Артисты граммкружка

75 лет назад, в 1931 году, крупнейшие звукозаписывающие фирмы мира "Коламбиа" и "Грамафоун Компани" объединились в единую корпорацию EMI, включавшую 50 заводов по производству грампластинок в 19 странах и полвека господствовавшую на мировом музыкальном рынке. Диски с разлагающей буржуазной музыкой проникали даже за железный занавес, и советские люди видели на их этикетках те же рисунки, что украшали дореволюционные грампластинки русского филиала "Грамафоун Компани": пишущего ангела и собаку, слушающую голос хозяина. Нелегкую историю зарубежного лидера отечественного граммофонного дела восстановил обозреватель "Денег" Евгений Жирнов.

Напевный скандал

В начале было слово, и слово это было про Мэри, безвестную собственницу барашка из детского стишка, наговоренного Томасом Алвой Эдисоном в раструб фонографа и ставшего первой в истории человечества звукозаписью. Запатентовав в 1877 году фонограф, Эдисон по праву получил все лавры отца звукозаписи, но, похоже, недооценил коммерческий потенциал открытия. Зато его европейские конкуренты -- французская фирма "Патэ" и германский профессор Эмиль Берлинер -- оценили этот потенциал в полной мере.

Главной проблемой фонографов оказалась трудность тиражирования записей. Каждый валик, покрытый воском, нужно было записывать на фонографе, повторяя операцию столько раз, сколько требовалось копий. Профессор Берлинер, как с жаром доказывали его последователи и поклонники, первым, раньше французов сумел сделать то, что не удалось самому Эдисону.

"В области воспроизведения звуков,-- писал в 1899 году профессор И. П. Рапгоф,-- со времени открытия фонографа лишь профессором Эмилем Берлинером сделано громадное открытие, способное произвести целый переворот, и его аппарат -- граммофон, бесспорно, следует причислить к тем величайшим открытиям, коим мы обязаны гению XIX века.

Заимствуя принцип фонографа с его мембраною у Эдисона, профессор Берлинер, создав горизонтальную фонограмму, разрешил вопрос, над которым тщетно трудился Эдисон. Последний указал на то обстоятельство, что валики в зависимости от диаметра приобретают большую естественность звука. Этим самым Эдисон признал необходимость стремления к горизонтальной фонограмме в виде пластинки, но как этого добиться -- вот что для Эдисона оставалось загадкой.

Эту загадку разрешил профессор Берлинер, и результаты превзошли всякие ожидания. Более того, профессор Берлинер разрешил и другой вопрос, над которым также тщетно трудился Эдисон, а именно: ему удалось найти способ умножения раз воспринятой фонограммы".

В 1898 году фирма профессора Берлинера начала прессовку первых пластинок, и одновременно с этим началось массовое производство граммофонов. Успех нового устройства был оглушительным. Публику привлекала возможность слушать записи опер, которые еще только собирались ставить, и проигрывать популярные мелодии из опереток столько раз, сколько пожелаешь. Но главное -- великие певцы, гастролей которых приходилось ждать годами, исполняли свои мелодии только для вас в любое удобное для вас время.

Несмотря на то что первые граммофоны, как и первые патефоны, стоили огромных денег, состоятельные господа не жалели на них средств. Вложения оправдывались в считанные месяцы. На граммофонные концерты на дому можно было привлечь интересную для общения и нужную для бизнеса публику. А затраты на граммофоны и пластинки были сравнимы с ценой посещения выступлений лучших исполнителей. К примеру, простой граммофон стоил 45-80 руб., а цена билета в Большой театр, когда выступал Шаляпин, поднималась едва ли не до сотни. А если известный бас участвовал в частном благотворительном концерте, то за кресло платили уже до 200 руб.

Как все иностранное и новомодное, граммофоны быстро завоевали симпатии состоятельных россиян, которые предпочитали аппараты по максимальной цене -- 600 руб. с рупором из серебра 84-й пробы. Специфическим был и музыкальный вкус русских меломанов. Если аристократия наряду с зарубежной ценила и русскую музыкальную классику, то купечество и промышленники предпочитали русский шансон. Но ни того, ни другого ни французская "Патэ", ни "Граммофон" не записывали и не тиражировали.

В 1898 году упущение решил исправить отечественный предприниматель, который чаще всего упоминается в отечественной музыкальной истории только по первой букве фамилии -- Б., поскольку принято считать, что он с помощью фирмы "Граммофон" нанес престижу русской музыкальной культуры непоправимый урон. Профессор Рапгоф писал:

"В прошлом году я сам имел случай руководить музыкальною стороною запечатлевания пьес русского репертуара.

Господа Иосиф и Яков Берлинер, директора Германского граммофонного общества, прислали в Петербург по приглашению г. Б. своих техников гг. Дерби и Гейнике. Оба эти техника далеко не стояли при запечатлевании в надлежащих условиях, необходимых для успешного хода дела, почему та часть русского репертуара, которая была запечатлена в Петербурге по заказу г. Б., далеко не отвечает задачам искусства.

Ввиду этого я требовал в интересах артистов, чтобы в продажу поступали одни лишь удачные пластинки, на что г. Б., как человек коммерции, которому так чужды интересы русского искусства, вовсе не согласился. Он преспокойно пустил в продажу почти все номера, напетые перворазрядными артистами, доверявшими утилизацию своего художественного исполнения не г. Б., которого они вовсе не знали, а мне на коллегиальных основаниях".

Русские артисты были в шоке. Все они волновались при виде рупора, но каждый новый дубль стоил денег, и Б. отказывался переписывать неудавшиеся номера. А втянувший их в эту авантюру профессор Рапгоф был вынужден оправдываться и расширять круг виновных в провале:

"Я, обещавший не пускать в печать неудачных номеров, оказываюсь в положении весьма ложном. Вот что меня и побудило выступить с публичным разъяснением происшедшего.

Но не одни только артисты в претензии, в претензии и публика. Выпишет этак обыватель в провинции пластинку по каталогу и пламенно ожидает ее прибытия: 'Вот-де будет романс!' -- а оказывается, вместо романса получился не то шорох токарного станка, не то скрип колес, но отнюдь не пение.

Но коммерсант сделал свое дело и весело потирает руки, приговаривая: 'На то и щука в море, чтобы карась не дремал'.

Чем же, однако, объяснить такой громадный процент неудавшихся номеров, которые г. Б. сбывает при помощи своего полного каталога пьес? Ему интересен оборот, и, по его соображениям, он иначе делать не может.

Оригинал фонограммы запечатлевается на цинке, который подвергают травлению, затем создают матрицу гальваническим путем, служащую как бы стереотипом или формою при отливке пластинок пьес.

Достаточно того, чтобы во время записи электрический аппарат, приводивший в движение звуковой негатив, был не вполне исправен, или чтобы пластинка оказалась недостаточно хорошо полированной, или чтобы во время травления пластинка слишком долго пробыла в ванне, и номер испорчен. Никакие манипуляции не могут исправить технических промахов, и лучшие артисты Императорской русской оперы, к вящему своему отчаянию, наряду с удавшимися номерами слышат себя в такой карикатуре, что вчуже жаль этих замечательных артистов, невольно ставших лицом к лицу перед коммерцией в дурном смысле этого слова".
 
Со дня основания фирма надеялась на ангельскую кротость артистов и собачью преданность покупателей 

Однако скандал пошел на пользу всем сторонам. Прижимистый предприниматель получил великолепную прибыль, с лихвой перекрывшую все затраты, поскольку пластинки стоили от 1,5 до 3,5 руб. Для сравнения: квалифицированный рабочий получал в то время около 60 руб. в год. Возмущенный Рапгоф выпустил собственный каталог правильных записей и открыл торговлю ими. Причем как истинный русский патриот за "Боже, царя храни" просил два с полтиной, а французскую "Марсельезу" и гимны других стран отдавал за 1 руб. 75 коп.

Не остались внакладе и артисты. Разогретая скандалом публика желала услышать их качественные записи и потому покупала их вновь появлявшиеся пластинки. Благо записывать их и платить гонорары решила фирма "Граммофон", оценившая огромную емкость русского рынка грамзаписи.

Скупой продюсер

К моменту создания русского филиала фирма "Граммофон" называла себя международной, имела отделения в крупнейших европейских городах и головной офис в Лондоне. Ее русская история в письме в Государственный совет в 1910 году описывалась так:

"Общество 'Граммофон' получило разрешение действовать в России 2 мая 1903 года, но еще до этого момента вело дело в России через агентов с апреля месяца 1900 года.

Общество 'Граммофон' при самом основании его приобрело у проф. Берлинера его изобретение для записи и воспроизведения звуков при помощи плоских дисков (вместе с правом на название 'Граммофон', данное профессором Берлинером его замечательному аппарату). Это название в настоящее время всюду употребляется нашими подражателями.

Наша фабрика в Риге основана в 1902 году и изготовляет не только все записи русской музыки, но также и записи исполнения известных европейских артистов, находящие себе сбыт в России.

Таким образом, все записи, продаваемые нами в России, изготовляются, за ничтожным исключением, русскими рабочими, причем 90% наших изделий составляют произведения русской музыки в исполнении русских артистов".

На протяжении первых шести-семи лет работы в России "Граммофон" безраздельно царил на русском рынке. В немалой степени потому, что фирма стремилась удовлетворить абсолютно все запросы покупателей. Если вы желали получить русскую народную музыку -- к вашему удовольствию в каталоге "Граммофона" имелись все существовавшие на то время инструментальные исполнители и хоры. А если вас увлекала еврейская духовная музыка, то оказывалось, что фирма заключила договоры со всеми видными канторами в Российской империи, и каждого усиленно рекламировали в многочисленных рекламных изданиях фирмы.

Как водится, особую популярность имели блатные песни. Или, как тогда говорили, "музыка из таинственного, но привлекательного каторжного мира". К примеру, песню "В пустынных степях Забайкалья" исполнял некий не называвшийся тенор с хором тобольских каторжников. А для тех, кто из-за качества записи не мог в точности расслышать слова, фирма публиковала либретто пластинок, где полностью приводился текст песен, временами очень отличавшийся от известного ныне. Для тех же, кому творчество забайкальских каторжников было чуждо, предлагали высокодуховную продукцию. Свои произведения начитывали известные писатели -- Вересаев, Бунин, а стихи и монологи из драматических пьес -- такие известные актеры, как Ермолова, Яблочкина, Южин.

В 1909 году фирма извещала любителей грамзаписи:

"В октябре же этого года акц. о-во 'Граммофон' вошло в соглашение с Обществом деятелей периодической печати и литературы на производство записей речей и слов известных писателей и общественных деятелей, а также исполнение артистов с отчислением известной части с продажной цены пластинок в пользу О-ва деятелей периодической печати.

Организацией этой записи преследуются как культурно-просветительные цели, так и цели национально-исторические. Граммофон и пластинка явились в данном случае хранителями для потомства подлинных живых слов наших писателей и знаменитых людей и дали толчок к образованию при Обществе деятелей печати особого музея пластинок, которого до сих пор еще не было в России. Это совместное начинание встретило всеобщее сочувствие и ознаменовалось в самом начале таким крупным успехом, как запись голоса Льва Николаевича Толстого, которая является единственной не только в России, но и во всем мире. С этой целью была совершена специальная поездка к Л. Н. Толстому в Ясную Поляну целой депутации, сообщение о которой прошло через всю прессу и было иллюстрировано многими снимками в журнале 'Кривое зеркало', разосланном всем нашим покупателям.

Со слов Льва Николаевича были записаны пять пластинок: две русские, из книги Льва Николаевича 'Круг чтения' мысли на каждый день, одна французская, 'Qu`est се que la religion?', одна немецкая, 'Fur alle Tage', и одна английская. Образцы этих пластинок уже получены и великолепно удались. Сохранены и тембр голоса, и интонация великого писателя земли русской, портреты которого с его автографом будут разосланы всем нашим покупателям".

Умение работать с покупателями было сильной стороной "Граммофона". В выпускавшемся фирмой журнале, к примеру, печатали портреты и биографии постоянных покупателей, что для них было, безусловно, крайне лестно. Причем рядом с портретами русских обывателей из глубинки нередко попадались и туземные купцы из Туркестана.

При этом "Граммофон" резко осуждал все другие фирмы, пытавшиеся скопировать этот опыт и наладить выпуск собственных журналов, подспудно рекламирующих проигрыватели и пластинки:

"Мы замечаем возникновение специального журнала под наименованием 'Граммофон и Фонограф', появившегося в 1902 году в Петербурге и закончившего там свое существование в 1905 году. Ныне, есть слухи, этот журнал воскрес и издается будто бы в Царевококшайске. Программа этих журналов однотипна у всех издателей, они обещают давать беспристрастные отзывы о всех новинках, появляющихся в продаже на граммофонном рынке. Конечно, находится несколько любителей граммофона, подписывающихся на этот журнал, существование которого желательно именно как беспристрастного судьи тем или иным новинкам.

Оборотная сторона медали такова. Издатель прежде всего рассчитывает получить на плохой конец 300 подписчиков, приносящих ему 900 руб. в год помимо платы за рекламы в журнал, тоже дающей несколько сот рублей в год. За прикрытием расходов по изданию, пересылке журнала и других остается польза около 600 руб. в год. Ввиду того, что существование журнала находится в зависимости от его содержания, а материал получается только от фабрикантов и изобретателей, журнал этот должен держаться корректно по отношению ко всем фабрикантам и фирмам, поддерживающим его своими рекламами и снабжающим материалом для печатания. Ясно, что о беспристрастности тут и речи быть не может".

Естественно, "Граммофон" мог рассуждать об этом совершенно квалифицированно, поскольку в его журнале и множестве брошюр и книг рекламировалась исключительно его собственная продукция и охаивались конкурирующие производители. Но этим дело не ограничивалось. Фирма не жалела средств на рекламу. Ею были украшены трамваи, ею пестрили газеты, а хорошо выполненные плакаты "Граммофона", рассылавшиеся покупателям, можно было увидеть в домах и лавках по всей империи.

Но важнее всего было сотрудничество с фирмой выдающихся исполнителей. С "Граммофоном" сотрудничала "жрица пошлости" -- исполнительница романсов и прима русской эстрады Анастасия Вяльцева. В студии "Граммофона" записывал свои арии и песни император русской сцены Шаляпин.

Как утверждала сама фирма, выдающиеся певцы отдавали предпочтение именно ей, поскольку только она имела возможность платить максимальные гонорары. Официальные известия "Граммофона" в 1909 году утверждали:

"В публике иногда приходится слышать замечания о дороговизне граммофонных пластинок, в особенности напетых выдающимися и знаменитыми артистами. Посылая нам эти упреки, публика совершенно упускает из виду те колоссальные затраты, которых требует современное состояние техники в деле изготовления хороших пластинок при массовом, фабричном их производстве. Но необоснованность этих упреков становится вполне очевидной, если мы примем во внимание те колоссальные гонорары, которые приходится уплачивать артистам и исполнителям.

Как велики эти гонорары, явствует из того, как вообще в наше время оплачивается труд знаменитостей.

Выше всех стоит наш знаменитый бас Шаляпин, оценивающий каждый свой выход не менее 10 000 руб. На одной Императорской сцене Шаляпин получает 65 000 руб. в год".

Это было просто наглой ложью. Шаляпин получал за выступление в Большом театре 50 тыс. руб. в год, и это было самой большой суммой, которую когда-либо получал русский артист. Следующим за ним по гонорарам в императорских театрах шел тенор Л. В. Собинов, получавший вдвое меньше. Однако плата за записи явно не шла ни в какое сравнение с их гонорарами за выступления в театрах. Согласно отчету фирмы о расходах за 1908 год, все лицензионные и гонорарные выплаты русского "Граммофона" составили 140 тыс. руб. А фирма ежемесячно выпускала несколько десятков новых пластинок. Так что на каждого получалось, мягко говоря, не очень много.

Правоту этих расчетов подтверждали и недруги фирмы. Журнал "Граммофонный мир" в 1909 году писал:

"Общество 'Граммофон' находилось тогда под эгидой печального героя Родкинсона, который отлично надевал хомуты на артистов и благодаря различным комбинациям умел выжимать из них все соки. Достаточно сказать, что такие крупные величины, как Южин, Бернарди, пели по 10 рублей, а 'самому' знаменитому Собинову платили за романс по четвертному билету!"

Музыкальный критик А. Мишурин нарисовал яркий портрет руководителей "Граммофона" в России:

"Можно себе представить, как любили покупатели и артисты г. Родкинсона, когда он, будучи в очень хорошем расположении духа, протягивал только два своих директорских пальца, изображая из себя по крайней мере герцога Каломбершского. На самом деле это был простой смертный немецкий еврей, который, почуяв себя у кормила неограниченной власти, быстро вошел во вкус хорошей жизни, дорогих гаванских сигар и корчил из своей персоны понимающего мецената, причем делал записи сообразно своим далеко не платоническим взглядам на гг. артистов. Несколько лет его печального директорства были сплошной вакханалией, каким-то вечным угаром, чадом, масленицей для него самого и его присных, которые тоже теперь повылетали, и только с недавнего времени спертая атмосфера немного очистилась и получился приток свежего воздуха..."

Бумажные пираты

Проблемы нового директора "Граммофона" А. Г. Михелеса, сменившего Родкинсона, были связаны не столько со стилем работы его предшественника, сколько с беспредельным аудиопиратством и прочими нарушениями авторских прав.

"Для иллюстрации беззастенчивости наших конкурентов,-- писал Михелес в Государственный совет империи,-- приведем следующий факт. Давид-Моисей Абрамович Финкельштейн (из общества 'Орфеон') вместе с другими лицами имел в Петербурге фабрику, на которой копировал наши записи, издавая их под названием 'Мелодифон'. Нам посоветовали купить эту фабрику на том условии, что Финкельштейн в будущем не будет заниматься копированием. Мы прилагаем для Вашего сведения копию с контракта продажи, чтобы показать Вам, как ясны были условия относительно запрещения копировать. Несмотря на это, г. Финкельштейн сейчас же после заключения договора вновь стал подделывать наши записи.

Подделка наших записей причиняет громадный ущерб нашему обществу, так как производство граммофонных пластинок сопряжено для общества с затратами значительных капиталов и труда, тогда как изготовление копированных пластинок чрезвычайно несложно".

Но "Орфеон" считался еще более или менее приличной фирмой. Газеты писали о множестве аудиопиратов из русской тогда Варшавы, которые скупали свежие диски "Граммофона", ехали с ними в Германию, где за небольшие деньги им изготавливали партии весьма качественных копий. Мало того, мелкие мастерские и заводики в Варшаве и ее окрестностях делали граммофоны и продавали их под тем же названием, хотя все права не него принадлежали одноименной фирме. Там же изготовлялись фальшивые пластинки из папье-маше. А торговля всем этим товаром шла повсюду, вплоть до столицы империи:

"Без всякого патента, без права торговли, без приказчиков,-- возмущался писатель Ю. Н. фон Кноринг,-- в частных квартирах на Максимилиановской, Жуковской, Николаевской устраиваются целые приватные 'семейные' склады граммофонов. В газеты пускаются объявления, что 'случайно' продается партия граммофонов по небывало выгодной цене, доступной всякому смертному. И смертные, не подозревая ловушки, идут на эту удочку и покупают за хорошие деньги всякий хлам и завал, который поставляют предместья Варшавы. Но мало этого! Такие приватные торговли имеют еще свои филиальные отделения и на... лестницах у швейцаров! Очень часто можно встретить объявление, что экстренно 'по случаю выезда' продается десятипружинный аппарат какой-то необыкновенной американской системы, с массой пластинок лучших знаменитостей. Обыкновенно эти аппараты оставляют у швейцаров на комиссию приватные торговцы, и американский граммофон, купленный по особому случаю за хорошие деньги, оказывается в конце концов возмутительной дрянью, а пластинки копированными или бумажными. Разумеется, все это отрицательные стороны дела, которые сводятся к тому, что солидные торговцы должны поневоле понизить цены до минимума и пользоваться более чем скромным барышом".

Однако "Граммофону" и другим солидным фирмам удалось в 1911 году добиться принятия закона об авторских правах. Нравилось им в этом законодательном акте далеко не все, и они еще долго добивались уточнения и ужесточения отдельных положений закона. Однако вопреки общепринятому мнению закон не слишком помог борьбе с пиратами. Варшава и ее предместья продолжали, пусть и в меньших масштабах, свой флибустьерский промысел. Лишь во время первой мировой войны, когда немцы заняли Польшу, поставки паленых дисков практически сошли на нет. Но в 1917 году в России не стало ни авторских, ни каких-либо других законов, замененных революционным правосознанием. Фирма "Граммофон" прекратила деятельность в России, и долгие десятилетия через железный занавес проникали лишь отдельные диски с хорошо знакомыми лейблами -- пишущим ангелом и собакой, слушающей голос хозяина. 

Оригинал материала

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе