Анна Ревякина: Донбасс говорит на русском языке, а не на суржике

Русская поэтесса из Донецка рассказала о том, что значит язык Пушкина и Путина для шахтерского края.
На фото: Анна Ревякина (Фото: страница Анны Ревякиной в соцсетях)


«СП»: — Как вы, русский поэт из Донецка, отнеслись к озвученной в конце прошлого года инициативе главы ДНР Дениса Пушилина о том, что русский язык в республике остается единственным государственным, а у украинского государственного статуса больше не будет? Много дончан говорит на украинском?

— Пушилин озвучил, и его тут же обвинили в том, что он, дескать, ведёт войну с языком, хотя, конечно, это не так. Донбасс не воюет с украинским языком, хотя бы потому, что это бессмысленная война, ровно такая же, как и с памятниками. Глава Республики не на ровном месте выступил с подобным заявлением. Донбасс — это русскоязычный регион! И всегда таковым был.

С тех пор, как прекратилась насильственная украинизация региона, ареал обитания украинского языка значительно сократился. Это произошло естественным образом. Мы стали смотреть фильмы и спектакли на нашем материнском языке, и это счастье! Это и правда счастье! Мне за всю мою жизнь встретилось крайне мало людей в Донецке, которые бы реально в быту говорили на украинском языке.

Да, мы все украинский язык учили в школе, кто-то из нас даже относит себя к билингвам, но общение между людьми в основном происходило и происходит в рамках русского языкового поля. Что касается донбасских сёл, то в них процент людей, которые говорят на смеси русского и украинского языков выше, чем в городах. Именно смеси. Так сложилось исторически.

К чему привела торговая война между двумя сверхдержавами

«СП»: — Иногда в социальных сетях можно найти высказывания, что русский язык в Донбассе — это не совсем русский, что это чуть ли не суржик. На этом основании делается вывод, что в Донбассе живут вовсе не русские, поэтому надо Донбасс оставить Украине, и что русской судьбы Крыма ему не видать. Что вы думаете об этом? Что вы можете сказать о русском языке Донбасса? Какие у него особенности?

— Повторюсь! Донбасс говорит на русском языке! Не на суржике! Просто донбассовцы порою употребляя в речи украинизмы думают, что говорят на суржике. Это заблуждение. Суржик — это украинская грамматика с вкраплением русских слов. Мы же говорим на русском с редким вкраплением украинских слов.

Русский язык Донбасса мягкий, не такой, как московский, нас часто выдаёт фрикативный «г» и региолектные слова, характерные нашему региону. Если следовать вашей логике, то и на Кубани живут недостаточно русские люди, ведь кубанская балачка тоже далека от московской нормы.

Что касается степени русскости донбассовцев, то она определяется не только языком, но при этом напомню вам, что точкой отсчёта конфликта многие донбассовцы называют отмену Радой языкового закона Кивалова-Колесниченко, который предусматривал, что в 13 регионах Украины русских язык носит статус регионального. Это было в феврале 2014 года.

Донбасс за пять лет войны не раз доказывал не просто свою лояльность по отношению к России, он доказывал и продолжает доказывать именно свою русскость. И как следствие — готовность к интеграции. Странно, что могут ещё находиться люди, которые этого не видят. Я бы посоветовала им сходить и проверить зрение.

«СП»: — Ваш поэтический учитель Евгений Евтушенко, с которым вы вместе работали над некоторыми вашими стихами у него на даче в Переделкино, как относился к вашему русскому языку? Замечания делал? Если да, то какие?

— Он относился ко мне, как к человеку, который думает, говорит и пишет на том же языке, что и сам Евтушенко. На русском! Замечаний не делал. Более того, Евтушенко был большим придумщиком, мастером неологизмов. Одни его «снеги» чего стоят!

В поэзии он ценил афористичность и склонность к неологизмам, ему нравилось оперировать новыми словами и понятиями. Он был в восторге от моей придумки, что существуют два города — «Город До» и «Город После». Мы с ним беседовали и о поэтической новизне, и об эмоциональной силе, и ещё много, о чём.

«СП»: — Как вы считаете, русский поэт в своем стихотворном творчестве должен пользоваться литературным русским языком или его региональным вариантом? Какой нормы ему лучше придерживаться?

— Язык — это ведь не одежда, которую можно надеть или снять, это само тело, плоть поэта. Если ты пишешь о Донбассе, а мы все, донецкие авторы, в той или иной степени пишем о Донбассе, то попробуй обойтись без слова «тормозок», например. Никак не обойдёшься. Как сказать-то? Еда, которую горняк берёт с собою в шахту?

Поэзия живёт по своим собственным законам, в текстах, разумеется, лучше избегать грубых ошибок, но региолектные слова — это не ошибки, это невероятные цветы, которые водятся только в том или ином месте. Они характеризует само место, они здесь появились, они уместны, они родные.

Региолектные, отличающиеся от нормы слова, водятся не только в Донбассе, но и в других регионах России. Например, речь рязанца и москвича имеет множество отличий. И в этом многообразии и есть сила русского языка. Поэзия — это ведь не про стандарты вовсе, поэзия про другое. Я часто говорю о геопоэзии, когда текст вырастает из самой местности, как здание. Нет, скорее, как дерево, ведь поэзия — это про живое, а не про мёртвое.

«СП»: — Нуждается ли, по-вашему, русский язык в модернизации? В новой лексике? Вот Велимир Хлебников изобретал новые слова. Лимонов говорит, что Россия консервативна, так как чтит Пушкина из позапрошлого века, а не «изобретателя» и новатора Хлебникова. Что думаете по этому поводу?

— Пушкин из позапрошлого века стоял у истоков современного русского языка, на минуточку. Пушкин был не просто изобретателем и новатором, он был тем, кто создал саму матрицу, не совсем создал, конечно, но упорядочил. Пушкин — это своего рода Менделеев. Один из открывателей фундаментальных законов языкоздания, по аналогии с мирозданием.

А Хлебников работал уже с готовым материалом, наращивал внутри. Хлебниковские поиски и амплитуды не чета пушкинским. Нам тяжело это осознать. Язык — это настолько совершенная и саморегулирующаяся система, что нам, простым пользователям, даже думать о модернизации и прочем моветон. Язык сам возьмёт своё, из других языков в том числе. Возьмёт нужное, а ненужное отвергнет.

Я говорю именно о русском языке, в нём я вижу признаки божественности. Он сам по себе Бог. Он абсолютен во всех его проявлениях. И даже русский мат абсолютен, хотя и лично мною нелюбим. Что касается того рабства, в которое периодически попадают иностранные слова в России (экономические термины и т. д.), то я не считаю необходимым придумывать чисто русские аналоги. Это бессмысленно, очень сложно сопротивляться глобализации.

«СП»: — В современном мире, который пропитан английским, есть ли будущее у русского языка?

— Сегодняшняя Россия интересна гражданам других стран, многие иностранцы учат русский язык, интересуются русской культурой. А вот упорство, с которым упрямые русские не учат английский, в итоге работает на нас, на наш язык.

Я не знаю, почему у русских так плохо с иностранными языками, то ли что-то в школе надо менять, то ли сам русский язык является прививкой против изучения новых, но наш человек упрям и настойчив в своём нежелании учить английский. Он будет изворачиваться до последнего, но учить не станет.

Это такая национальная особенность, к ней надо относиться как к данности, это ни хорошо и ни плохо, просто это так. И этот барьер тоже работает. Часто можно услышать тезис, что русский язык надо оберегать? Отвечу — надо. Есть ли сегодня вообще языки, которые не надо оберегать? Кроме английского и китайского, конечно. Совсем необязательно, что языки, на которых во времени настоящем говорят миллионы, в условиях глобализации смогут пережить несколько столетий. Если нет экономического запроса на язык, выживет ли он?

Для иностранцев изучение русского языка — это не способ повысить собственную конкурентоспособность, это просто прикосновение к экзотике. Мы часто говорим о суверенитете: о государственном, военном, финансовом и т. д. Конечно, России нужен и языковой суверенитет.

«СП»: — Что на сегодня представляет русская поэзия Украины? Есть ли у неё достижения?

— Она есть, несмотря ни на что. И будет, пока на Украине есть люди, которые с молоком матери впитывают русский язык. Поэзия — это ведь всегда из детства. Не знаю ни одного поэта, который был бы крут в рамках языка выученного, а не того, который был дан от рождения. И потом русская поэтическая школа гораздо обширней украинской, сама традиция глубже, сильней, уверенней.

Украинская поэзия ограничена, с одной стороны в рамках украинского языка ещё достаточно места для эволюции и эксперимента, а с другой стороны украинский язык якорит, заставляет двигаться в определённом русле. И любимая украинская тема уже ну совсем избитая: несчастный украинский народ, народ-страдалец, народ под гнётом. Не надоело? Конечно, я сейчас говорю о гражданской поэзии.

Что касается достижений русскоязычной поэзии на Украине, то могу назвать достижения отдельных людей. Без фамилий. Это люди, которые на свой страх и риск всё же находят в себе силы собирать антологии и презентовать их. Но я бы хотела расставить акценты. Русскоязычная поэзия на Украине и русская поэзия на Украине — это две совершенно разных истории.

Первая достаточна обширна, вторая малочисленна и сегодня почти вся подзамочна. И потом не забывайте, что на русском языке можно написать антироссийские стихи. И такие стихи пишутся, не только на Украине, но и в России. Стихи, которые не только не способствуют развитию русского языка, а преследуют единственную цель — ослабление самой России.

«СП»: — Есть ли будущее у русского языка на Украине? Выдержит ли он все запреты и гонения на него?

— Позвольте, впаду в самоцитирование.

Мой язык кому-то становится поперёк горла.
Говорить на нём всё равно, что терпеть свёрла
по металлу в кости подъязычной и рядом с нёбом.
Мой язык поэтичный уродлив для русофоба.

Русский язык выдержит всё, и гонения тоже. Более того, чем больше будут на него покушаться, тем сильнее он будет становиться. Это как с церковью. Не будь украинцы такими недалёкими, они бы сделали свою заявку на русский язык, сказали бы, что он такой же их, как и России. И это было бы верно!

Но Украина пошла по пути запрета русского и навязывания украинского. А это глупо. Украинский не нужно было навязывать, это произвело обратный эффект, его нужно было правильно подавать, демонстрировать, показывать его посконную красоту и силу. Если бы изначально Украина именно такую языковую политику претворяла в жизнь, политику мягкую и обволакивающую, любовную, то всё было бы иначе. Но она вначале абсолютно русскоязычный Донбасс попыталась, простите, изнасиловать украинским языком. А теперь насилует все остальные регионы.

Конечно, школьники ради успешной сдачи ЗНО (аналог российского ЕГЭ) зубрят мову, но история этой зубрёжки не имеет ничего общего с любовью к родной речи. Это просто необходимость. Особенно в свете последних языковых реформ. Мне очень жаль бывших донбассовцев. Ух, как они в соцсетях расписались за эти пять лет на украинском, стали прям мовными патриотами. Те, которые ещё пять лет назад блеяли и путались в словах.

Будет ли изгнан русский с украинских территорий? Не в этом поколении, но если процессы будут усиливаться, то, конечно, будет. Но украинцы на украинском языке не остановятся. Мы живём в глобальном мире, Украине нужен выход в большое мировое пространство. Такой выход для Украины могут дать два языка — русский и английский. Если ничего не изменить сегодня, то уже послезавтра Украина превратится в Грузию.

Старики будут говорить на русском, молодёжь — на украинском и английском. Эффект, конечно, будет не таким сногсшибательным, как в Грузии, всё же грузинский язык ну совсем не похож на русский.

Именно поэтому так важно помнить о том, что Донбасс — это почти четыре миллиона русскоговорящих людей. Если вспомнить тезис о том, что язык — это кровь народа, то донбассовцы могли бы без какого-либо конфликта по группе крови влиться в большую русскую семью!

Автор
Александр Круглый
Поделиться
Комментировать