Наша Даша. Флоренс - не наша

Когда в 1911 году Ханжонков снял один из первых игровых русских фильмов “Оборона Севастополя”, художественная кинолента завершалась документальными кадрами.

Зритель увидел лица ещё живых участников обороны города в 1854-55 годах. Сохранились и снимки.



Справа в первом ряду на фото, в белом платке - Дарья Лаврентьевна Михайлова (в замужестве Хворостова), известная в истории как Даша Севастопольская. В фильме она выходит на передний план. Франц Рубо изобразил её на полотне знаменитой Панорамы с коромыслом и ведрами воды, из которых пьют защитники бастиона. Первая сестра милосердия на поле боя. Создательница первого передвижного медпункта во время сражения при Альме. Даша - одна из легенд Крымской войны. На фасаде здания Панорамы есть  и её скульптурный портрет: единственный женский образ в галерее героев первой обороны.


"В Табельные дни и Престольные праздники Дарья Лаврентьевна надевала свое черное вдовье платье, единственным украшением которого были награды, Всемилостивейше пожалованные ей Государем Императором за героическое участие в Обороне Севастополя и золотой крест-благословение, пожалованный ей Государыней Императрицей, и шла на торжественную службу в церковь Святого Благоверного князя Александра Невского. По возвращении от службы она сидела на скамеечке у своей калитки, беседовала с соседями. Дарья Лаврентьевна знала почти всех жителей Корабельной стороны, все жители нашего околотка хорошо знали и уважали Дарью Лаврентьевну." 
А.В. Горобец, Е.А. Горобец, "Жизнь и служба в Севастополе"


Но известно о Дарье Лаврентьевне поразительно мало. Даже историки и архивисты  (не говоря уже о служителях копипаста, не склонных к анализу и вдумчивости) называют разные места её рождения и разные даты смерти - дело в том, что среди помощниц Пирогова была ещё одна юная Даша, а фамилий тогда никто не спрашивал. Даже мемориальная табличка в Севастополе из-за путаницы установлена совсем не на том доме, где она жила. По одной из версий, Даша умерла в 1910 году.  Её могила находилась на кладбище в Доковом овраге и была утрачена в шестидесятые годы прошлого века, когда власти Нахимовского района разбили на Корабельной стороне сквер за кинотеатром “Севастополь”. Примерно в это же время в родильном отделении третьей городской больницы имени Даши Севастопольской появилась на свет я, и несколько дней спустя мама вернулась вместе со мной в заводское общежитие у подножия Малахова кургана. Говорят, из его окон был виден засыпанный овраг.

По странному совпадению на 1910 год приходятся даты смерти британской аристократки Флоренс Найтингейл и основателя Общества Красного Креста Анри Дюнана. Что связывает этих трёх людей? И почему первой военной медицинской сестрой в мировой истории считается не Даша, а Флоренс, чью репутацию много лет создавали британский военный министр Герберт и газета “Таймс”?

Отец Даши служил матросом во вспомогательном флоте (такие плавсредства грузоподъемностью не более 2 тонн в ХIХ веке называли ластовыми) и погиб в Синопской битве осенью 1853 года.

Нахимов при Синопе разгромил турок наголову, не потеряв ни одного корабля. Английская и французская эскадры, которые стояли в Мраморном море у самого Босфора, давно уже  не союзники России - не то что четверть века назад, при Наваринском сражении против турецко-египетского флота во время освободительного восстания греков, когда Нахимов был ещё лейтенантом. Русский посол в Лондоне извещён, что в случае нападения на турецкие порты последует ответ. Морской министр Меншиков отказывает Нахимову в производстве из контр-адмиралов в адмиралы, поскольку считает гибель эскадры, пожар Синопа и пленение Осман-паши причиной начала Крымской войны. А прибывшие из холерной Турции корабли победителей стоят на рейде в карантине.

Что остаётся Даше, давно потерявшей мать, простую прачку, после смерти отца? Старенький дом в Корабельной слободе. Корова, которую она сама заработала стиркой, да старый отцовский бушлат. Она продаст всё, кроме бушлата,  и соседи решат: рехнулась от горя. Семнадцатилетняя девочка спрячет под воротник остатки отрезанной косы, купит на все вырученные деньги подводу с лошадью, бутыли с уксусом и спиртом, полотно для перевязок, одеяла для раненых - и под обстрелом вражеской объединённой эскадры отправится на поле сражения при Альме...

Флоренс Натингейл зачата и рождена парой британских аристократов в итальянской Флоренции (откуда и имя), на той же сорок четвёртой параллели, что и Севастополь - вот вам ещё совпадение. У родителей поместье в Англии и планы удачно выдать растущую младшую дочь замуж. Однако та отличается не только слабым здоровьем (на берега Альбиона её привезут лишь в трёхлетнем возрасте), но и странностями: то и дело слышит потусторонние голоса, одержима навязчивыми идеями, несмотря на способности к математике и цепкий ум. Её снова на полтора года увозят в Европу. Вернувшись, в 1847 году Флоренс получает предложение от поэта и политика Милнса. Блестящая партия, что и говорить! Но обострившееся состояние девушки вынуждает семью ответить отказом. Дочь переживает сильнейший нервный срыв, её отправляют лечиться на воды в Кайзерверте на Рейне. Там она скандалит в протестантской клинике: методы ухода за больными не те!.. В результате этих стычек вынуждена перебраться  в католическую общину во Франции. Затем друзья Брейсбриджи из Англии, которые колесят по Европе, и парижская подруга Мэри Кларк подают идею полугодового путешествия в Рим. в “Вечном городе” Флоренс встретит Сидни Герберта. В Италию его приведут не дипломатическая карьера и блестящий острый ум, а ...медовый месяц.

И Флоренс внезапно обретает новый предмет одержимости, которому начнёт служить верой и правдой долгие годы. Герберт, не подвергая угрозе только что состоявшийся брак, видит в Найтингейл инструмент для проведения в жизнь своих политических планов. Два незаурядных ума сходят с ума друг по другу. Биографы назовут этот странный союз верной дружбой. Болезненная привязанность к предмету ухаживаний будет внесена в медицинские труды как “синдром Найтингейл”. Переводчики (нарочно или по небрежности, кто знает?) переиначат его название во “флорентийского соловья”.

Милнс повторяет предложение руки и сердца два года спустя после первого. И снова будет отвергнут - теперь уже самой Флоренс: у неё есть Герберт, к чёрту замужество! А дело между тем идёт к новой войне. Вместе с туда-сюда-Брейсбриджами она посещает Египет и Грецию, фактически прифронтовые, пока Герберт в Англии изо всех сил стремится на пост военного министра - и наконец получает его.

В 1853 году, когда отец Даши сражается и гибнет при Синопе, Флоренс не без помощи Герберта добивается места главной смотрительницы в лондонском “заведении для больных женщин благородного происхождения” (обедневших дворянок) под личным патронажем королевы Виктории. Про сострадание к беднякам с раннего детства и визиты Найтингейл в приюты напишут позже, много позже. Её подлинное призвание - администраторство, учёт и контроль. Говоря современным языком - менеджмент. 

В 1854 году английские войска вместе с французами высаживаются в Крыму. Аристократы, по словам современников, берут на борт огромный багаж и породистых лошадей для верховой охоты. Планы на лёгкую победоносную прогулку будут вскоре разрушены Альминским сражением (Даша уже там, под огнём, безо всякой посторонней помощи вывозит с поля боя раненых и доставляет в бочке воду в самое пекло). Затем последует изматывающая битва у Инкермана. Поток раненых англичан хлынет в госпитали на территории британских военных баз в Греции и Турции, в том числе в барачный госпиталь Скутари.  Крымский корреспондент газеты “Таймс” Уильям Говард Рассел напишет, что раненых и больных английских солдат оставляют умирать безо всякой медицинской помощи. И вот тогда-то Герберт без колебаний отправит на войну (ну почти на войну) “дорогую Флоренс”. В её руках бумага, наделяющая официальными полномочиями от британского правительства  как главу специального Женского отделения сестер милосердия английских госпиталей в Турции. И денежные средства из частного фонда, которые собрала “Таймс”. В свите Найтингейл 42 человека, включая Брейсбриджей (куда ж без них?) и любимую экономку. В Скутари они окажутся ровно в день Инкерманского сражения: 5 ноября.

Зачем Герберту посылать Флоренс туда, где свирепствовали холера, тиф и дизентерия? Во вверенном ему ведомстве он жаждет реформ. Синопский разгром, последнее в истории крупное сражение парусных флотов, изменил требования к кораблям: к их конструкции и вооружению, к самим методам ведения войны. Убедительным доказательством необходимости преобразований могут послужить и надежные сведения о смертности участников боевых действий. Найтингейл займётся тем, что позже назовут сбором и анализом данных в области социальной статистики. Шесть миль с лампой в руке - маршрут ежевечернего обхода после выполнения административных обязанностей - принесут ей прозвище “леди с лампой”. Лонгфелло изобразит её в стихах “Святой Филоменой”, но умолчит о сути: статистика требует вытаскивать неприглядное на свет. Но на одних цифрах репутацию не сделаешь. Нужна самореклама.  И Найтингейл выписывает в Турцию для приготовления солдатской каши знаменитого лондонского шеф-повара Алексиса Сойера. Нанимает для работы в госпитале более 350 человек, расплачиваясь деньгами фонда “Таймс”, поскольку распоряжалась им единолично. А ещё она... торгует.  Всё самое необходимое пациенты в её ведомстве покупают за своё жалованье: свежие овощи, носки и рубашки, порошок от вшей, ножницы, писчие принадлежности и даже подушки для культей после ампутации. К тому же через руки Флоренс проходят все средства, которые английские солдаты отсылают родным - около 71 тысяч фунтов.

Вот собственноручное письмо Найтингейл  тёте Мэй:


«Я здесь превратилась в великого торговца носками, ножами, вилками,, деревянными ложками, оловянными ваннами, столами и скамьями, морковью и углем, операционными столами, мылом и зубными щетками.»


Чем занята в это время Даша? Под обстрелом с моря и суши вместе с жёнами, сестрами и дочерьми защитников Севастополя своими руками обустраивает госпиталь для осаждённого города в брошенном здании. 

Найтингейл ссорится с врачами и другими сёстрами. Уверяет, что обходит коридоры и палаты по вечерам со своим фонарём для того, чтобы медперсонал не вступал в сексуальные связи с пациентами. Ведь до её вторжения в сферу здравоохранения сиделки и сёстры считались в Англии женщинами опустившимися, их не брали ни на какую другую работу, кроме этой - грязной и почти позорной. Затем случается совсем неприглядное столкновение с сестринским десантом под предводительством другой аристократки, Мэри Стэнли: её прислали на восточный театр военных действий без согласования с Флоренс, и та вспыхнула. Весть о конфликте донеслась до английского правительства и королевского двора. Угадайте, кого поддержало министерство?

А пейзаж перед зданием госпиталя в Скутари уже украшали длинные ряды солдатских могил. Нанятые рабочие подхватили заразу, пришлось набирать новых и опять платить. В январе 1855 года смертность в госпитале достигла пика - 3168 человек, причём большинство скончалось от инфекционных болезней. В феврале было не лучше. Герберт в министерстве паникует. И из госпиталя на Корфу в Скутари командируют блестящего военного хирурга Джеймса Барри. Идеальная чистота, наведение которой приписывают Найтингейл,  и качественное питание раненых были заслугой  лучшего военного медика Британии - на Корфу он вернул в строй почти половину пациентов. Приехав в Турцию, Барри бросает Флоренс в лицо обвинения в высокой смертности. А затем буквально заставляет её отправиться с санитарной инспекцией в Крым, невзирая на скандалы и истерики. Шансов справиться с Барри у Фло нет никаких: ходят упорные слухи, что будущий генеральный инспектор армии не даёт спуску обидчикам, он заправский дуэлянт и отменный стрелок. (Почти век спустя откроется, что под мужским именем Джеймса Барри скрывалась ирландка Маргарет Энн Балкли, но это уже тема для отдельного рассказа. Именно она могла бы понять, каково Флоренс на самом деле - ежедневно выдавать себя не за того человека, которым ты на самом деле являешься.)

Удивительно, что Найтингейл, которую так упорно именуют “ангелом-хранителем Крыма” (в Великобритании, конечно), за три недолгих командировки в общей сложности не провела на крымской земле и месяца из года активных боевых действий. В первый же приезд в мае  1855-го (в конце апреля по старому стилю)  Флоренс, эта богиня санитарии и поборник гигиены, за пару дней подхватывает лихорадку, так что другу Герберту приходится срочно возвращать её в турецкий тыл.

Бесславную поездку нужно как-то обыграть. Срочно! Всё та же “Таймс” выходит с воззванием к публике: жизнь медсестры в опасности! Читателям преподносят Найтингейл как национальную героиню, у них снова просят денег. Представьте себе, на пожертвования будет собрано 44 тысячи фунтов. Правда, девять тысяч из них составляет дневное жалованье всего армейского корпуса: министерство просто-напросто перечислит их в новый фонд. Теперь он носит имя Найтингейл.

Уже не имеют значения постоянные приступы депрессии Флоренс (её преследует мысль  о смерти тысяч британских солдат в крымской кампании и понимание того, что и сама она отчасти несёт за это ответственность). Благодаря системе Джеймса Барри смертность удалось снизить, но заслугу приписывают Найтингейл. На врачей, которые после возвращения вновь отказываются принимать её руководство, она шлёт кляузы Сидни Герберту. Тот отвечает приказом армейскому начальству “оказывать содействие”. Портреты Найтингейл в Англии выставляют в витринах. Неврастению замалчивают. Её именем называют корабли и младенцев. О ней восторженно пишет Льюис Кэррол. Осенью 1855 года она устраивает очередную публичную акцию: приезжает в Балаклаву и на средства именного фонда устанавливает (разумеется, не собственноручно) крест в память о врачах и медсёстрах, погибших на фронте. Разумеется, британских.

За это время, воодушевлённые примером Даши Севастопольской и других русских санитарок, вдов и дочерей офицеров, чиновников и купцов (самой младшей  было всего 11 лет), под начало Пирогова в осаждённый город прибывают и дворянки из Крестовоздвиженской обители. Из них 17 человек, деля все тяготы осады, голода и обстрелов со своими подопечными, умрут.  Если Флоренс Найтингейл пришлось встретиться с противодействием своих подчиненных, не желавших слишком перерабатывать и следовать строгим правилам, то Пирогову приходилось корить соотечественниц за самоотверженность и самоотдачу: «Вот мой совет сестрам, всем без исключения — старшим и младшим: трудиться беспрерывно для пользы ближнего, но не до изнурения сил».

Ко второму визиту Найтингейл в Крым основная часть гарнизона после взятия французами Малахова кургана уже переправилась на Северную сторону по плавучему мосту через рейд: 27 августа (8 сентября) 1855 года по нему уходила и Даша.

Очевидец переправы поручик Лев Толстой напишет в “Севастопольских рассказах”:


«Севастопольское войско, как море в зыбливую мрачную ночь, сливаясь, развиваясь и тревожно трепеща всей своей массой, колыхаясь у бухты по мосту и на Северной, медленно двигалось в непроницаемой темноте прочь от места, на котором столько оно оставило храбрых братьев, - от места, всего облитого его кровью; от места, одиннадцать месяцев отстаиваемого от вдвойне сильнейшего врага, и которое теперь велено было оставить без боя... Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимой горечью в сердце вздыхал и грозился врагам».


Боевые действия со сдачей Южной стороны в Севастополе фактически прекращены. Для Флоренс здесь уже не опасно. Третий визит  состоится в марте 1856-го, а 30 марта в Париже подпишут мирный договор, который поставит в унизительное положение и проигравшую Россию, и якобы выигравшую Турцию. По словам английских биографов, всего за неделю Флоренс на этот раз наведёт в британских госпиталях Крыма образцовый порядок. И правда, откуда теперь взяться раненым? До июня состояние с участившимся припадками не позволяет вернуться с полуострова в Англию. Торжественная церемония встречи победителей пройдёт без неё.

Поражает тот факт, что подвиги Найтингейл пространно описывают не только англичане, но и отечественные историки. В книгах, а теперь и на сайтах, в онлайновых энциклопедиях и обзорах не просто ставится знак равенства между Флоренс и Дашей: Найтингейл старательно выводят на передний план, заслоняя истину. Слепят глаза читателю её фонарём. О Даше  - скромная пара-тройка абзацев.

...По возвращении в Лондон  в сентябре 1856-го семейный врач Найтингейлов Джеймс Кларк, служивший при дворе, устраивает встречу Флоренс с королевой Викторией, и та преподносит подарок: бриллиантовую брошь с надписью: «Благословенно милосердие. Крым». Камни подлинные, надпись фальшива. А Флоренс принимается за реформы в военном ведомстве по части медицины в свойственной ей манере - напролом.  Когда правительство медлит с созданием обещанной комиссии, Найтингейл шантажирует нового министра лорда Панмура: “Если я в течение трех месяцев не получу четкого подтверждения тому, что реформы будут проведены, я расскажу публике обо всем, с чем мне пришлось столкнуться во время Крымской войны, и заодно изложу план реформ”. Герберт к тому времени оставил работу в парламенте по состоянию здоровья, но всё еще при делах. В комиссию, которую Флоренс выпрашивает у королевы, входит и сам Герберт, и Кларк, хлопотавший об аудиенции, и статистик Джон Сазерленд, председатель Гигиенического комитета во время Крымской войны. Как женщина Найтингейл членом Комиссии в викторианской Англии стать не могла, но именно она написала её отчет с целью убедить всех заинтересованных лиц поддержать необходимость реформ, а затем - серию статей. Угадайте, в каком издании они публиковались?

Статистика - страшная вещь. Написанные Найтингейл “Заметки о госпиталях”, вышедшие в 1858 году, содержат большое количество графиков и диаграмм. Под нажимом Флоренс в больницах вводится неукоснительная отчётность, а санитарное дело напрямую связывают с администрированием. Основную часть средств, собранных “Таймс” в фонд её имени, она вкладывает в открытие школы - тоже именной, как нетрудно догадаться. Затем опыт преподавания в этой школе будет перенесён в другие страны. Начинает работать схема франшизы. Всего Найтингейл (благодаря неустанному труду своих секретарей) выпустит около 200 научных работ. Её книги неплохо продаются.

Отношения с родными холодны и натянуты - по мнению Найтингейл, ей не могут простить превращения в знаменитость, и потому она живёт не в имении, а в лондонском отеле. Вроде бы страдает от тахикардии и бессонницы, держится на чёрном чае, почти не ест. Как только мать и сестра планируют навестить Флоренс и извещают об этом, состояние её каждый раз резко ухудшается. После особенно тяжелого приступа в 1860 году Найтингейл оказывается в инвалидном кресле. Часть биографов, правда, называет это симуляцией и проявлением неврастении (почитайте хотя бы “Британский медицинский журнал”). Припадки вскоре усугубит смерть Герберта от неизлечимой болезни почек. В армии реформировать больше нечего? Найтингейл берётся за работные дома вместе с филантропом Уильямом Рэтбоуном,  за санитарное состояние Индии после восстания сипаев. Иснова в ход идёт статистика.

Живи она хотя бы на полстоления позже, её назвали бы гением пиара. Даже после смерти покровителя и предмета обожания птичка-соловей будет находить поводы громко заявлять о себе. Оборотная сторона работы на публику - нарастающая психическая неуравновешенность, потеря памяти и зрения, конфликты с родственниками. Она пережила их всех, а личные письма и дневники уничтожила незадолго до смерти. Запомнят не то, кем она была и чего добивалась на самом деле, а награды монархов, почётные звания и газетные статьи. В 1890 году к Найтингейл явились сотрудники компании Эдисона и сделали граммофонную запись ее голоса. Новая эпоха требовала преподнести уже заформалиненный образ как более ёмкий и живой.

...Сведения о наградах, которыми был отмечен подвиг Даши Севастопольской, отечественным историкам удалось обнаружить лишь в 1980 году, в неприметной синей папке военного архива: золотая медаль от императора “За заслуги” на Владимирской ленте (прочие медсёстры были удостоены только серебряной) и 1000 рублей на обзаведение хозяйством, когда девица выйдет замуж. Медаль Дарье вручили великие князья, прибывшие в Севастополь уже через два месяца после начала боевых действий. В супруги девица Дарья выбрала такого же простого ластового матроса Хворостова, каким был её отец. Овдовев, из Николаева она вернулась в Севастополь, на Корабельную сторону. 

Скульптурные портреты Даши на Панораме и у здания третьей городской больницы имеют мало общего с фотографией. Возможно, в пожилой вдовице трудно узнать девицу. А может, памятники просто представляют собой скорее обобщенный образ сестры милосердия времен Восточной (Крымской) войны, нежели персону героини Севастопольской обороны.


Скульптурный портрет Даши на здании Панорамы


Осталось добавить несколько строк о том, как в истории о двух сёстрах милосердия - настоящей, боровшейся за жизни и сражавшейся в осаде на нашей стороне, и осыпанной наградами любительнице статистических выкладок со стороны противника - замешан швейцарец Дюнан. Его вклад только ухудшил дело. В 1864 году Анри Дюнан создаёт в Женеве Общество Красного Креста, руководствуясь заметками Найтингейл. Он произносит речи, рассказывая о собственном опыте участия в военных конфликтах, и говорит, что его вдохновляла деятельность Найтингейл в Крыму (!)

Кто станет разбираться, что бизнес Дюнана прогорел, и он был вынужден зарабатывать выступлениями на жизнь, а позже попал в лечебницу? Образ вдохновительницы живёт даже после смерти Флоренс. Дюнан стал Нобелевским лауреатом. В 1912 году Лига международной организации Красного Креста, уже в Америке, учреждает медаль имени Ф.Найтингейл как высшую награду для медсестёр. Раз в два года в день рождения Флоренс 50 медалей  вручают “лучшим из лучших”, эту дату  отмечают ежегодно как всемирный День медсестры.

И всё бы ничего, но медалью Найтингейл награждают и наших медсестёр - только в СССР таких лауреатов было 46. Представьте себе крымчанку, севастопольскую медсестру, участницу Сталинградской битвы Клавдию Бутову. С медалью на груди в память о Флоренс: “За истинное милосердие и заботу о людях, вызывающие восхищение всего человечества”.

Возможно, зная историю, медсестра из Крыма предпочла бы носить медаль имени Даши Севастопольской. Государственных наград в честь Даши не учреждали. Да, у Российского Красного Креста как у региональной общественной организации мировой Лиги такой нагрудный знак есть. Но награда имени Найтингейл и в РКК считается высшей.

Расскажите об этом. Кто-то ведь должен помнить, как всё было на самом деле.

Автор
ОЛЬГА ДАНИЛОВА СТАРУШКО
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе