Европейская идентичность и мультикультурализм.

В чем отличия культурных кодов России и Европы и кто такой русский человек.

Мультикультурализм – большой мыльный пузырь или реальная проблема глобализирующегося общества? В нашей статье мы проанализируем дефиниции понятия, раскроем сходства и различия восприятия мультикультурализма европейца и россиянина, а также расскажем, почему так. 





Идентичность: национальная, этническая, региональная? 

Когда речь заходит о «нации», в голове сразу всплывают образы гитлеровской Германии, арийская идея и тому подобное. Проще говоря, в обыденном сознании нация связывается с чем-то врожденным и неизменяемым. В действительности, мы путаем понятия «нация» и «этничность», где первое является приобретённым в процессе социализации, так как «нация» - это государственная, культурная и социальная принадлежность индивида, а второе – как раз этническая принадлежность, которую человек определяет для себя самостоятельно (например, в случае если родители имели разную этническую принадлежность). Такие «сдвиги» в нашей голове могут быть обусловлены «хвостами» из советского прошлого, когда с 1930-х годов в паспорте советского гражданина появилась знаменитая пятая графа «национальность». 

Принимая это во внимание, попробуем разобраться в понятиях идентичности. Фактически, термин «identity» означает принадлежность, отождествление себя с какой-либо социальной группой, объединённой любыми общими культурно-историческими условиями. Согласно социологической трактовке, идентичность – это осознанное самоопределение субъекта (Touraine A. Productiondelasocieété. Paris, 1973. P. 360).

Психологи (например, З. Фрейд в труде «Психология масс и анализ «Я»», Э. Эриксон) выводят теорию о том, что отождествление себя с определённой группой – внутренняя потребность человека в защите и безопасности. Эрих Фромм писал, что «человек больше всего боится изоляции» (Э. Фромм. Бегство от свободы. М.: 1990).

Примордиалисты (primordial – первичный, первобытный) настаивают на биологически врождённой идентичности, наследовании этнической идентичности «по крови», то есть выделяют врождённые качества у представителей определённого этноса. В современном мире такая «биологизаторская» трактовка идентичности считается моветоном, так как «этничность по крови» возможна разве что среди породистых скакунов, но никак не в развитом постиндустриальном обществе.


Отождествление себя с определённой группой – внутренняя потребность человека в защите и безопасности


Постмодернистская трактовка идентичности базируется на двух подходах: конструктивистском и инструменталистском. Конструктивисты утверждают, что этничность не что иное, как социальный конструкт, обусловленный представлениями об общей культуре (или вере в неё). По их мнению, существуют специальные институты мобилизации этничности, возглавляемые интеллектуальной элитой, которые создают общие традиции, обычаи и культуру, а также национальное самосознание народа. Здесь можно привести в пример национальное возрождение стран Западной Европы (например, в Финляндии XIX века), когда литературный язык и национальные символы (Калевала, кантеле) формировались узкой прослойкой ученых, а впоследствии стали общенациональным достоянием. 

Инструменталисты заходят дальше: согласно их теории, этническая идентичность – это продукт манипулирования элитами общественными массами, которые создают «этнические» проблемы для преодоления экономических и социальных противоречий в обществе. Инструменталисты отрицают саму природу этничности.Такой подход вписывается в общее направление постмодернистской философии о «репрессивной» роли власти и культуры. 


Этническая идентичность русских выглядит весьма аморфно из-за больших географических дистанций, а связи с соседними народами являются более устойчивыми, формируя таким образом представления о «малой родине».


Ещё более смутное представление бытует о региональной идентичности. Хотя именно территориальные связи, по мнению основателя социологии в России Петерима Сорокина, являются наиболее устойчивыми. Территория (читай – экология и климат) формирует определённого свойства культурные практики: обычаи, традиции, представления о мире. Причём часто эти культурные категории становятся более близкими с народами-соседями, вступающими в культурное взаимодействие, нежели с представителями своего этноса, но проживающими отдалённо. В частности, этническая идентичность русских выглядит весьма аморфно из-за больших географических дистанций, а связи с соседними народами являются более устойчивыми, формируя таким образом представления о «малой родине». Региональная идентичность – это, по сути, вариант этнической идентичности, но если этническая идентичность конструируется человеком, то региональная – окружающей средой. 

В действительности, мы имеем дело с одновременным существованием нескольких «идентичностей»: этнической, региональной, национальной. 




Кто мы такие? Культурные коды в исторической динамике.

В современной этнополитологии принято считать, что западноевропейская национальная идентичность во многом обусловлена политической (гражданской) общностью, в то время как на территории бывшего СССР и современной России национальность связывается с культурными традициями, языком, религией. Таким образом, мы можем вывести основную точку непонимания европейца и россиянина в вопросе взаимоотношения индивида с обществом. 

Если для европейца объединяющим является гражданская общность, то в условиях кризиса этнической идентичности он не чувствует себя обделённым культурным окружением, так как для него нация – это государственная и гражданская общность. Истоки такого понимания национальной идентичности можно отыскать ещё в римских civitas – гражданской общине, где каждый член общины имел право голоса, что и заложило в коллективной западноевропейской психологии ценность гражданского действия. 


Римская Империя – хороший пример для иллюстрации мультикультурализма. Pax Romana (Римский мир) расширялся включением новых народов в состав Римской Империи, во главе имперских округов стоял лояльный императору окружной совет. Все вопросы решались с опорой на римское право (демократичность которого, однако, не стоит идеализировать), где каждый округ имел право одного голоса. С возникновением варварских королевств в политическом сознании мало что изменилось. 

Жак Ле Гофф в своём труде «Рождение Европы» утверждал, что именно в эпоху раннего Средневековья возникают те культурные коды европейца, которые обуславливают наше различие. 


Питер Брейгель "Фламандские пословицы"


В эту эпоху возникает феодализм, наиболее специфическая социально - экономическая система для средневековой Европы. Историки до сих пор спорят, был ли феодализм на Руси, а тем более в странах Востока. Мы не берёмся вступать в этот спор, отметим лишь, что восточный феодализм совсем не похож на те знаменитые формулы, которые изучают шестиклассники: «Вассал моего вассала – не мой вассал» - и наоборот. 

Итак, феодальное государство предполагает, что король – не единственный носитель власти, не «самодержец», а лишь верховный сюзерен наиболее крупных феодалов. Государство не централизировано, а власть короля ограничивается лишь его собственным доменом. 

В противовес власти феодалов возникали средневековые города. Средневековый город – символическая структура европейского средневековья. Burg, окружённый мощными крепостными стенами, «средневековый мир», где иерархизировано положение каждого члена общества. Право определялось общественным статусом. 

Средневековое общество делилось на сословия, а высшие сословия (духовенство и рыцарство) были объединены надгосударственными идеями духовных ценностей, идеей Нового Иерусалима, то есть государства благочестия. Так Pax Romana сменяет Pax Christianis, объединённый общим авторитетом Церкви и властью Римского папы. 

Именно в системе христианских духовных ценностей рождался образ города - Иерусалима. Город, ограждённый от «чуждого» мира стенами, символизировал «Рай», поэтому процесс урбанизации в Европе происходил особенно интенсивно. Крестьянин, сбежавший от своего хозяина, в городе становился свободным гражданином. Город, свободный от гнета феодалов развивал новые типы экономических отношений. Кажется, так зародился капитализм. Судите сами: в центре города находились рыночная площадь, кафедральный собор и ратуша. «Мир-экономика», в котором происходят регулярные экономические обмены, поворачивается к диалогу культур: через торговлю в Европу начинают проникать элементы ближневосточной и даже азиатской культуры. Через повседневность европеец «впитывает» чуждую культуру: так в английской национальной кухне появляется огромное количество специй (заметим, ещё до колонизации Индии), в аристократической среде входит в моду китайский фарфор и шелковые ткани. Так средневековый европеец, заключённый в урбанизированный мир, вылезает из своей «скорлупы», открывая новые границы. Это и первые Крестовые походы, а позже Великие географические открытия, которые окончательно пошатнули авторитет католической церкви. 

Реформация и религиозные войны выдвинули новый принцип: «Гражданство прежде религии!», «Чья власть – того религия», - и это разрушило пирамиду средневековья. Впервые была объявлена автономия государства по отношению к церкви. 

Теперь вернёмся к привычной нам географии «Великой степи». Ведь как писал наш гениальный поэт: 

«Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас - века, для нас - единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!»
А. Блок, поэма «Скифы»


Борис Кустодиев «Масленица»


Циклы русской истории, экология и климат также влияют на черты русской национальной идентичности. Если вы вспомнили про Льва Николаевича Гумилёва, то очень кстати, он вывел целую концепцию самостоятельной жизни этноса, введя понятие «пассионарности». Каждый этнос проходит четыре фазы развития, притом, концепция этноса Гумилёва – внесоциальная сила, которая определяется глобальными биоритмами земли. Исторически обусловленный, «азиатский способ производства» (то есть экспансивное расширение, а не интенсивное) также влияет на представления русского человека о пространстве и времени, способе мышления.


Если в мышлении европейца «время» закрепилось как неминуемое обстоятельство: городские часы, начиная с эпохи барокко напоминали ему о времени, memento mori («помни о смерти») - то в представлении русского существует только «вечность», обусловленная бескрайними просторами нашей страны.


Земледельческий календарь (короткий период урожая и длинная зима) предполагал интенсивный период земледельческих работ весной и летом (лингвистически этот период закрепился в нашем сознании словом «страда»), затем он сменялся долгой зимой. В русских сказках мы встречаемся с Емелей, который целыми днями валяется на печи – это наш герой крестьянин, готовящийся к очередной страде. Этнопсихологи, кстати, отмечают «лень» особенностью русского национального характера. 

Кроме того, в сознании русского народа существует тесная взаимосвязь этничности с религией: например, «русский» = «православный», оппозиция к «православный» - «нехристь»/ «бусурманин», а «крестьяне» (этимологически, «люди креста») = «христиане». 

Община, институт круговой поруки – русская цивилизация неотделима от понятия «соборность», в более модернизированном варианте – «коллективизм». Именно поэтому, русский искренне не понимает, что такое мультикультурализм. «Общинное» закрепило в нашем сознании приоритет коллектива над индивидом, общего над частным. 




Этнополитология: проблема мультикультурализма 

Европейский мультикультурализм сформирован типом мышления просвещённого гуманиста, где государство и нация складываются из отдельных индивидов со своим определённым набором качеств и свойств. И он органично вписывается в модель европейской национальной идентичности, основанной на гражданской общности. Отсюда - и большая гражданская активность в странах Западной Европы. 

В современной России неоднократно предпринимались попытки определения «русского мультикультурализма». Наш способ вписать окружающие нас народы в единую «российскую нацию» опирается, во-первых, на опыт Советского Союза, а, во-вторых, на опыт включения Руси в состав Золотой Орды. Советская национальная идентичность – надгосударственное образование, с помощью которого власть пыталась сформировать особый тип «советского человека» на основе коллективной солидарности трудящихся. А вот опыт Золотой Орды сейчас активно эксплуатируется идеями о многонациональной и многоконфессиональной стране. Золотоордынский принцип управления полагался в основном на фискальную политику и лояльность русского князя хану. 

Европейский мультикультурализм, конечно, сталкивается с проблемами этно территориальных конфликтов - в первую очередь потому, что маленькие мононациональные европейские государства в рамках того же мультикультурализма (либо этнического сепаратизма) начинают отстаивать своё право на самоопределение. Кроме того, большая культурная дистанция между коренным населением Европы и мигрантами создаёт социальную напряжённость. Критики мультикультурализма, такие как Э. Саид, даже утверждают, что европейский мультикультурализм – это новая колонизация, нивелирующая само понятие этничности, что мультикультурализм как конструкт может существовать только в Западной Европе, называя его всего лишь модификацией европоцентризма XIX века. 

Кроме того, существуют споры о «европейской идентичности». В русском мире есть устойчивое непонимание универсализма «европейца». Более того, сегодняшний разговор о европейской идентичности и упадке ЕС поддерживается возрастающими регионалистскими тенденциями внутри союза (будь то BREXIT, референдум в Шотландии или Каталонии). Мы считаем Европу суммой мононациональных государств со своей историей и культурой. Это действительно так, однако, как мы выяснили, во время формирования культурных кодов европейца существовал единый «европейский мир», совпадающий с границами Священной Римской Империи германской нации. Обозначает ли это, что мультикультурализм был вписан в культурный код европейца, нам ещё предстоит разобраться. Будет ли европейский мультикультурализм очередной «миссией белого человека» или утопической мечтой о «дивном новом мире» решать лишь нам с Вами. 

Автор
Мария Шрамова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе