«И малые дети уже имеют на устах "... твою мать"»

Иностранцы о русском языке.
Фото: Учпедгиз Министерства Просвещения РСФСР, Москва


6 июня отмечается День русского языка, который так высоко ценили и ценят его творцы — русские писатели и русский народ. Их хвалебные слова о русском нам известны с детства. Для разнообразия Weekend представляет мнения тех, кто не был носителем языка, но сталкивался с ним — поверхностно или серьезно


«Русский язык не имеет промежуточных определений. Либо ты „брат", либо „дурак"; если ты не „голубчик", значит, „сукин сын". Перевод этого слова я поручаю кому-нибудь другому. Робкий и покладистый характер людей низшего сословия также находит выражение в славянской речи. Народ называет императора „батюшкой", императрицу — „матушкой". Ассортимент ругательств столь же разнообразен, как и обороты речи, выражающие нежную любовь; никакой другой язык так не приспособлен к тому, чтобы поставить человека намного ниже собаки»
Александр Дюма-старший, французский писатель, побывал в России в 1858–1859 годах


«Кнут! Нет ни во французском языке, ни в языке другого цивилизованного народа слова, которое одно воплощает в себе столько сверхчеловеческих жестокостей и страданий! Кнут! От одного этого слова у русского холодеет сердце, кровь стынет в его жилах, это слово бросает в жар, поселяет ужас в душе и подавляет 60-миллионный народ. Но знаете ли вы, что такое кнут? Это — смерть,— скажете вы. Нет, это не смерть, это в тысячу раз хуже»
Жермен де Ланьи, французский путешественник, жил в России в первой половине XIX века


«Русская интонация трудно поддается передаче, русский язык в переводе звучит несколько странно, преувеличенно, как будто основным тоном его является превосходная степень. Я слышал, как однажды милиционер, регулирующий движение, сказал моему шоферу: „Товарищ, будьте, пожалуйста, любезны уважать правила". Такая манера выражения кажется странной. Она кажется менее странной, когда переводят больше по смыслу, чем по буквальному тексту: „Послушайте, не нарушайте, пожалуйста, правил движения". Переводы протоколов в печати похожи больше на „будьте любезны уважать правила", чем на „не нарушайте, пожалуйста, правил движения"»
Лион Фейхтвангер, немецкий писатель, приезжал в Москву в 1937 году


«Иногда служанка обращалась ко мне с несколькими словами на своем татарском диалекте, над которым я мог бы вдоволь посмеяться при всяком другом случае. Сколько я ни бился, сколько ни ломал себе голову над русской грамматикой — уста мои отказывались произнести внятно хоть бы одно слово этого бычачьего языка (cette langue de taureau). К счастию еще, что в два месяца эта девушка кое-как выучилась по-итальянски, настолько, что могла что-нибудь говорить со мной... Никогда я не мог выучиться русскому языку, о котором Ж.-Ж. Руссо (невежественный великий человек!) говорит как об испорченном наречии греческого. Русский язык, напротив того, есть не что иное, как говор почти первобытный, сложившийся в глубине Востока. Я всегда думал, что кто-либо из ученых ориенталистов путем сравнительных выводов (induction) успеет открыть коренные начала этого языка»
Джакомо Казанова, путешественник и писатель, побывал в России в 1765 году


«У русских основная единица времени — „сейчас". Это значит „тотчас". В зависимости от обстоятельств это слово можно услышать в ответ десять, двадцать, тридцать раз, и часами, днями или неделями ждать обещанного. Как и вообще нелегко услышать в ответ „нет"<...> Русские делают каждый час предельно напряженным, каждый день изматывающим, каждую жизнь — мгновением»
Вальтер Беньямин, немецкий философ и теоретик культуры, провел в Москве два месяца зимой 1926 года


«Они вообще весьма бранчивый народ и наскакивают друг на друга с неистовыми и суровыми словами, точно псы. <...> При вспышках гнева и при ругани они не пользуются слишком, к сожалению, у нас распространенными проклятиями и пожеланиями с именованием священных предметов, посылкою к черту, руганием „негодяем" и т. п. Вместо этого у них употребительны многие постыдные, гнусные слова и насмешки, которые я — если бы того не требовало историческое повествование — никогда не сообщил бы целомудренным ушам. Говорят их не только взрослые и старые, но и малые дети, еще не умеющие назвать ни Бога, ни отца, ни мать, уже имеют на устах это: „... твою мать",— и говорят это родителям дети, а дети родителям»
Адам Олеарий, немецкий географ, в качестве секретаря посольства шлезвиг-гольштейнского герцога Фридриха III в 1630-х годах побывал в России


«У русского крестьянина в запасе множество пословиц, с помощью которых он емко и зачастую очень красочно выражает свою умную и практичную мысль. В то же время ему с трудом дается понимание абстрактных слов. Как-то я пытался растолковать одному крестьянину, что такое „расстояние". Он сказал: „Сдается мне, это то, что мы называем верстами"»
Морис Бэринг, английский журналист, с 1905 по 1912 год периодически подолгу жил в России


«Англичанин, который живет в Петербурге уже пятнадцать лет, <…> поговорил по-русски, чтобы дать нам представление о языке, однако обрисовал нам весьма унылые перспективы, поскольку, по его словам, в России мало кто говорит на каком-либо другом языке, кроме русского. В качестве примера необычайно длинных слов, из которых состоит этот язык, он написал и произнес для меня следующее: „защищающихся", что, записанное английскими буквами, выглядит как Zashtsheeshtshayoushtsheekhsya: это пугающее слово — форма родительного падежа множественного числа причастия и означает „лиц, защищающих себя"»
Льюис Кэрролл, английский писатель, путешествовал по России в 1867 году


«Выяснилось, что улетевший самолет как раз и был нашим. Мы слегка огорчились — почему никто не сказал нам, что нужно садиться в тот самолет? Возмутился даже Хмарский, у которого произошел долгий и бурный разговор с комендантом аэропорта. В этой беседе использовалось множество энергичных жестов и слов русского языка, которые мы не можем произнести из-за обилия в них согласных. В общем, это звучало как обмен бросками ручных гранат»
Джон Стейнбек, американский писатель, приезжал в СССР в 1947 году вместе со своим другом — фотографом Робертом Капой


«„Товарищ секретарь, не могли бы вы мне сказать, по каким дням председатель Верховного Совета принимает личные заявления граждан?"
Лицо секретаря налилось кровью. Он поднялся из своего кожаного кресла и двинулся в мою сторону. „Что?…твою мать! Убирайся, пока я не приказал вышвырнуть тебя отсюда!"
Я обратился в бегство. Даже сидя в вагоне метро не мог унять дрожь. Какая отвратительная и злобная брань! Оскорбительно было даже не то, что он сказал, а то, как он это сказал. Русская брань ужасна для слуха — она звучит грубее и отвратительнее, чем на всех других знакомых мне языках. Я был глубоко оскорблен»
Роберт Робинсон, рабочий машиностроительного завода, переехал в СССР в 1930 году, где прожил 40 лет


«Русские не учатся никакому другому языку, кроме своего родного, и не допускают другого языка между собой. Вся их служба в церквах совершается на родном языке. У них есть Ветхий и Новый Завет, который ежедневно читается, но суеверие не уменьшается: когда священники читают, то так странно, что никто не может понять их, да никто и не слушает их; пока они читают, народ сидит и болтает. Когда же священник совершает службу, никто не сидит, а все гогочут и кланяются, как стадо гусей»
Ричард Ченслер, английский мореплаватель, положивший начало торговым отношениям России с Англией в 1554 году


«Множество странных явлений, происходивших в русском движении, объясняется тем, что долгое время всякое русское сочинение было для Запада книгою за семью печатями и что поэтому Бакунину и иже с ним легко было скрыть от Запада свои проделки, давно уже известные среди русских <…> Теперь этому наступил конец. Знание русского языка,— языка, который всемерно заслуживает изучения как сам по себе, ибо это один из самых сильных и самых богатых живых языков, так и ради раскрываемой им литературы,— теперь уж не такая редкость, по крайней мере, среди немецких социал-демократов»
Фридрих Энгельс, немецкий философ, полиглот, говорил на русском и переписывался с русскими революционерами в середине XIX века


«Русский язык, насколько я могу судить о нем, является богатейшим из всех европейских наречий и кажется нарочно созданным для выражения тончайших оттенков. Одаренный чудесной сжатостью, соединенный с ясностью, он довольствуется одним словом для передачи мысли, когда другому языку потребовались бы для этого целые фразы»
Проспер Мериме, французский писатель, переводил на французский Пушкина и Гоголя в 1850-х годах


«Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости»
Фридрих Энгельс, немецкий философ, полиглот, говорил на русском и переписывался с русскими революционерами в середине XIX века

Автор
Никита Солдатов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе