.

А, вот, как прямо противоположно обстоит дело с теми, кого в людском обществе принято называть «художником», часто присваивая такое наименование и писателям, и музыкантам, и архитекторам, и артистам, и скульпторам, ну конечно же, и живописцам.

Мне довелось большую часть моей жизни пробыть «художником», живописцем и графиком.

А большую часть прошедшей жизни человечества, за некоторыми исключениями, мы изучаем, познаем по произведениям так называемого «искусства», которое всегда становилось «зеркалом эпохи».


И это зеркало, хотя бы оно ни «льстило», но все же отражало существующий вид-образ, когда «зеркало»-картины-рисунок было поставлено изобразителем перед своими современниками. Современникам, а позже и их потомкам такие произведения, которые как можно ближе оказывались к реальности-списывали, срисовывали её, -и стали эталонными, то есть которым в дальнейшем рекомендовалось подражать.

Так называемая «реалистическая» школа в искусстве появилась в христианском мире тогда, когда гуманистический человек поднял голову к небу и погрозил кому-то, там находившемуся, как ему показалось, кулаком, заверив словесно, что он сам без чьей-либо помощи будет строить свою жизнь. Тут под пятой сего человека оказалась маленькая доска, записанная красками, а на доске изображено было то, чего не было вокруг взбунтовавшегося гуманиста, но очень сильно ему мешало и его раздражало.

Гуманизм выкинул из жизни христиан икону, а вместе с ней и веру в Бога с Его Божиим миром, который святые люди писали на иконах. Наступил, во все проник «свет разума», который родить смог только тьму с её чудовищами.

Шатко ли , валко ли, но мы допрыгали до XXI-го века, и я хочу попробовать изъяснить свои воззрения на проблемы, с которыми мы сегодня, православные христиане, сталкиваемся, когда нам приходится слышать: «Что православным можно смотреть, что читать, что слушать?»

Есть ещё такое: «О чём думать?»

Прямо и сразу скажу: «На все эти вопросы у меня нет ответа». И пытаться ответить даже не буду. Ум трепещет и холодеют уста.

Мир Божий-это всегда тайна. Неслучайно Валерий Шлёнов в журнале «Божий мир» 1997-го года привел в пример слова Григория Богослова святителя: «Весь сей мир может и должен быть для нас великой и преславной книгой Божией, в которой открывается самим безмолвием проповедуемый Бог».

Вот, ведь,- безмолвием Божиим, как творческим, художественным деянием, проповедуется, показывается нам невидимый Создатель мира. А мир Его, хотя и в поврежденном виде, - это зримая нами икона Его.

Собственно, сам так называемый «авангард», под разными другими кличками, появился как протест против лживой иллюзорности того, что носит название «реализм». Вообще, всё, что связано с анти-Божеским гуманизмом, начало в Европе быть притесняемым со стороны анти- буржуазно, анти-гуманистически настроенных низших слоев населения. Хотя не все художники «новой волны» принадлежали к сословию пролетариев и крестьян.

Ещё и появившаяся фотография сыграла свою отрицательную для «реализма» роль- на ней всё было похожее и красивее, чем на рисунке или картине, а стоило удовольствие иметь дома портрет или пейзаж много дешевле.

Но…что укоренилось и пустило в головах глубокие корни, вытравить оказалось не так-то просто, чем приходится заниматься и до сих пор, и победителей в этой борьбе не предвидится.

Началась в конце концов настоящая война с человекоугодниками, и в ход пошли все имеющиеся в наличии средства изобразительного искусства. В борьбе стал участвовать сам материал, из которого веками изготавливались картины, скульптуры, -всё, что прежде делалось гладким, становилось ноздреватым, резким, угловатым, корявым. Изчезла геометрически построенная перспектива. Со свето-тенью сделалась сущая свистопляска. Тяжёлые предметы теряли вес и парили в воздухе, а сферы небесные попирались ногами. Одним словом, «авангард», да и только.

Судя по всему, художники, круша иллюзорную реальность, заодно пытались из материального мира, от погони за максимальным удовлетворением материальных потребностей, прорваться обратно в тот вечный мир, который люди перестали ощущать, в который перестали верить, отказавшись от икон, Церкви и, наконец, от самого Бога. Возвращение давалось тяжело, - слишком толстой стеной непроницаемого бетона человечество отгородило свой временный непрочный мир от Мира Вечного…

Наверно, это неслучайно, что Никита Сергеевич Хрущёв, уже отстраненный от власти, извинялся перед «авангардистами», которых он разносил в пресловутом «Манеже» и на партийных съездах. Оправдывался тем, что сам ничего в их искусстве не понимал, а товарищи по партии, художников и писателей перед ним оговорили. Стал собирать, как и Андропов, картины «авангардистов». Иногда и в заскорузлом сознании ярких материалистов что-то пробуждалось…

***

Накатила волна, которая при всеобщем обезбоживании, обезвоживании душ и сердец, смыла воспоминание и о каком-то там гуманизме, о каких-то там этических, художественных ценностях. Не только Рафаэль, но и импрессионисты и пуантелисты – фовисты стали ненужными, невыносимыми.

И в таком разе, те, кого разъедала, разрывала мука богооставленности. «Довольно жить законом, данным Адамом и Евой». Какой такой закон давали поэту Маяковскому Адам и Ева он и сам вряд ли осознавал, неся околесицу. Главное слово здесь «довольно» - требование, а после –«левой» …

Кто искренним был, кто воистину болел душой, пытался двигаться в сторону истины, те, оставшись «у разбитого корыта», скрепя сердце, решили начинать жить с нуля, хотя, конечно же, мир исковерканный уже не в первый раз обнулялся…

Но все же, энтузиасты, провозгласив себя супреманистами, сюрреалистами, кубистами, а в последствие обозванные скопом «авангардистами», начали недюжинными талантливыми силами творить из рухнувшего новый, опять живой, мир. Только-то и всего.

Работы тех новаторов и по сю пору, не только из-за безчисленных рекламных акций XX века, вызывают интерес у людей, которые любят живопись, скульптуру, литературу, музыку. Любят помимо досужей рекламы. Просто им нравятся картины Кандинского, Филонова, Малевича, Поповой, Ларионова, Древина (эти из прежних русских). А из недавних и нынешних: Володи Яковлева, Харитонова, Плавинского, Зверева, Немухина, Миронова и многих других, действительно мастеров живописи.

Я понимаю: мне легче, чем людям простым, безхитростным, которые приходят на выставку и впервые видят рядом с мишками косолапыми Шишкина картину Кандинского- сразу второй вызовет если не неприязнь, то, точно, возмущение. «Я тоже так могу» или «у меня дочка так рисует, а как мишек у неё не получается».

Мне проще- я с Шишкиным и с Кандинским в одно время знакомился, потому что у меня родственники – искусствоведы. И я в разное время выбирал себе, как живописцу, то Шишкина, то Кандинского. И пока что на семьдесят втором году жизни в привязанностях своих не определился.

***

Весь вопрос перестает быть вопросом, когда вопрошающий возымеет желание ознакомиться с творчеством не только Шишкина, но и Джорджоне, и Ренуара, и Володи Яковлева, и Кандинского.

Искусства-они, как и языки, на которых люди говорят- они отчего-то разные, и, чтобы понять нам друг друга, нам надо самим знать чужие, или пользоваться услугами переводчика. И, конечно, при желании и определенных трудозатратах можно докопаться до сути интересующего нас дела.

А, вообще-то, понимать что-либо, это нелегкая, что ни говори, работа. Поэтому учиться надо. Людей, которые много чего понимают и много чего знают, принято называть «культурными» людьми. Нас же, хотя все хуже и хуже, учат с детства читать и писать, вот так же, если кто, конечно, хочет этого (а то и самому, без учителей и по книгам) можно научиться смотреть картины и слушать музыку- разные картины и разную музыку.


1 июня 2021 года

Автор
Игумен Рафаил (Симаков)
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе