Надежда Павлова о работе в «Барокко» Кирилла Серебренникова, кабаретных песнях и немецкой оперной сцене.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Известная российская оперная певица Надежда Павлова выступила в немецкой премьере спектакля Кирилла Серебренникова «Барокко», который из московского «Гоголь-центра» переехал в гамбургский театр Thalia. Любимое сопрано Теодора Курентзиса, исполнявшая «Травиату» Верди в постановке Боба Уилсона в Перми, готовится в августе к сольному концерту в Берлине и к дебютам в новом сезоне в Нижегородском театре оперы и балета. О немецкой версии «Барокко» и ангажементах в Европе и России Надежда Павлова рассказала Владимиру Дудину.
— Насколько гамбургская премьера «Барокко» отличилась от московской?
— Главная идея о «жемчужинах неправильной формы» — неправильных людях, пытающихся совершить подвиги, которые не приносят в результате никаких перемен, сохранена. Но, на мой взгляд, спектакль отличился радикально, начиная с новой площадки, новой массовки, танцовщиков. Он обогатился музыкальными номерами, стал более протяженным, изменился состав артистов. Одним из условий театра Thalia должно было быть три артиста от Кирилла, три — из театра и двое певцов, можно сказать, приглашенных звезд. Я из профессионального оперного мира, мой партнер — совсем никому не известный уличный музыкант, которого Кирилл услышал на улице в Берлине и пригласил в проект. Он оказался великолепным певцом с очень красивым голосом. У него появился новый номер наряду с теми, которые перешли к нему от другого артиста.
— Кирилл Серебренников назвал свой опус, который создавал в условиях домашнего ареста, искусствоведческим термином. Но, понимая пробивную энергетику барокко, его взрывной характер, схлестнул в спектакле высокое и низкое, уличное и академическое, чтобы показать взбунтовавшуюся натуру. Мне кажется, такие мотивы всегда были близки и немецкому современному театру, но хорошо ли публика принимает спектакль на самом деле?
— Да, в спектакле есть и такая история. Изначально ведь было название «Барокко-манифест». Принимают нас в Гамбурге прекрасно, хотя все мы очень переживали, поскольку для драматического театра спектакль все же несколько странный. Любопытно, но немецкие артисты были поражены этим даже больше нас. Успех спектакля колоссальный.
— В спектакле был «остросюжетный» эпизод, во время которого актер (эксцентричный Никита Кукушкин) выбегал в публику и пугал своей сыгранной неадекватностью, ножом и огнем. Он сохранился?
— Есть такой номер, он сильно изменен, однако сохранил эпатажно-развлекательный характер, а потому всегда пользуется особым успехом. Немецкий артист, исполняющий его, играет на немыслимом количестве музыкальных инструментов, что меня невероятно поразило: далеко не каждый драматический актер умеет так играть на скрипке и гитаре.
— Ваша миссия в «Барокко» – виртуозные арии Генделя и Вивальди, которые поете только вы?
— В классическом понимании да, но и остальные тоже поют барокко, только трансформированное, адаптированное под них, в иной стилистической манере. Есть барочная ария и у Светы Мамрешевой — единственной из тех, кто представляет «Гоголь-центр», она сейчас учится в Берлине в консерватории, делает успехи. Я очень полюбила наш интернациональный состав. Американец Один Байрон открылся для меня как контратенор, которому я говорю, что он может сделать прекрасную карьеру в этом амплуа. Драматические артисты получают огромное удовольствие от пения и говорят, что «в пении можно выразить гораздо больше, чем в драматическом театре».
— А кто из инструменталистов участвует?
— Там играют небольшой классический академический ансамбль и внушительная группа эстрадных: электрогитара, акустическая гитара, бас-гитара, ударные. С нами работает Даня Орлов, у которого на синтезаторе множество важных нюансов.
— Вас в Гамбурге уже узнают как солистку оперного театра?
— Наверно, те, кто интересуется оперой, знают, поскольку я неоднократно выступала там в оперном театре, пела в «Дон Жуане» Моцарта и «Риголетто» Верди, в моей любимой партии Джильды, которую хотела бы снова спеть.
— Мне показалось, что старт вашей европейской карьере дал дебют в Зальцбурге в партии Донны Анны в постановке Ромео Кастеллуччи?
— Да, верно, там был старт, спасибо маэстро Теодору Курентзису. В Гамбургской опере меня приняли хорошо, спектакли были очень интересными, модерновыми — все как я люблю.
— Вы дебютировали и в Баварской опере в Мюнхене, да еще и в сложнейшей партии Констанцы в «Похищении из сераля» Моцарта. Стал ли после этого комфортнее немецкий язык?
— Петь на немецком языке в немецком театре — для меня это был стресс, серьезное испытание. К счастью, все оказалось чуточку проще. Когда я стала заниматься с коучем в театре, она сказала, что мы слишком стараемся петь по-немецки, а на самом деле все элегантней, проще, легче, и я в какой-то момент успокоилась. Для меня учителем в партии Констанцы были записи Эдиты Груберовой, хотя всегда опасно слишком много кого-то слушать, лучше самому искать.
— На немецком вы недавно исполнили и цикл Brettllieder («Кабаретные песни») Шёнберга, и было слышно, как ловко вы владеете этим языком.
— Я заметила, что мне больше нравится петь на немецком, чем на французском, который пока не могу постичь до конца, а немецкий стал как будто входить в кровь. Мне очень помогло в освоении текста «Кабаретных песен» то, что у Кирилла в спектакле мне пришлось переучить роль на немецком языке, с нами занималась коуч, я почувствовала аромат немецкого языка, и в зале Пакгауза в Нижнем Новгороде уже могла смаковать текст.
— В Германии не запланировали спеть где-нибудь этот вокальный цикл? Может быть, дело когда-нибудь дойдет и до их театрализации?
— Да, и Алексей Гориболь, который, кстати, и предложил мне исполнить Шёнберга, мечтал, делясь со мной такими мыслями: «Может, Кирилл Серебренников нам поставит что-нибудь?» Алексей очень классно выстраивает программы, у него есть интуиция, ощущение спектакля внутри музыки, поэтому я ему всецело доверяю.
— Алексей Гориболь не единственный пианист, с которым вы сотрудничаете?
— В августе мне предстоит концерт в Берлинской филармонии с Александром Мельниковым с программой Рахманинова. С Сашей мы работали однажды, исполняли Шостаковича, и сейчас он пригласил меня выступить с ним. Мне посчастливилось поработать и с Андреем Коробейниковым, который дал немало ценных советов, после которых я поняла, насколько вокально он мыслит, может подсказать певцу, помочь обновить трактовку хорошо знакомого сочинения. Он предложил попробовать спеть вторую часть «Вокализа» Рахманинова, которую обычно поют громко, на piano, и получилось очень красиво, я поразилась невесомости звучания. Это сочинение эмоционально очень сложное. Когда меня спрашивают, не хочу ли я переехать за рубеж, ведь у меня есть все возможности, я отвечаю, что при всех прелестях у меня через неделю начинается вот это вот «а-а-а, а-а-а», я остро чувствую эту ностальгию, когда внутри все тянет, называя это чувство «вокализ Рахманинова». Я могу жить только дома.
— Как сегодня российскому певцу можно строить карьеру в Европе?
— Куда бы я ни приехала, ко мне относятся очень хорошо. Все знают, что я русская, но никто не плюет ни в лицо, ни в спину, везде прекрасно принимают. Однажды моя американская коллега на одном из проектов призналась мне, что ей без разницы, из какой я страны: «Я вижу перед собой прекрасного человека, великолепного профессионала, и это для меня самое главное». Мне это все объяснило.
— В каких театрах вы уже выступили?
— Мюнхен, два театра в Гамбурге, Зальцбург, Maggio Fiorentino, где была «Травиата» с Зубином Метой. Мета — чудесный, легенда, его обожают, когда он выходит на поклоны, все буквально визжат. Были спектакли в Люксембурге и в Концертхаусе в Вене, в Люцерне было концертное исполнение «Так поступают все», где Чечилия Бартоли пела Деспину.
— География ваших выступлений, получается, 50 на 50 между Россией и Европой?
— Да, но в этом году я больше была в Европе, потому что в Перми не было для меня постановок, был только большой сольный концерт. В Нижегородском оперном, где я стала солисткой, мне сделали очень интересные предложения, среди которых — «Опера» Леонида Десятникова, премьера «Похищения из сераля» Моцарта. Я еду туда, где меня ждут и где есть работа.