«Современный художник – это шаман, который по божественному наитию ориентируется в происходящем»
28 февраля 2024 ● БИЗНЕСONLINE
Художник Ринат Миннебаев о выставке в «БИЗОNe» и родстве тюркского искусства с культурой североамериканских индейцев.
«Я же сравниваю Землю, в том числе и города на поверхности Земли, с живым организмом. Если в Google Maps наблюдать с высоты птичьего полета города, они кажутся нам серыми пятнами. Они не так органичны в своей природе, как кажутся нам изнутри»
Фото: «БИЗНЕС Online»
На выставке «Взгляни на дом свой, ангел» в казанской галерее современного искусства «БИЗON» уфимский художник Ринат Миннебаев представил впечатляющую серию работ Underground. Работая в технике бумаги авторского отлива, он в точности воссоздает очертания городов мира с высоты птичьего полета. В беседе с куратором выставки Миннебаев рассказал о том, как на него повлияла идея немецких архитекторов осушить Средиземное море, объяснил, почему при создании своеобразных Помпеев будущего оставил в Москве лишь Мавзолей, поделился впечатлениями от поездки на север США, где с удивлением узнал о существовании водопада Биг Су.
«Всем рекомендую посмотреть контуры Лос-Анджелеса в Google Maps — это завораживает!»
— Ринат, в серии Underground, которая представлена на выставке «Взгляни на дом свой, ангел», города мира представлены в виде археологических раскопок. Мы можем воспринимать эту серию как некое предупреждение человечеству?
— «Блажен, кто посетил сей мир в минуты роковые», но, мне кажется, это не так. Я недавно прочитал книгу «Шестое вымирание» Элизабет Колберт, она получила Пулитцеровскую премию. В ней говорится о том, что всего было пять вымираний — в том числе пермский и юрский периоды. Колберт прослеживает, перемещаясь по всему миру, то, как исчезают образцы фауны и флоры. Там ящерица пропала, здесь — растение, тут эндемики какие-то появились и так далее. Она прогнозирует, что к 2050 году сократится на 21 процент все наше разнообразие. Это такой чудовищный прогноз! Я надеюсь, конечно, что он не сбудется, но говорить об этом надо. Во всяком случае я пытаюсь об этом говорить языком ресайкла, то есть переработки. Было бы странно говорить об экологии, а самому создавать произведения из токсичных материалов.
— Вдохновением служат, насколько я понимаю, археологические раскопки, ведь раньше вы каждое лето отправлялись в экспедиции. Для вас действительно важно прочувствовать это своими руками?
— В последние годы уже не езжу на раскопки. Это тяжелый труд: экспедиционная полевая жизнь — для молодых. Археологи — удивительные люди, они могут идти по полю и читать ландшафт как книгу: вот здесь была стоянка, здесь ров, здесь вал, здесь крепость, замок, все что угодно. Удивительно! Если мы в основном мыслим категориями десятилетий, то они зрят в корень, оперируют тысячелетиями.
— Почему на первый план выводите образы современных городов, контуры которых сравниваете и с узорами на коже человека, и с артериями?
— Есть такое мнение, что современный город — это не самое лучшее место проживания. Вот недавно был снежный коллапс: чуть сбой — и мы уже чувствуем определенные неудобства. Есть такие слова Нассима Николаса Талеба о том, что глобализм настолько совершенен, что любой сбой приводит к краху. Я же сравниваю Землю, в том числе города на поверхности Земли, с живым организмом. Если в Google Maps наблюдать с высоты птичьего полета города, они кажутся нам серыми пятнами. Они не так органичны в своей природе, как кажутся нам изнутри.
— С высоты кажутся чужеродными?
— Да, чужеродные, как будто лишаи, которые расползаются в разные стороны, миазмы онкологических заболеваний. Возможно, это звучит чересчур драматично, но для художника ведь важно глаголом жечь сердца людей, поэтому мы и нагнетаем немножко страстей. (Смеется.)
— Расскажите о технике бумаги ручного литья, которую вы применяете. Насколько я знаю, это очень трудоемкий процесс, который вы освоили еще в 90-х. Как эта техника позволяет реализовать ваши задачи?
— В те годы я много ездил в экспедиции, делал после этого серии работ, но понимал, что технологии, которым обучался долго и целенаправленно, — печатная графика, офорты, литография, ксилография — не совсем образно отражают то, о чем я говорю. Между формой и содержанием не было равенства, поэтому пришлось искать новые методы. Так я обнаружил технологию, которая называется papermaking — бумага авторского отлива. Та архаика, о которой я говорил, хорошо получалась в этом исполнении. Я беру макулатурную бумагу, перемалываю ее в кашу, добавляю мел, глину, клеи — получается неоднородная масса. Из нее уже, пока она сырая, можно лепить самые разные формы, городские кварталы. Карты Google Maps позволяют нам взглянуть сверху на любой город, на каждый микрорайон… Затем следует кропотливая работа по воссозданию городских контуров…
— Сколько обычно по времени занимает этот процесс? Бумажная масса долго засыхает?
— Зимой, когда хорошее отопление, за 1,5 месяца высыхает лист толщиной с палец. Пока он влажный, я над ним колдую. Летом, конечно, я даже не отливаю — работы долго сохнут из-за высокой влажности и сквозняков.
— То есть в вашем распоряжении есть буквально месяц, чтобы создать все эти контуры?
— Да, при этом я обычно создаю параллельно сразу несколько работ.
— Насколько точно вы воспроизводите города?
— Я должен передать все в точности — дотошная доскональность, историческая и географическая точность. Если буду лукавить, то это уже будет художественная интерпретация. При этом я превращаю города в Помпеи будущего, могу завалить песком времени, состарить. Одновременно с этим необходимо оставить нетронутыми знаковые объекты, которые узнавались бы туристами: главные достопримечательности Нижнего Манхэттена, изгибы каналов в Венеции, радиально-кольцевая структура Москвы, площадь Звезды в Париже.
«Я превращаю города в Помпеи будущего, могу завалить песком времени, состарить»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Кстати, контуры какого города вам кажутся наиболее привлекательными по форме?
— Наверное, очертания Нижнего Манхэттена — он прямо такой энциклопедический, линейный, геометрически интересен Париж и Москва, Дубай с его искусственными островами. И еще, наверное, Лос-Анджелес с его кварталами, мегамоллами, он изящно разделен на эти улочки и торговые кварталы. Я всем рекомендую посмотреть контуры Лос-Анджелеса в Google Maps — это очень интересно, завораживает! Также рекомендую изучить столицу Бразилии, которую Оскар Нимейер проектировал в форме самолета.
«Тюркское искусство иногда удивительным образом перекликается с традициями коренных американцев»
— Любопытно, что Венецию, город на воде, у вас окружает обезвоженная пустыня…
— Здесь нужно было драматизма добавить. (Смеется.) Работа называется «Лагуна». Я подумал, что произойдет, если высушить эту венецианскую лагуну.
«Работа называется «Лагуна». Я подумал, что произойдет, если высушить эту венецианскую лагуну»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Вы были во всех городах, которые воссоздаете?
— Нет, к сожалению. Был в Нью-Йорке и Барселоне.
— Впечатления от Нью-Йорке помните?
— Я там приземлился и через два часа улетал уже в другой штат, поэтому видел только в окно иллюминатора — башни Всемирного торгового центра еще были на месте. Разворачиваясь, самолет пролетел над Манхэттеном и полетел дальше.
— Вы тогда летали в штат Огайо открывать свою выставку. Расскажите об этом опыте.
— Это еще 90-е, когда связи с американцами укреплялись. У меня была серия офортов и литографий на тему язычества и евразийских археологических этнографических идей. Их это заинтересовало, и меня пригласили с выставкой в Университет штата Огайо. Выставка прошла с большим успехом. Мне кажется, для них это была своего рода экзотика, кто-то провел параллели с искусством индейцев. Они ведь палеоазиаты, которые прошли через Берингов пролив, поэтому тюркское искусство иногда удивительным образом перекликается с традициями коренных американцев. Прослеживается общность в нашей мифологии даже на уровне конкретных образов: утка-демиург, мировое древо…
— Да, очень интересно! Искусствовед Розалина Шагеева побывала однажды в музее коренных народов в одном из американских штатов. Она рассказала мне об этом удивительном сходстве, прошедшем через века…
— Да, я даже прочитал книгу, в которой автор находит 40 одинаковых слов в татарском языке и наречии племени Айдахо. В Южной Дакоте есть водопад Биг Су, представляете? «Большая вода»!
— В БИЗОNe представлена работа «Шурф». В ней вы изображаете Москву в виде ископаемого, но оставляете целым и невредимым Мавзолей. Здесь заложен особый смысловой посыл?
— Наблюдая за капиталистическими взаимоотношениями, хищническим отношением к ресурсам — человеческим, природным, я подумал, идеи марксизма и ленинизма еще, возможно, будут востребованы. Я не сторонник этих теорий, но здравая мысль там есть. То отношение к экологии, которое было в советское время, — сбор макулатуры и металлолома, например — необходимо культивировать и в наше время. Как было бы здорово, если бы мы общими усилиями почистили страну от мусора и пластика.
— Вы ведь продолжаете собирать макулатуру, создаете из нее произведения искусства — работа Rex, например, которая представлена на выставке, создана из журнальных вырезок…
— Да, но не все журналы подходят для этих целей, к сожалению. В глянцевой бумаге очень много мела, а журналы ушедшей от нас IKEA или старенькие издания Burda подходят идеально! Я склеиваю эти журналы слоями, кладу на холст-основу и везу на дачу. Там уже беру болгарку, надеваю маску и задаю форму — это вторая жизнь для бумажного материала в затвердевшей форме. Мне нравится, что тексты на поверхности работы Rех еще прочитываются, создают эффект информационного шума.
«Это символ некого умирающего природного явления. Слово rex с латинского переводится как «владыка», «король». То есть человек — король, царь природы, но его действия все чаще имеют пагубное влияние на планету»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— А скелет рыбы как появился?
— Это символ некого умирающего природного явления. Слово rex с латинского переводится как «владыка», «король». То есть человек — король, царь природы, но его действия все чаще имеют пагубное влияние на планету. Здесь игра этих значений.
— Зрителей особо интересует работа «Сити». Насколько я понимаю, это собирательный образ города N. Почему в центре композиции появляется череп? Как мы можем это интерпретировать?
— Эта работа появилась во время пандемии. Кстати, для меня это плодотворный период — не нужно было уходить на работу, преподавать, я спокойно мог работать в мастерской. В произведении «Сити» я снова обращаюсь к теме глобализма, культуре урбанизма. Вместе со зрителем мы размышляем, насколько город — удобное место для проживания во времена турбулентности, ведь именно в эпоху коронавируса безопаснее и комфортнее было за пределами этой скученности.
«В произведении «Сити» я снова обращаюсь к теме глобализма, культуре урбанизма. Вместе со зрителем мы размышляем, насколько город удобное место для проживания во времена турбулентности»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Ваш впечатляющий диптих «Плоть», представленный на выставке, перекликается с серией «Атлантропа», которую казанцы могли видеть в 2019 году в музее «Хазинэ». Идеологически две эти работы продолжают вашу красноречивую параллель между телом человека и поверхностью Земли?
— Серия «Атлантропа» отсылает нас к одноименному проекту немецкого архитектора Германа Зёргеля, который предлагал Адольфу Гитлеру, будь он неладен, частично осушить Средиземное море. У нас же тоже есть подобные полубезумные идеи: поворот сибирских рек, дамба на Миссисипи… В серии «Атлантропа» я представил, а что если бы они реализовали тогда этот проект и частично осушили море.
Меня всегда привлекала идея фракталов, которая учит видеть в малом большое. Скажем, лист дерева — это маленькая проекция самого дерева: ствол, ветки, крона. Где макромир и где микромир, иногда непонятно. В «Атлантропе» я рассматриваю Землю как живой организм, создаю высушенные озера, форму язв, пятен, шрамов. В диптихе «Плоть» та же идея — тема земной плоти и человеческой. Произведение «Карьер» — зияющая рана, а работа «Гора», напоминающая нам по форме башкирские шиханы, становится объектом, из которого высасывают все соки. Это моя рефлексия на актуальные события, происходящие на нашей территории.
«В диптихе «Плоть» та же идея — тема земной плоти и человеческой. Произведение «Карьер» — зияющая рана»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Есть в серии Underground работа, которая была наиболее трудоемкой с технической точки зрения?
— Да, она представлена в галерее «БИЗON» — «Лагуна. Венеция». Я брал данные из Google Maps, переводил в «цифру», обсчитывал с дизайнером масштаб, шел в специальную мастерскую, где лазером из оргстекла нарезали домики, дворики, целые кварталы. Затем переносил эти мелкие детали в географической точности на лист, оставляя достоверные очертания Гранд-канала, маленьких каналов, а их в Венеции 176! В этой работе сразу несколько технологий пришлось собрать в единый проект.
«Общение с археологами научило меня смотреть в корень, видеть глобальные тектонические направления»
— Как выглядит ваша мастерская в Уфе?
— У меня отличная мастерская от Союза художников: высокие потолки, большие окна, 13-й этаж с видом на красивый лес. В то же время это центр Уфы, чуть ниже за оврагом течет река Белая, виднеется трасса на Казань. Прямо красота! Район за рекой постепенно обступает город со всех сторон, все больше сжимается этот маленький пятачок зеленой массы.
— А закупаетесь обычно в строительных магазинах?
— Да, для меня обычное дело — пойти в хозяйственный магазин, взять ведро и работать с простыми материалами, а еще лучше переработка, потому что этого барахла у нас навалом. Недавно прочитал: в Голландии целая деревня занимается ресайклом. Они создают арт-объекты из старой мебели, рам, пластика, тентов автомобилей, делают сумки, шопперы. Все это разлетается на ура.
— Давно ли вы занимаетесь педагогической деятельностью?
— С 1988 года. И мне нравится — у нас талантливые студенты. Преподаю рисунок, дизайн-проект, графику. Педагогическая работа, конечно, отвлекает от творчества — иногда в день бывает по четыре пары, приходишь домой уже никакой, но восстанавливаешься, берешь себя за шкирку, шагаешь в мастерскую.
— Есть ли среди ваших выпускников те, кем вы особо гордитесь?
— Да, многие стали моими друзьями — мы вместе путешествуем, обмениваемся опытом. Дамир Аптикаев, например, преподает сейчас в художественном лицее при Суриковской академии, получил золотую медаль Академии художеств. Его плакат представлял Россию на Венецианской архитектурной биеннале. Приезжая в Москву, я у него останавливаюсь, он водит меня по выставкам. А вот Алмаз Утяганов преподает на кафедре офорта в Академии художеств Санкт-Петербурга.
— Многие ваши студенты идут работать по творческой специальности?
— Иногда таким людям приходится идти на жертвы, к примеру на безденежье. Но если эти невзгоды выдержать, потом начинается выхлоп. Это своеобразная рулетка, серьезное испытание. Если процентов 10 остается в творческой стезе от выпуска, это уже хорошо. С молодыми людьми приятно работать: они заряженные на позитив, активные. У меня складывается ощущение: то, к чему я приходил в течение жизни, они знают уже сейчас. Для меня это тайна — как они к этому так быстро пришли?
— За кем из коллег в Башкортостане и Татарстане вы следите?
— Ой, таких много. Из Башкортостана слежу за своими друзьями — Айрат Терегулов, мой хороший знакомый Ринат Волигамси. Из татарстанских художников Саша Артамонов мне интересен, Ленар Ахметов — прекрасный художник из Челнов.
— Кстати, в рамках выставки «Взгляни на дом свой, ангел» у вас состоялся своеобразный художественный диалог с Ленаром…
— Да, он блестящий художник, всегда находится в развитии, фонтанирует идеями, легко осваивает новые технологии. А еще, насколько я знаю, в свободное время он музицирует. Удивительно, как ему удается все успевать и совмещать административную работу с творческой, ведь у него сильная занятость в Союзе художников. Наши работы отлично соседствуют, где-то дополняют друг друга. Мой угрюмый драматизм Ленар разряжает своими позитивными посылами. Хотя иногда он не менее драматичен — если всмотреться, что скрывается за этими вышивками и рушниками в его новой серии «Красные линии», то там такие смыслы, что мама не горюй.
— Да, Ленар так фиксирует актуальную повестку. Вы, кстати, следите за новостями? Внешний мир влияет на ваше творчество?
— Конечно, влияет, но стараюсь дозировать поток информации. Я уже упомянул, что общение с ученым людом, археологами научило меня смотреть в корень, видеть глобальные тектонические направления. За всем этим информационным шумом легко можно потерять важные знаки времени, а их надо вычленять, рефлексировать. Научная мысль, преподнесенная в художественной форме, лучше считывается. Мне кажется, хороший современный художник — это шаман, который по божественному наитию ориентируется в происходящем, он «без кожи» все воспринимает, пытается поймать ускользающие смыслы, запечатлеть их.
Христо Явашев
Фото: Zuma \ TASS
— Искусствоведы считают, что идеологически ваше творчество перекликается с известным художником Христо, который упаковывал здания. Вы чувствуете это творческое родство?
— Христо — мегахудожник. Я недавно обнаружил его альбом и посмотрел, с чего он начинал, как развивался его авторский метод. Это только непосвященному человеку кажется, что он просто упаковал Рейхстаг, укутал острова текстилем… Но, когда понимаешь смысл происходящего, весь контекст, осознаешь полностью его гениальность.
Работы Христо Явашева
Фото: Thibault Camus / AP / TASS
— Отсюда вопрос: вам никогда не хотелось создать тотальную инсталляцию либо городской арт-объект?
— Да, у меня есть несколько проектов. Один из них посвящен гениальному мифологическому произведению башкирского устного творчества — «Урал-батыру». Этот эпос вошел в мировую литературу наравне с «Калевалой», «Гильгамешемем», «Одиссеей». У меня было предложение установить на въезде в Уфу скульптуру Урал-батыра из кортеновской стали. Пока проект так и не реализован, но нечто подобное есть в Рейкьявике — памятник первооткрывателям этого острова. Он изображает ладью с викингом в позе адорации, на монументе присутствуют элементы архаики, петроглифов. Я сделал макет памятника из железа, но пока переговоры с администрацией Уфы остановлены.
— Будем надеяться, что такой памятник все-таки появится. Какие площадки вы порекомендуете в Уфе тем, кто интересуется современным искусством?
— Традиционные площадки — музей имени Нестерова, галерея «Мирас», галерея Союза художников, новая площадка — «Арт-квадрат». Кстати, там тоже есть небольшая галерея «Фабрика», где на первом этаже можно увидеть мои работы. К сожалению, площадок не так много, но все они качественные.
— Мы записываем это интервью в особенный день — у вас день рождения. Вы встречаете его в Казани. Насколько для вас это символично?
— Друзья, конечно, возмущаются: «Променял нас, а мы тебя ждем в Уфе». Но для меня важно было приехать в Казань, пообщаться со зрителями, рассказать о своих произведениях. Я рад лично встретиться с «соседями» по экспозиции — Ленаром Ахметовым и Динарой Хёртнагль. Поэтому ничего страшного — встречусь с друзьями чуть позже, расскажу им об этой замечательной выставке.
— Спасибо!
Фото: «БИЗНЕС Online»
На выставке «Взгляни на дом свой, ангел» в казанской галерее современного искусства «БИЗON» уфимский художник Ринат Миннебаев представил впечатляющую серию работ Underground. Работая в технике бумаги авторского отлива, он в точности воссоздает очертания городов мира с высоты птичьего полета. В беседе с куратором выставки Миннебаев рассказал о том, как на него повлияла идея немецких архитекторов осушить Средиземное море, объяснил, почему при создании своеобразных Помпеев будущего оставил в Москве лишь Мавзолей, поделился впечатлениями от поездки на север США, где с удивлением узнал о существовании водопада Биг Су.
«Всем рекомендую посмотреть контуры Лос-Анджелеса в Google Maps — это завораживает!»
— Ринат, в серии Underground, которая представлена на выставке «Взгляни на дом свой, ангел», города мира представлены в виде археологических раскопок. Мы можем воспринимать эту серию как некое предупреждение человечеству?
— «Блажен, кто посетил сей мир в минуты роковые», но, мне кажется, это не так. Я недавно прочитал книгу «Шестое вымирание» Элизабет Колберт, она получила Пулитцеровскую премию. В ней говорится о том, что всего было пять вымираний — в том числе пермский и юрский периоды. Колберт прослеживает, перемещаясь по всему миру, то, как исчезают образцы фауны и флоры. Там ящерица пропала, здесь — растение, тут эндемики какие-то появились и так далее. Она прогнозирует, что к 2050 году сократится на 21 процент все наше разнообразие. Это такой чудовищный прогноз! Я надеюсь, конечно, что он не сбудется, но говорить об этом надо. Во всяком случае я пытаюсь об этом говорить языком ресайкла, то есть переработки. Было бы странно говорить об экологии, а самому создавать произведения из токсичных материалов.
— Вдохновением служат, насколько я понимаю, археологические раскопки, ведь раньше вы каждое лето отправлялись в экспедиции. Для вас действительно важно прочувствовать это своими руками?
— В последние годы уже не езжу на раскопки. Это тяжелый труд: экспедиционная полевая жизнь — для молодых. Археологи — удивительные люди, они могут идти по полю и читать ландшафт как книгу: вот здесь была стоянка, здесь ров, здесь вал, здесь крепость, замок, все что угодно. Удивительно! Если мы в основном мыслим категориями десятилетий, то они зрят в корень, оперируют тысячелетиями.
— Почему на первый план выводите образы современных городов, контуры которых сравниваете и с узорами на коже человека, и с артериями?
— Есть такое мнение, что современный город — это не самое лучшее место проживания. Вот недавно был снежный коллапс: чуть сбой — и мы уже чувствуем определенные неудобства. Есть такие слова Нассима Николаса Талеба о том, что глобализм настолько совершенен, что любой сбой приводит к краху. Я же сравниваю Землю, в том числе города на поверхности Земли, с живым организмом. Если в Google Maps наблюдать с высоты птичьего полета города, они кажутся нам серыми пятнами. Они не так органичны в своей природе, как кажутся нам изнутри.
— С высоты кажутся чужеродными?
— Да, чужеродные, как будто лишаи, которые расползаются в разные стороны, миазмы онкологических заболеваний. Возможно, это звучит чересчур драматично, но для художника ведь важно глаголом жечь сердца людей, поэтому мы и нагнетаем немножко страстей. (Смеется.)
— Расскажите о технике бумаги ручного литья, которую вы применяете. Насколько я знаю, это очень трудоемкий процесс, который вы освоили еще в 90-х. Как эта техника позволяет реализовать ваши задачи?
— В те годы я много ездил в экспедиции, делал после этого серии работ, но понимал, что технологии, которым обучался долго и целенаправленно, — печатная графика, офорты, литография, ксилография — не совсем образно отражают то, о чем я говорю. Между формой и содержанием не было равенства, поэтому пришлось искать новые методы. Так я обнаружил технологию, которая называется papermaking — бумага авторского отлива. Та архаика, о которой я говорил, хорошо получалась в этом исполнении. Я беру макулатурную бумагу, перемалываю ее в кашу, добавляю мел, глину, клеи — получается неоднородная масса. Из нее уже, пока она сырая, можно лепить самые разные формы, городские кварталы. Карты Google Maps позволяют нам взглянуть сверху на любой город, на каждый микрорайон… Затем следует кропотливая работа по воссозданию городских контуров…
— Сколько обычно по времени занимает этот процесс? Бумажная масса долго засыхает?
— Зимой, когда хорошее отопление, за 1,5 месяца высыхает лист толщиной с палец. Пока он влажный, я над ним колдую. Летом, конечно, я даже не отливаю — работы долго сохнут из-за высокой влажности и сквозняков.
— То есть в вашем распоряжении есть буквально месяц, чтобы создать все эти контуры?
— Да, при этом я обычно создаю параллельно сразу несколько работ.
— Насколько точно вы воспроизводите города?
— Я должен передать все в точности — дотошная доскональность, историческая и географическая точность. Если буду лукавить, то это уже будет художественная интерпретация. При этом я превращаю города в Помпеи будущего, могу завалить песком времени, состарить. Одновременно с этим необходимо оставить нетронутыми знаковые объекты, которые узнавались бы туристами: главные достопримечательности Нижнего Манхэттена, изгибы каналов в Венеции, радиально-кольцевая структура Москвы, площадь Звезды в Париже.
«Я превращаю города в Помпеи будущего, могу завалить песком времени, состарить»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Кстати, контуры какого города вам кажутся наиболее привлекательными по форме?
— Наверное, очертания Нижнего Манхэттена — он прямо такой энциклопедический, линейный, геометрически интересен Париж и Москва, Дубай с его искусственными островами. И еще, наверное, Лос-Анджелес с его кварталами, мегамоллами, он изящно разделен на эти улочки и торговые кварталы. Я всем рекомендую посмотреть контуры Лос-Анджелеса в Google Maps — это очень интересно, завораживает! Также рекомендую изучить столицу Бразилии, которую Оскар Нимейер проектировал в форме самолета.
«Тюркское искусство иногда удивительным образом перекликается с традициями коренных американцев»
— Любопытно, что Венецию, город на воде, у вас окружает обезвоженная пустыня…
— Здесь нужно было драматизма добавить. (Смеется.) Работа называется «Лагуна». Я подумал, что произойдет, если высушить эту венецианскую лагуну.
«Работа называется «Лагуна». Я подумал, что произойдет, если высушить эту венецианскую лагуну»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Вы были во всех городах, которые воссоздаете?
— Нет, к сожалению. Был в Нью-Йорке и Барселоне.
— Впечатления от Нью-Йорке помните?
— Я там приземлился и через два часа улетал уже в другой штат, поэтому видел только в окно иллюминатора — башни Всемирного торгового центра еще были на месте. Разворачиваясь, самолет пролетел над Манхэттеном и полетел дальше.
— Вы тогда летали в штат Огайо открывать свою выставку. Расскажите об этом опыте.
— Это еще 90-е, когда связи с американцами укреплялись. У меня была серия офортов и литографий на тему язычества и евразийских археологических этнографических идей. Их это заинтересовало, и меня пригласили с выставкой в Университет штата Огайо. Выставка прошла с большим успехом. Мне кажется, для них это была своего рода экзотика, кто-то провел параллели с искусством индейцев. Они ведь палеоазиаты, которые прошли через Берингов пролив, поэтому тюркское искусство иногда удивительным образом перекликается с традициями коренных американцев. Прослеживается общность в нашей мифологии даже на уровне конкретных образов: утка-демиург, мировое древо…
— Да, очень интересно! Искусствовед Розалина Шагеева побывала однажды в музее коренных народов в одном из американских штатов. Она рассказала мне об этом удивительном сходстве, прошедшем через века…
— Да, я даже прочитал книгу, в которой автор находит 40 одинаковых слов в татарском языке и наречии племени Айдахо. В Южной Дакоте есть водопад Биг Су, представляете? «Большая вода»!
— В БИЗОNe представлена работа «Шурф». В ней вы изображаете Москву в виде ископаемого, но оставляете целым и невредимым Мавзолей. Здесь заложен особый смысловой посыл?
— Наблюдая за капиталистическими взаимоотношениями, хищническим отношением к ресурсам — человеческим, природным, я подумал, идеи марксизма и ленинизма еще, возможно, будут востребованы. Я не сторонник этих теорий, но здравая мысль там есть. То отношение к экологии, которое было в советское время, — сбор макулатуры и металлолома, например — необходимо культивировать и в наше время. Как было бы здорово, если бы мы общими усилиями почистили страну от мусора и пластика.
— Вы ведь продолжаете собирать макулатуру, создаете из нее произведения искусства — работа Rex, например, которая представлена на выставке, создана из журнальных вырезок…
— Да, но не все журналы подходят для этих целей, к сожалению. В глянцевой бумаге очень много мела, а журналы ушедшей от нас IKEA или старенькие издания Burda подходят идеально! Я склеиваю эти журналы слоями, кладу на холст-основу и везу на дачу. Там уже беру болгарку, надеваю маску и задаю форму — это вторая жизнь для бумажного материала в затвердевшей форме. Мне нравится, что тексты на поверхности работы Rех еще прочитываются, создают эффект информационного шума.
«Это символ некого умирающего природного явления. Слово rex с латинского переводится как «владыка», «король». То есть человек — король, царь природы, но его действия все чаще имеют пагубное влияние на планету»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— А скелет рыбы как появился?
— Это символ некого умирающего природного явления. Слово rex с латинского переводится как «владыка», «король». То есть человек — король, царь природы, но его действия все чаще имеют пагубное влияние на планету. Здесь игра этих значений.
— Зрителей особо интересует работа «Сити». Насколько я понимаю, это собирательный образ города N. Почему в центре композиции появляется череп? Как мы можем это интерпретировать?
— Эта работа появилась во время пандемии. Кстати, для меня это плодотворный период — не нужно было уходить на работу, преподавать, я спокойно мог работать в мастерской. В произведении «Сити» я снова обращаюсь к теме глобализма, культуре урбанизма. Вместе со зрителем мы размышляем, насколько город — удобное место для проживания во времена турбулентности, ведь именно в эпоху коронавируса безопаснее и комфортнее было за пределами этой скученности.
«В произведении «Сити» я снова обращаюсь к теме глобализма, культуре урбанизма. Вместе со зрителем мы размышляем, насколько город удобное место для проживания во времена турбулентности»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Ваш впечатляющий диптих «Плоть», представленный на выставке, перекликается с серией «Атлантропа», которую казанцы могли видеть в 2019 году в музее «Хазинэ». Идеологически две эти работы продолжают вашу красноречивую параллель между телом человека и поверхностью Земли?
— Серия «Атлантропа» отсылает нас к одноименному проекту немецкого архитектора Германа Зёргеля, который предлагал Адольфу Гитлеру, будь он неладен, частично осушить Средиземное море. У нас же тоже есть подобные полубезумные идеи: поворот сибирских рек, дамба на Миссисипи… В серии «Атлантропа» я представил, а что если бы они реализовали тогда этот проект и частично осушили море.
Меня всегда привлекала идея фракталов, которая учит видеть в малом большое. Скажем, лист дерева — это маленькая проекция самого дерева: ствол, ветки, крона. Где макромир и где микромир, иногда непонятно. В «Атлантропе» я рассматриваю Землю как живой организм, создаю высушенные озера, форму язв, пятен, шрамов. В диптихе «Плоть» та же идея — тема земной плоти и человеческой. Произведение «Карьер» — зияющая рана, а работа «Гора», напоминающая нам по форме башкирские шиханы, становится объектом, из которого высасывают все соки. Это моя рефлексия на актуальные события, происходящие на нашей территории.
«В диптихе «Плоть» та же идея — тема земной плоти и человеческой. Произведение «Карьер» — зияющая рана»
Фото: «БИЗНЕС Online»
— Есть в серии Underground работа, которая была наиболее трудоемкой с технической точки зрения?
— Да, она представлена в галерее «БИЗON» — «Лагуна. Венеция». Я брал данные из Google Maps, переводил в «цифру», обсчитывал с дизайнером масштаб, шел в специальную мастерскую, где лазером из оргстекла нарезали домики, дворики, целые кварталы. Затем переносил эти мелкие детали в географической точности на лист, оставляя достоверные очертания Гранд-канала, маленьких каналов, а их в Венеции 176! В этой работе сразу несколько технологий пришлось собрать в единый проект.
«Общение с археологами научило меня смотреть в корень, видеть глобальные тектонические направления»
— Как выглядит ваша мастерская в Уфе?
— У меня отличная мастерская от Союза художников: высокие потолки, большие окна, 13-й этаж с видом на красивый лес. В то же время это центр Уфы, чуть ниже за оврагом течет река Белая, виднеется трасса на Казань. Прямо красота! Район за рекой постепенно обступает город со всех сторон, все больше сжимается этот маленький пятачок зеленой массы.
— А закупаетесь обычно в строительных магазинах?
— Да, для меня обычное дело — пойти в хозяйственный магазин, взять ведро и работать с простыми материалами, а еще лучше переработка, потому что этого барахла у нас навалом. Недавно прочитал: в Голландии целая деревня занимается ресайклом. Они создают арт-объекты из старой мебели, рам, пластика, тентов автомобилей, делают сумки, шопперы. Все это разлетается на ура.
— Давно ли вы занимаетесь педагогической деятельностью?
— С 1988 года. И мне нравится — у нас талантливые студенты. Преподаю рисунок, дизайн-проект, графику. Педагогическая работа, конечно, отвлекает от творчества — иногда в день бывает по четыре пары, приходишь домой уже никакой, но восстанавливаешься, берешь себя за шкирку, шагаешь в мастерскую.
— Есть ли среди ваших выпускников те, кем вы особо гордитесь?
— Да, многие стали моими друзьями — мы вместе путешествуем, обмениваемся опытом. Дамир Аптикаев, например, преподает сейчас в художественном лицее при Суриковской академии, получил золотую медаль Академии художеств. Его плакат представлял Россию на Венецианской архитектурной биеннале. Приезжая в Москву, я у него останавливаюсь, он водит меня по выставкам. А вот Алмаз Утяганов преподает на кафедре офорта в Академии художеств Санкт-Петербурга.
— Многие ваши студенты идут работать по творческой специальности?
— Иногда таким людям приходится идти на жертвы, к примеру на безденежье. Но если эти невзгоды выдержать, потом начинается выхлоп. Это своеобразная рулетка, серьезное испытание. Если процентов 10 остается в творческой стезе от выпуска, это уже хорошо. С молодыми людьми приятно работать: они заряженные на позитив, активные. У меня складывается ощущение: то, к чему я приходил в течение жизни, они знают уже сейчас. Для меня это тайна — как они к этому так быстро пришли?
— За кем из коллег в Башкортостане и Татарстане вы следите?
— Ой, таких много. Из Башкортостана слежу за своими друзьями — Айрат Терегулов, мой хороший знакомый Ринат Волигамси. Из татарстанских художников Саша Артамонов мне интересен, Ленар Ахметов — прекрасный художник из Челнов.
— Кстати, в рамках выставки «Взгляни на дом свой, ангел» у вас состоялся своеобразный художественный диалог с Ленаром…
— Да, он блестящий художник, всегда находится в развитии, фонтанирует идеями, легко осваивает новые технологии. А еще, насколько я знаю, в свободное время он музицирует. Удивительно, как ему удается все успевать и совмещать административную работу с творческой, ведь у него сильная занятость в Союзе художников. Наши работы отлично соседствуют, где-то дополняют друг друга. Мой угрюмый драматизм Ленар разряжает своими позитивными посылами. Хотя иногда он не менее драматичен — если всмотреться, что скрывается за этими вышивками и рушниками в его новой серии «Красные линии», то там такие смыслы, что мама не горюй.
— Да, Ленар так фиксирует актуальную повестку. Вы, кстати, следите за новостями? Внешний мир влияет на ваше творчество?
— Конечно, влияет, но стараюсь дозировать поток информации. Я уже упомянул, что общение с ученым людом, археологами научило меня смотреть в корень, видеть глобальные тектонические направления. За всем этим информационным шумом легко можно потерять важные знаки времени, а их надо вычленять, рефлексировать. Научная мысль, преподнесенная в художественной форме, лучше считывается. Мне кажется, хороший современный художник — это шаман, который по божественному наитию ориентируется в происходящем, он «без кожи» все воспринимает, пытается поймать ускользающие смыслы, запечатлеть их.
Христо Явашев
Фото: Zuma \ TASS
— Искусствоведы считают, что идеологически ваше творчество перекликается с известным художником Христо, который упаковывал здания. Вы чувствуете это творческое родство?
— Христо — мегахудожник. Я недавно обнаружил его альбом и посмотрел, с чего он начинал, как развивался его авторский метод. Это только непосвященному человеку кажется, что он просто упаковал Рейхстаг, укутал острова текстилем… Но, когда понимаешь смысл происходящего, весь контекст, осознаешь полностью его гениальность.
Работы Христо Явашева
Фото: Thibault Camus / AP / TASS
— Отсюда вопрос: вам никогда не хотелось создать тотальную инсталляцию либо городской арт-объект?
— Да, у меня есть несколько проектов. Один из них посвящен гениальному мифологическому произведению башкирского устного творчества — «Урал-батыру». Этот эпос вошел в мировую литературу наравне с «Калевалой», «Гильгамешемем», «Одиссеей». У меня было предложение установить на въезде в Уфу скульптуру Урал-батыра из кортеновской стали. Пока проект так и не реализован, но нечто подобное есть в Рейкьявике — памятник первооткрывателям этого острова. Он изображает ладью с викингом в позе адорации, на монументе присутствуют элементы архаики, петроглифов. Я сделал макет памятника из железа, но пока переговоры с администрацией Уфы остановлены.
— Будем надеяться, что такой памятник все-таки появится. Какие площадки вы порекомендуете в Уфе тем, кто интересуется современным искусством?
— Традиционные площадки — музей имени Нестерова, галерея «Мирас», галерея Союза художников, новая площадка — «Арт-квадрат». Кстати, там тоже есть небольшая галерея «Фабрика», где на первом этаже можно увидеть мои работы. К сожалению, площадок не так много, но все они качественные.
— Мы записываем это интервью в особенный день — у вас день рождения. Вы встречаете его в Казани. Насколько для вас это символично?
— Друзья, конечно, возмущаются: «Променял нас, а мы тебя ждем в Уфе». Но для меня важно было приехать в Казань, пообщаться со зрителями, рассказать о своих произведениях. Я рад лично встретиться с «соседями» по экспозиции — Ленаром Ахметовым и Динарой Хёртнагль. Поэтому ничего страшного — встречусь с друзьями чуть позже, расскажу им об этой замечательной выставке.
— Спасибо!