Как живет с врожденной безграмотностью автор курсов по писательскому мастерству

«Тогда о дислексии никто не слышал, и меня просто записали в отстающие.
Это было ужасно унизительно и грустно, потому что до школы взрослые редко меня ругали, а главное – я не понимала, что же их так бесит и злит».

Сегодня дислексию распознают чаще, но стало ли легче жить детям с этой особенностью – о грамотности и связанных с ней парадоксальных открытиях размышляет журналист, автор учебных программ по писательскому мастерству Ольга Соломатина.


Ольга Соломатина. 
Фото: vk.com


В поддержку одной маленькой второклассницы я написала этот длинный-длинный пост о том, как всю жизнь живу с врожденной безграмотностью.

Пока не началась школа, я росла счастливым ребенком. Охотно нянчила младшую сестру, много читала, рисовала гуашью портреты деревьев, варила куклам обеды из нарисованных продуктов, ждала «В гостях у сказки» по выходным.

Ад начался сразу после 1 сентября, когда оказалось, что я «зеркалю» буквы, переставляю слоги в словах и очень медленно в сравнении со сверстниками читаю.

Но тогда о дислексии никто не слышал и меня просто записали в отстающие. Это было ужасно унизительно и грустно, потому что до школы взрослые редко меня ругали, а главное – я не понимала, что же их так бесит и злит? Ну написала я «ам», а не «ма» в прописи, большая ли разница?

Мама страдала страшно и требовала от меня четверки и пятерки. Как? Занимайся больше! Ей ведь хотелось быть мамочкой дочери-отличницы в белом фартуке, с гофрированными бантами в косах. А не мамой троечницы, которую вызывают в школу и отчитывают на родительском собрании.

После первого вызова в школу мама вернулась домой такой подавленной, так строго отчитывала меня, срывающимся голосом, тыкая пальцем в прописи, что я совсем скисла.


Я ужасно испугалась и пристыженно смотрела на буковки, не понимала, почему вдруг они стали маме дороже меня, книжек перед сном, важнее того, что я каждый день гуляла с сестренкой.


А на следующий день я слегла с температурой. Жар стал спасением. От меня на время отстали с закорючками и букварем.

Пока я лежала и слушала через туман 38 и 4 голоса родителей, я как-то поняла, что мама страдает из-за неприятностей, которые тянулись вереницей за двойками за диктанты и контрольные списывания предложений с доски. От меня ждали четверок и пятерок, а не грамотности, интуитивно почувствовала я. Это проще! Я хорошо помнила, как из любопытства влезла ладошкой в банку с синей краской в детском саду. Пленка на поверхности банки легко лопнула, я перепачкала пальцы. Воспитательница громко ругалась, но когда я извинилась, как дома учила бабушка, Татьяна Ванна сразу поверила и стихла. В краску я лазила мизинцем и дальше, но уже не попадалась.

Делай, что хочешь, главное – не попадайся и дай взрослым то, что они хотят – это стало моим девизом на долгие годы!

Проболев непонятной болезнью неделю – ничего, кроме высоченной температуры – я примирилась и вернулась в школу. В твердой уверенности вернуть расположение мамы.

Не сразу, постепенно я превратилась в настоящую приспособленку. Я подружилась с отличницей, развила до совершенства боковое зрение, чтобы ловко списывать диктанты. В старших классах наловчилась излагать и сочинять короткими предложениями, простыми словами, избавилась от тройки в четверти по русскому, и проблема рассосалась.


Меня перестали дергать учителя, я ведь не портила им статистику, их не ругали в роно за низкую успеваемость класса, а маму не вызывали в школу. Жизнь наладилась, проблема притворилась решенной.


Конечно, учителя все понимали, но предпочитали благоразумно не замечать. Меня никогда не вызывали на русском к доске, пропускали в «домашке» зеркальные буквы. Однажды моя отличница заболела перед диктантом и мне пришлось наесться снега, чтобы тоже затемпературить. А в другой раз – «забыть» сдать контрольную тетрадь.

Новенький, который появился у нас во втором классе, шантажировал все рассказать взрослым. Я в отчаянии одаривала его жвачкой, которую привозила из-за границы мамина подруга – она работала стюардессой Аэрофлота на международных рейсах.

Привычка приспосабливаться и искать другие пути получать 4 и 5, если я не могла взять учебой, стала для меня обычным делом. Я брала изобретательностью и индивидуальным подходом. Помню, когда у нас уже в старших классах сменилась учительница химии, я вдруг вообще перестала понимать предмет и решать задачки. Но мы договорились с химичкой, что в каникулы я буду приходить и сдавать ей темы одну за одной, и тогда мне поставят 4. Я выучивала химические формулы наизусть – запоминая, как они выглядят на листке бумаги. Подозреваю, с таким же успехом я могла учить стихи на китайском, записанные иероглифами.

Кажется, никогда потом я так бездарно не тратила время!

А какая пытка диктанты в музыкальной школе по сольфеджио! Когда ты привыкла и легко воспринимаешь мелодию на слух, но записать ее не можешь, потому что за семь лет учебы так и не запомнила, на какой нотной строчке какая нота! Для специальности я подписывала ноты простым карандашом, а преподавательница злилась, что я, лентяйка, не хочу приложить малейшего усилия и их запомнить. Но я не могла! Физически не давалось. Я столько часов старалась! Без толку.

Я пишу сейчас и снова вспоминаю свое бессилие и подавленный гнев от того, что я не могу договориться со взрослыми. Что они придумали какие-то дурацкие правила, которые мне не по зубам! И я вынуждена все время выкручиваться, притворяться, списывать! Помню чувство тотального одиночества, что никто, кроме самой меня, не пытается мне помочь понять, как я смогу дотягиваться до школьных нормативов. Причем это сейчас я могу четко сформулировать, что я чувствовала, что со мной происходило, но в детстве мне было просто плохо. Тоскливо, и я все время ждала, когда же мука закончится.


Взрослые только все время требовали то деепричастные обороты выделять запятыми, то формулу трения, я сейчас даже таблицу умножения помню с трудом и спокойно без нее обхожусь, а вы таблицу помните?


Ладно. Вечно страдать и жалеть себя не в моем характере. Я придумала, под каким углом нужно смотреть на ситуацию, чтобы чувствовать себя комфортно. К окончанию школы я привыкла со злорадством думать, что ловко обвожу всех вокруг пальца. Так или иначе, но заставляю учителей ставить мне такие желанные мамой 4 и 5.

Стала ли я грамотней? Нет, конечно. Хитрей? О, да! Это был бесценный урок столкновения с миром, приспособления к нему. Горчило только гаденькое чувство, что я обманщица, хитрюга и занимаю положение, которое мне не принадлежит. Такой была оборонная часть медали. Но школа, ура, осталась позади.

Но теперь мама придумала университет. Чтоб его! Да еще и факультет журналистики. Дайте две!

Но я поступила. Потому что давно знала, что сочинения нужно писать очень простыми словами и очень короткими предложениями. Шутка :) Короткими и простыми – это да, но еще – поступать надо через рабфак. Там преподаватели сами проверяли у нас сочинения перед официальной комиссией.


Фото: postupaem.hse.ru


И тут мамина победа едва не сменилась настоящим моим личным поражением. На журфаке немыслимое количество русского языка! Почти как на филфаке. С диктантами, семинарами в маленьких группах. Я снова чувствовала себя полной дурой! Сходила с ума от бессилия, что не могу запомнить и понять то, что легко могут другие дети.

Преподаватели русского языка хлебнули с моей безграмотностью. Удивительно, что и тут никому не пришло в голову отправить меня к врачам. Рекомендовали читать побольше (куда уж больше?), писать словарные диктанты, не лениться, делать упражнения – стандартный набор. Я сейчас смотрю на это время и не понимаю, как студенчество можно было превратить в такую пытку? И главное – зачем?

Но тогда я смирилась, привыкла нарабатывать свою тройку по русскому хорошим отношением и старалась не переживать.

Я вышла на работу в «КоммерсантЪ» и стала компенсировать неудачи в учебе усердным трудом, тут это ценилось. В редакции стояли персональные компьютеры с проверкой орфографии, а пунктуацию я интуитивно расставляю правильно. В газете у меня был редактор, корректор, рерайтер – было кому исправить мои ошибки. Я отмучилась в университете и почти забыла о своей особенности. Пока не появились социальные сети.

Вот тут меня снова заставили краснеть, как школьницу. «У вас ошибка!» – орали граммар-наци. У меня подкашивались коленки, и я спешила вычитывать текст. «Эта дура не может отличить капну от копну», – злорадствовали другие. Я охала и хваталась за сердце, пила боярышник на спирту – ужасно горько.


Сколько раз я слышала: как она может учить писать других тексты и книги, если сама пишет с ошибками?! Я задыхалась от гнева и несправедливости, хотела сказать, что уметь писать и уметь писать грамотно – разные вещи, но молчала.


Когда уже мои дети пошли в школу, я поняла, что стесняюсь написать от руки заявление или записку, боясь, что сделаю ошибку и тогда учителям станет понятно про меня многое. И тут мой почерк пришел на выручку: он стал настолько неразборчивым, что я и сама с трудом разбираю. Когда я писала записки, учителями ломали глаза, а потом звали сыновей:

– Переведи, что мама хотела сказать?

Чтобы не краснеть за тексты в социальных сетях, я даже нанимала корректора, а потом поняла, что платная проверочная программа проверяет текст вполне приемлемо, не замечает только описки. Но работа с корректором помогла взглянуть на проблему с другой стороны. Оказалось, многим читателям только мерещатся ошибки! Уж не знаю почему, но часто громко требуют исправить правильное на неправильное, с железобетонной уверенностью, с пеной у рта.

Это открытие так меня озадачило, что я стала читать на тему грамотности и безграмотности все, что могла найти. Тут меня ждало несколько парадоксальных открытий.

Например. Грамотности, которую многие считают такой же естественной и необходимой, как умение есть с закрытым ртом, чуть больше 100 лет. До повсеместного школьного образования грамотными считали всех, кто умел хоть как-то читать и писать. На соблюдении правил стали строго настаивать только в 30-е годы XX века, когда многие страны провели реформы языков. Помните, когда из нашей азбуки изъяли яти и веди?

Например. На планете Земля до сих пор не умеют ни читать, ни писать 759 миллионов. Треть из них – женщины. 72 миллиона детей никогда не ходили в школу.


Например. Если человек не занимается интеллектуальной работой, лет через 20 после окончания школы он разучивается не только грамотно писать, но и писать вообще! И даже читать! Не верите? Посмотрите государственные курсы для взрослых по чтению и письму. Они открыты в Западной Европе и в Соединенных Штатах, в Австралии и Новой Зеландии. Тема неудобная и стыдная для стариков, которым проще ворчать и жаловаться на плохое зрение и притворяться, что снова легкомысленно оставили дома очки, чтобы им из доброты прочли меню в ресторане, вместо того чтобы признаться – я забыл, как складывать буквы. Поэтому все эти курсы анонимные, но учатся на них носители языка, а не эмигранты.

Например. Преподаватели русского языка в педагогических вузах рассказали мне, что, согласно статистике и замерам, грамотность новых поколений студентов, вопреки расхожим мнениям и скандальным статьям, остается примерно на одном уровне со времен процветания Советского Союза. Жалобы на то, что растут безграмотные поколения, сродни вере, что в нашем детстве трава была зеленее, а мороженое слаще.

А дислексиков стали распознавать чаще. Это правда. Вот только стала ли наша жизнь от этого слаще?


Я медленно читаю и никогда не научусь писать без ошибок, хотя и доросла уже до 40 лет. Я написала этот длиннющий пост под впечатлением от истории приятельницы, у которой растет дочь с дислексией. Чтобы поддержать ее, если такое возможно.


Девочка учится во втором классе московской школы. Учительница знает про диагноз. Но это не помешало ей прочесть ошибки, которые ученица с таким же диагнозом, как и у меня, сделала в диктанте. Одноклассники громко гоготали. Девочка отказалась потом идти в школу…

И мне захотелось рассказать этой школьнице, что я такая же, как она. Что нам не дано многое, что может большинство людей, но это не значит, что мы хуже. Мы просто другие. Да и все люди настолько разные! Я вот недавно читала рассказ взрослого аутиста о том, как он думает с помощью цветов, цифр и звуков, вот это жизнь! Вот это уровень проблем, который нам, дислексикам, и не снился! Как я понимаю отчаяние объяснить родителям, что «29 умножить на 762» и «я устал от шума» – значит для него одно и то же! Про усталость от громких звуков просто можно сказать двумя способами, чего тут непонятного?

Только недавно, получив уже взрослой справку о диагнозе, как индульгенцию, я вдруг почувствовала, что, в сущности, я никому не причиняю мощный урон тем, что не могу быстро читать и писать без ошибок. Все мы такие разные! И особенность не стоит колкостей и унижений, которые «прилетают» до сих пор.

Вот только задумайтесь, способность видеть звуки в цвете, которая многих восхищает в Набокове, один из признаков дислексии. «Хронической безграмотностью» страдали Ганс Христиан Андерсен, Агата Кристи, Альберт Эйнштейн – и это только самые известные. Знаменитое зеркальное письмо Леонардо да Винчи – и есть дислексия! Другие его тексты пестрят грамматическими ошибками. У многих, вероятно, случается разрыв шаблона, когда они сталкиваются с тем, что люди, которые профессионально работают с текстом, могут делать ошибки.

Всего один только раз за время моих ученических мытарств я услышала слова поддержки от преподавателя русского языка:

– Не расстраивайтесь, – сказал мне университетский преподаватель, возвращая мой, как всегда кроваво-красный от исправленных ошибок диктант. – Вы просто каждый раз придумываете каждое слово заново.

Автор
ОЛЬГА СОЛОМАТИНА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе