«Генетическая совместимость» ведет к социальному уродству

Идея регулировать (в интересах всего общества) человеческое размножение всегда будет выглядеть соблазнительной.


На заседании комитета парламента Башкирии по здравоохранению прозвучало предложение запретить вступать в брак без справки о генетической совместимости. Цель такой меры – предотвратить рождение больного потомства.

Предложение было решительно отклонено – министр семьи, труда и социальной защиты Башкирии Ленара Иванова сказала: «Какой-то фашизм вообще. Тут немножко на грани фола. Хотя я вас понимаю, мне тоже очень хочется, чтобы рождались здоровые дети. Но это прям Спарта». Но сама идея регулировать брачную жизнь граждан, чтобы обеспечить более здоровых детей, носится в воздухе – и как показывает ее обсуждение в Сети, многим нравится.

Мы находимся в ситуации очень серьезного демографического спада, меры по увеличению рождаемости необходимы – и мысль привлечь государство к формированию пар, которые были бы здоровыми и многодетными, многим кажется удачной. Стоит объяснить, почему это не так.

В наши дни слово «фашизм» поистерлось и превратилось в общеупотребительное ругательство – но предложение допускать (или не допускать) людей до брака в зависимости от их генов действительно реанимирует практику евгеники.

Евгеника – наука о селекции применительно к человеку, о мерах, направленных на улучшение человеческой расы. Она пользовалась большим влиянием в первой половине ХХ века и достигла своего логического завершения в немецком национал-социализме. Считалось, что социальные проблемы – такие как преступность, пьянство и бродяжничество – порождены «плохой наследственностью», а многие болезни, особенно психические (вроде шизофрении или депрессии) – носят наследственный характер. Ученые верили, что, сдерживая размножение «наследственно обремененных» и, напротив, поощряя браки (и многочисленное потомство) у людей с хорошими генами, можно существенно улучшить человеческую расу и обеспечить гармоничное будущее, населенное гораздо более здоровыми, счастливыми и талантливыми людьми.

В одних США это привело к насильственной стерилизации порядка 64 000 человек, чей образ жизни указывал на их «плохую наследственность».

Но наибольшего развития эта практика достигла в Третьем рейхе. Национал-социализм видел себя как «прикладную биологию». Раса, или используя многозначный немецкий термин Volk, воспринималась как высшая ценность, по отношению к которой права и интересы отдельных ее членов мало что значили. Предпринимались масштабные и продуманные меры по обеспечению «расовой гигиены». Был принят «Закон о предотвращении наследственных заболеваний в потомстве», согласно которому немок, страдавших, например, хронической депрессией, стерилизовали, чтобы предотвратить рождение «наследственно обремененных» детей. Сейчас все признают это безумием – но на тот момент такая практика выглядела как безупречно научно обоснованная.

После поражения нацизма евгеника вышла из моды – но нельзя сказать, что окончательно. Идея регулировать (в интересах всего общества) человеческое размножение всегда будет выглядеть соблазнительной. Но нам стоит помнить, что это – очень плохая идея не только из-за ее родства с нацизмом. Она может оказаться, кроме всего прочего, совершенно контрпродуктивной. Люди не кролики, и размножение у них связано с определенным набором ценностей и убеждений.

Как это ни покажется парадоксальным на первый взгляд, но больше всего рождению множества здоровых детей способствует культура, в которой любовь и верность по отношению к женщине считается абсолютной ценностью независимо от того, сколько и каких детей она способна вам родить.

Еще Г.К. Честертон, споря с евгенистами своего времени, приводил пример с мужчиной, у которого «хорошая наследственность», но который связан узами брака с бесплодной женой. Как он должен поступить? С точки зрения христианской морали – хранить верность. С точки зрения евгеники – развестись и наделать расово ценных детей с подходящей производительницей. Но в обществе, где так можно и принято поступать, женщина больше не может быть уверена в своем муже – а значит, ее желание рожать детей будет сильно подорвано. Отношение к женщинам как к инкубаторам – вызванное желанием произвести побольше здоровых детей – может привести к обратному результату: детей будет меньше.

Дети рождаются в семье, где женщина находится в безопасности, а мужчина самоотверженно заботится о своих домашних. А для этого нужно нечто, выходящее за рамки биологии – а именно любовь. Глубокая личная преданность, которая побуждает людей трудиться и претерпевать трудности и лишения ради своих близких. Любовь, которая связана с биологией, но, в отличие от чисто биологического «основного инстинкта», носит избирательный характер – когда мужчине на всю оставшуюся жизнь нужна только эта женщина и никакая другая. Даже если она заболеет, утратит привлекательность или способность к супружеской жизни и чадородию. Она как личность остается уникально ценной и незаменимой в его глазах.

Христианский брак отражает верность Бога, Его неотступную, верную любовь. Сама постановка вопроса о том, что женщину, которую ты полюбил, нужно разлюбить по приказу государства, если в качестве ее генов возникли сомнения, разрушает представление о безусловной ценности такой любви.

Брак, заключенный по любви, может остаться бесплодным. Но общество, в котором любовь и верность не считаются абсолютной ценностью (даже большей, чем чадородие), будет бесплодным в целом.

Там, где есть любовь и верность, будут и дети. Может быть, не всегда – но как правило. Там, где ее нет – не будет вообще ничего.

Поделиться