Страна Молога, дом ее родной

80 лет назад началось затопление чаши Рыбинского водохранилища

На этом снимке фотокорреспондента ярославского журнала «Содружество культур» Марины Козловой – ее родные места, Шумаровский остров на Рыбинке. На прибрежной отмели прозеленевший булыжник фундамента, остатки кирпичной кладки стен церкви Воскресения Христова в их Шумарове.

1.JPG
На этом месте в селе Шумарово стояла церковь Воскресения Христова, 2010 год

Само село давным-давно там, на дне рукотворного моря. И когда лет десять назад мы с автором этого снимка почти одновременно выпрыгнули на берег из шлюпок теплохода «Михаил Ломоносов» в спасательных жилетах ополченцев экспедиции «Под княжеским стягом», то Мологу впервые так близко своими глазами видел в нашей репортерской связке только я.

Но уж никак не Марина. В этой церкви молилась и пела ее баба Шура. С детства помнит, как плавали с ней «на остров», в места, где под воду канули Шумарово и соседние Овинчищи, тоже для них родные.

Баба Шура со слезами крестилась на эти камни у воды. О чем она плакала, Марина узнала много позже.

Была бабушка из зажиточной семьи, отец ее, Урвачев, служил в уездном центре волостным чиновником. А вот дед по мужской линии Шведчиковых был и швец, и жнец и на дуде игрец и потому жил налегке, по-крестьянски рассчитывая только на самого себя, на свои голову и руки.

Уехал за счастьем в Питер. Выучился там на плотника и краснодеревщика.

Когда Марина пошла в первый класс, дед Николай сделал ей персональный стол, с ящиками для учебников, тетрадок и остальной школьной мелочевки. До сих пор служит в Рыбинске тот неподвластный времени стол марининой маме для кухонных чаепитий, ни одна ножка не отвалилась.

Перед затоплением Волжско-Шекснинской поймы срубленный дедом пятистенок разобрали по бревнышку, сколотили из них плот. А потом на дальней рыбинской окраине в частном секторе на Веретье из тех насквозь пропитанных сыростью бревен собрали новое жилье.

2.jpg
Фрагмент межевой топографической карты Мологского уезда Ярославской губернии, масштаб: одна верста в одном дюйме, середина ХIХ века

В городе мологская изба долго была им и семейным очагом, и дачей с садом-огородом, а ее хозяйственный двор – деду столярной и плотницкой мастерской.

Вся мебель в нынешней родительской кооперативной квартире – с того верстака. А избу после переезда продали, она не раз меняла хозяев и сейчас пустует, доживает свой век в бурьянных кущах.

С тех бабышуриных необъяснимых слез, как думает сама Марина, и начала она открывать, еще в советские времена, матушку Русь. Попеременно, с камерой в руках и без нее. Вокруг, до горизонта. И в себе самой. Дома на кухне у плиты, где, давно не заглядывая ни в какие шпаргалки, печет она русские «красные» гречневые блины.

Или за рукоделием, когда по старинным выкройкам шила для дочки Ани сарафан мологской крестьянки, а затем, для десятилетней внучки Любаши по ее просьбе – «такой же, как у мамы».

3.JPG
3а.JPG
Освящение на борту теплохода «Михаил Ломоносов» поклонного креста памяти воеводы Давыда Жеребцова, 2010 год

В профессиональные папарацци, однако же, Марина не торопилась. Окончила медучилище, на хлеб худо-бедно зарабатывала в должности медсестры отделения ультразвуковой диагностики поликлиники шинного завода.

«Творчеством занимаюсь, только когда влюблена», - так однажды отшутилась, объясняя, почему не спешит в профессионалы.

Доля шутки в этой шутке, видимо, имелась. Но судя по тому, что призы мастер-классов на международных «фотопарадах» в Угличе не раз доставались и ей, и что без ее хроникерских кадров наш журнал «Содружество культур» и в пандемийные времена обойтись не может, вся ее жизнь и сегодня – одна сплошная любовь.

Сама Марина спорить с этим вряд ли захочет. Готова под настроение подкрепить свою искренность цитатой из книги родоначальника современной светописи Картье-Брессона: когда фотограф наводит видоискатель, «линия прицела проходит через его глаз, голову и сердце».

4.jpg
Шумаровский остров, общее фото  участников экспедиции «Под княжеским стягом»

Всё так, а с годами стала она лучше понимать и фразу из его дневников «Воображаемая реальность», какую всю жизнь считала секретом за семью печатями. Фотография, заметил классик, лично для него – «способ выкрикнуть, освободиться».

Выкрикнуть, освободиться – это ведь и про ее фотосессию в экспедиции на Шумаровский остров сказано. Да и вообще про всю ее, пропущенную через сердце, «историю с географией».

Про терзающий душу «Город ангелов» с бронзовым «Древом жизни» на детском кладбище, названном так после жестокого захвата заложников террористами в североосетинском городе Беслане осенью две тысячи четвертого года.

И про ее серию «Хлеб, рожденный в час рассвета», снятую в ночную смену пекаря Елизаветы, на поморском Севере, в родных краях марининой подруги Веры Дзабиевой.

Это и про посиделки в гостях у старейшины российских краелюбов, мышкинца Владимира Гречухина – с его рассказом о следопытском десанте на торговую площадь города Мологи, горестные руины которого в тот засушливый год вдруг показались из-под воды.

Это, конечно, и про ее пешие богомолья, по лесной дороге и полевым тропкам, в одиночестве или с недавних пор с внучкой Любашей, из Кузнечихи в близлежающую Толгскую обитель…

5.JPG
Дед Николай и баба Шура, конец 60-х г.г.

В том ее растянувшемся на целую судьбу мастер-классе с настройкой зрения ей всю жизнь помогает - кто бы вы думали? – Андрей Тарковский.

В 70-е годы Марина была завсегдатаем рыбинского клуба «Современник». Самое сильнодействующее из тех времен – фильмы Тарковского, встреча с ним.

Кто-то из зрителей, расхрабрившись, стал критиковать «Сталкера» за «обшарпанные стены». В отвлеченную полемику гость пускаться не стал. Ответил сердитому оппоненту убойным контрвопросом: «А разве не такие стены в вашем подъезде?».

Что в «Рублеве», что в «Сталкере» Тарковский остается для Марины художником прямого видения.

Если по киноповести «Страсти по Андрею» заготовленные монахами на зиму дрова в поленнице должны быть березовыми, то на съемках не будет от него пощады тому разгильдяю из команды завпоста, что подсунул пару-другую поленьев осиновых.

Если, не ровён час, Марина ловит себя на том, что ее собственный глаз перестает отличать, образно говоря, березу от осины, то немедленно останавливает себя: стоп, барышня, приехали.

И приступает, по одной Марине известному методу, к настройке взгляда по Картье-Брессону и Тарковскому.

Заняться семейной родословной Марину подтолкнула ее подруга, первая запевала в обществе «Петропавловская слобода» Надя Балуева.

Возвращать народные традиции в жизнь можно только согревая их своим чувством, на том стояла Надежда и в будни, и в праздники.

Ничуть не скрывая удивления от того, что коренная мологжанка Марина не озаботилась своей родословной раньше, она не стала долго объяснять, с чего начинать надо, просто сказала: «Иди в архив».

Марина завела под родословную тетрадку потолще, вложила ее в канцелярскую папку - и вперед.

6.jpg
Пока этот текст был в работе, Марина успела познакомить старшую внучку с проектом  Алексашина; два поколения Шведчиковых: Марина и Любаша в Рыбинске у музейного макета «Неизвестная Молога», конец мая, 2021 год.

По веточке взращивает семейное древо. В той папке вся многолетняя страда ее архивных разысканий. С выписками из дел, выданных по ее запросам в госархиве области. С найденными в метрических книгах Мологского уезда, в церковных исповедных ведомостях именами, датами рождений, венчаний, ухода в мир иной ее предков-мологжан Шведчиковых, Благочинновых, Урвачевых, с пушкинских времен до 1918 года.

Есть там старинные межевые карты уезда, тексты народных песен мологжан, книги, изданные после перестройки их рыбинским землячеством, давно ставший библиографической редкостью спецвыпуск «Молога – боль России» альманаха «Русский голос», есть фотографии из родительских домашних альбомов. Из них самая любимая – та, где дед Николай, уже в солидных летах, протягивает бабе Шуре веточку земляники.

Маринина реликвия номер один – освященная, как она предполагает, в Воскресенском храме бабушкина путеводительная и помогающая в напастях икона покровительницы семейного очага Иверской Богоматери.

На оборотной странице тетрадной обложки – что-то вроде наказа в дальнюю дорогу, записанного рукой Марины: «Нет ничего более человеческого в человеке, чем связать прошлое с настоящим».

Нашла такие слова у Федора Тютчева. Одна из ветвей родословной великого поэта проходит через село Знаменское, это неподалеку от Мышкина. Корни у Федора Ивановича, стало быть, тоже верхневолжские, если не сказать мологжанские. Свой человек!

А тем бурным, с объявленным на борту «Михаила Ломоносова» штормовым предупреждением, августовским утром приплыли мы в страну Мологу не с пустыми руками.

7.JPG
Марина Козлова в экспедиции на Шумаровский остров.

Привезли пятиметровый поклонный крест памяти воеводы Давыда Жеребцова и всех, погибших в годы русской смуты за веру и отечество.

Марина впервые узнала тогда о тысячеверстом лыжном походе его сибирского «спецназа» из приполярной Мангазеи на помощь осажденной Москве, о том, что в награду получил доблестный воевода села Шумарово и Поводнево и еще два десятка окрестных деревень в этих дворцовых землях.

Войско на борту у нас собралось разновозрастное и разночинное, от Москвы до самых до окраин тверского и ярославского Верхневолжья, но это не был туристский круиз.

Погоду на борту делали ветераны экспедиции «Под княжеским стягом», закаленные в пеших походах по давно забытым, заросшим, запаханным, застроенным путям ополченцев времен Великой Смуты – историки и краеведы, реконструкторы из военно-исторических клубов, рыбинские казаки, священники Ярославской и Ростовской епархии.

Наше межнациональное содружество представляли одна из зачинательниц программы Балуева и ее всегда такая легкая на подъем «Петропавловская слобода», сама Надежда и ее подруги и соратницы слобожанки в нарядных сарафанах Ярославской губернии.

Так что стоило тогда научному руководителю экспедиции профессору МГУ Ярославу Леонтьеву под настроение объявить себя воеводой, шутка попала в самое яблочко и была на ура принята всей марининой кают-компанией, немедленно присягнувшей профессору на верность в роли ополченцев.

Когда в полумиле от Шумаровского острова «Ломоносов» встал на якорь и на носовой палубе, отслужив молебен, освятили поклонный крест, тугой шнурок на флагштоке российского триколора под штормовым ветродуем гудел, как басовая струна.

И еще несколько памятных репортажных кадров хранит Марина в память о том путешествии к ее заповедной стране Мологе.

Вот главный пушкарь экспедиции из московского клуба «Служивый», врач по профессии Алексей Синельников готовит к салюту артиллерию – реконструированный по музейным образцам короткоствольный мушкетон времен Минина и Пожарского.

Вот волонтеры со стремянки прибивают к кресту навершие.

Вот все мы снимаемся на память у креста, жмурясь от едкого дыма.

А вот главный кадр – так она сама о нем говорит - шумаровского репортажа.

Еще до того, как начал громыхать наш мушкетон и вокруг крепко потянуло пороховой гарью, высоко над островом появилась большая стая птиц.

Расправив крылья и не снижаясь, они кружили, казалось, где-то у самого солнца, судя по всему, стараясь держать безопасную дистанцию между стаей и нашим громоподобным мушкетоном.

Приглядевшись, мы узнали в них чаек. Слегка поспорив, сошлись на том, что это разведка из местных гнездовий серебристой чайки – птицы редкой, краснокнижной, запуганной туристскими лайнерами и моторными лодками рыбаков.

Марина снимала птиц, вспоминая слова бабы Шуры о том, что чайки – это неотпетые мучеников души. И как-то всё одно с другим сошлось для нее тогда.

И чайки из сурового фольклора Волголага, где умерших прямо на стройке плотины Рыбинской ГЭС заключенных тайно хоронили в окрестных лесах.

И вставший возле развалин церкви Воскресения в Шумарове крест памяти всех погибших в смуту.

Они ведь и для нас с вами, и для тех, кто после нас придет сюда поклониться кресту, остаются во спасение душ людских штормовым предупреждением.

Как память о Мологе превращать в богоугодные дела, знают и поисковики из столичного объединения «Третий Рим», и его партнеры из ярославского центра водного спорта «Ветрено» во главе с Андреем Тутариковым.

На двух последних гражданских форумах Марина снимала на ярмарках инноваций НКО, развернутых в гостевой зоне КЗЦ «Миллениум», Тутарикова и его выставочный модуль проекта «Затопленные святыни Мологского края».

Видела, как планы и замыслы становятся действующими практиками. Водолазы-исследователи сняли фильм о разрушенной и восемь десятилетий назад ушедшей под воду дворянской усадьбе Мусиных-Пушкиных Иловна – положили начало уникальному подводному музею.

А заодно почистили дно – за пару погружений подняли целую гору браконьерских сетей.

Волонтеры из Ярославля, Брейтова, Рыбинска, Череповца, Весьегонска мешками собирали на субботниках мусор в местах туристских привалов – он копился годами и десятилетиями.

Верные своим обещаниям, поисковики из команды Тутарикова поставили аэраторы от зимних заморов рыбы на реке Сить. Той самой, где проходило первое сражение русских князей с конницей Батыя.

Там есть источник с целебными свойствами воды «Прощеный ручей» - он и подсказал логотип последнего проекта центра «Ветрено».

В дальних планах Козловой – поснимать первопроходцев того нового для средней полосы России вида туризма под названием исторический дайвинг.

А на последнее интервью пришла она в фирменной майке от рыбинского художника и дизайнера Алексея Алексашина, со стильной символикой его НКО «Рыбинские рыбы».

На футболке – фрагмент орнамента «с драконом», скопированный с наличника дома мологжанина. Этими орнаментами не только с окон, но и с посуды, с одежды своих земляков Алексей расписывает керамические плитки, сувенирных рыб из дерева.

Марине довелось однажды заниматься в его мастер-классе по росписям. Оттуда и призовая майка с веселым, совсем не страшным древневосточным драконом, нивесть как попавшим в наши края, и слоганом «Росписи затопленных земель. Молога».

Недавно, получив поддержку из фонда президентских грантов, Алексей объединил усилия с рыбинскими властями. По авторскому проекту Алексашина открыли музейную выставку в формате «3D» «Неизвестная Молога – русская Атлантида» - сайт «КЭ» не пропустил этого события.

В масштабе 1:100 по архивным фото, чертежам, по воспоминаниям старожилов воссоздали виртуальный макет города Мологи, озвучили его шумом торговой площади, колокольными звонами.

Семейным советом еще не решено, подойдет макет Алексашина для первого знакомства любознательной Любаши со страной Мологой уже сейчас или придется подождать, чтобы еще немного подросла.

А вот придумать для нее домашнюю игру собственного сочинения бабушка Марина уже попробовала. Пока что только успела прокрутить замысел в голове. Получается что-то вроде прогулки в гости к предкам по тем, из семейных запасников, картам Мологского уезда.

С купанием в прозрачной воде бочага под старыми ивами.

С морошкой – вырви глаз! – набранной в бору за Воскресенским храмом.

С чаепитием на съезжем дворе в Шумарове.

С гостинцами для домашних, купленными на ярмарке в Мологе – на той самой площади у торговых рядов, о которой рассказывал Марине Гречухин.

Есть, правда, одно «но». Маленькая путешественница рано или поздно обязательно поинтересуется, когда же поедем мы в Мологу по-настоящему, а не выходя из дома по карте?

Краеугольный вопрос пока не задан, и у Марины еще есть время подумать, как на него ответить.

В порядке психологической подготовки перечитывает старинную легенду о сказочном русском граде Китеже, где жили люди с чистыми, без греха, душами. О том, как в час неистового лихолетья град Китеж сам уйдет под воду, чтобы всплыть из пучин, когда пройдет беда.

Но может быть, думает Марина, пока не мучиться и для начала все-таки показать Любаше, а за компанию и ее младшей сестре Наденьке «Неизвестную Мологу» Алексашина?

Фотографии из семейного архива Марины Козловой.

 

 

Автор
Юлиан Надеждин, корреспондент журнала «Содружество культур».
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе