Является ли Дугин русским традиционалистом?

И каков духовный смысл интегрального традиционализма и Консервативной революции, на которые Дугин опирается? Какую парадигму гуманитарного знания и образования России, судя по его книгам, Дугин предложит, если ему вдруг это и вправду доверят?


РИ начинает публикацию серии статей, посвященную актуальным проблемам современного отечественного консерватизма. Наш постоянный автор, философ Юрий Пущаев проанализировал основные теоретические работы Александра Дугина, имя которого сейчас на слуху и которого на Западе до сих пор считают главным представителем отечественной консервативной мысли. Дугин необычайно плодовит, и знакомством со всеми его трудами не могут похвастаться даже многие из его поклонников. Никто толком до сих пор не может объяснить, в чем, например, суть «четвертой политической теории» кроме того, что остальные три — либерализм, социализм и фашизм – доказали свою ошибочность. Но чтобы опровергать Дугина, подвергать сомнению его идейное наследие и находить ему альтернативу, его работы как минимум нужно прочитать и проанализировать. Будем с нетерпением ждать продолжения цикла Юрия Пущаева в надежде, что его статьи стимулируют дискуссию, необходимую для осмысленного восприятия идей того человека, в котором многие видят главного идеолога российской современности.

***

Об Александре Дугине много говорят, но его мало читают. Я имею в виду не его патриотическую публицистику и сетевые политические высказывания ad hoc, а его собственно теоретические труды. Они содержат преимущественно его философию эзотерического интегрального традиционализма, и они базируются на идеях европейской консервативной революции. И первое, и второе не имеет к русской традиции, к истории русской мысли практически никакого отношения. Более того, обе эти доктрины в важных пунктах с ней решительно расходятся, если учесть заметную нехристианскую и даже антихристианскую направленность идей, высказанных главными деятелями и авторами обоих учений1.

Дугин стал популярен благодаря актуальности и злободневности его резких публицистических высказываний, тому, что он не прячется в башне из слоновой кости, а смело говорит о жалящих вызовах в адрес России, умело мимикрируя и адаптируя идеи интегрального традиционализма и Консервативной революции к нашей исторической реальности. Лично у меня почти полное согласие и сочувствие вызывали его рассуждения, когда он, например, говорил о вредности сегодняшнего раскола на «красных» и «белых», о том, что этот раскол специально стимулируют либералы, или когда Дугин проницательно рассуждал о протеистической природе «сурковщины» и путинского режима до 24.02.2022.

Однако, повторюсь и даже подчеркну: беда в том, что Дугина мало читают, его толстые книги всерьёз не анализируют. В философской и академической литературе практически пока нет ни одного спокойного академического разбора мировоззрения Дугина. Это потрясающе, на самом деле. Несколько странно, что потом академические философы, профессионалы так сказать ex officio, недоумевают, откуда у Дугина такая популярность, и пренебрежительно кривят губы при одном его упоминании, хотя они уже проиграли, учитывая его активные нападки на российскую институализированную философию и иные обществоведческие дисциплины. В спортивных состязаниях команде, которая не явилась на матч, автоматически засчитывается поражение.

Впрочем, академическое сообщество в каком-то смысле платит ему взаимностью. Тут взаимное отрицание. Одна из характерных дугинских черт – его чрезвычайная революционность. И на практике, и в теории Дугиным, по сути, отвергается любой отечественный накопленный положительный опыт в гуманитарных и обществоведческих науках, и в итоге вместе с мутной водой откровенного прозападного либерализма он призывает выплеснуть и ребенка. Я лично согласен, что, действительно, последние 30 лет в результате победы буржуазно-либеральной революции конца 1980-х начала 1990-х имело место явное доминирование западных либеральных парадигм и теорий, что «либеральный партком» уже достал, и что ситуация в науке и образовании нуждается в реформировании, в повороте «назад к исторической России». Но на какой базе, во-первых? Во-вторых, здесь всё же надо вести себя плавно и эволюционно, с умом, опираясь на существующее, на то, что есть. Из ничего ничто не возникнет. Дугин же, по сути, призывая ломать через колено существующие научные и образовательные институты и парадигмы, в несколько фарсовой манере играет роль кого-то вроде ультрареволюционера Троцкого.

Неслучайно вокруг Дугина собрались в основном молодые люди, наши молодые коллеги, которые в силу молодости и неопытности тоже пока склонны к радикальным утопическим рецептам. Дугин же сжигает их в топке своих проектов, и тем самым губит их профессиональное становление. Удивительная вещь – несоответствие слов и дел молодежи, доверившейся Дугину. Они вслед за своим учителем и вождем вроде видят себя как консерваторов, охранителей России, однако ведут себя противоположным образом, по-революционному и по-нигилистически, порой просто неприлично по отношению к своим старшим и более опытным коллегам. Статей и работ у них пока крайне мало, реальных исследований и философских книг-монографий практически нет, зато в своих сетевых репликах (попытка «сетевого Майдана», так сказать) они нередко напоминают троцкистскую молодёжь.

Если они действительно хотят быть консерваторами и охранителями России, если они не только на словах готовы выступать за иерархию и традиции, то я им напомню. Например, в советское время было немыслимо, чтобы какой-нибудь аспирант, а тем более студент принес в редакцию «смелую» статью, в которой решил бы подвергнуть сплошной резкой критике, да ещё и с переходом на личности, каких-то известных и признанных в научной среде специалистов вроде Р.Р. Вахитова или Б.В. Межуева. Такую статью скорее всего бы не приняли и вряд ли даже стали бы читать, но сказали бы: «Идите-ка, сначала ещё поучитесь, погрызите гранит науки, как те погрызли в свое время, а потом приходите».

Можно даже сказать, что Дугин в каком-то смысле играет роль развратителя юношества. Он, конечно, будит и пробуждает своей яркостью и харизматичностью, но для чего и как?

Какие духи стоят за этим?

В результате, Дугин уже во многом сформировал у своих молодых последователей нигилистичную манеру поведения по отношению к академическому миру и старшим коллегам. Конечно, в этом отчасти выражается и постмодернизм нашего времени с его разрушением остатков тех правильных иерархий, что пока ещё остаются (соцсети, как Кольт, уравнивают всех). Но сыграла свою роль и революционно-нигилистичная сущность дугинизма под внешней вывеской консерватизма и традиционализма.

Взгляды Дугина, основы его мировоззрения и стиль его мышления в целом носят весьма сомнительный характер по целой совокупности причин, которые я попытаюсь раскрыть в серии публикаций. Нет, какое-то время вполне можно обманывать себя и общество, что с Дугиным все нормально, раз в ситуации резкого столкновения с Западом лучше бы отложить все разногласия, в том числе идейные, в сторону. Дугин успел стать в глазах многих, и не только на Западе, сегодняшним русским консервативным философом № 1. Его словно ведет какой-то его личный медиа-гений. Но в итоге, эта тактика обернётся большим, стратегическим проигрышем, если ничего не изменится. Если дом строится на непрочном фундаменте, его рано или поздно смоет. «В гражданском деле — зачем иллюзии? <…> Раз мы начинаем прозревать понемногу, на что же себя искусственно ослеплять? Какая польза?»2

Идейные истоки Дугина

Впрочем, стоит отдать должное Дугину за редкую для сегодняшнего времени универсальность и систематичность. Практически с начала 1990-х он, с известными трансформациями, развивает систему одних и тех же взглядов, увлечённо реализуя себя в связанных между собой, но тем не менее разных дисциплинарных областях. Вот уже практически 30 лет он развивает одно и то же мировоззрение, комплементарно дополняя его многочисленными именами и идеями и адаптируя, приспособляя его к особенностям того или иного исторического момента. У Дугина на сегодня есть своя социология, своя геополитика, своя историософия, своя метафизика, своя теория идеологий («четвёртая политическая теория»), даже своя философия науки. Я уж не говорю про политологию и политический анализ текущей ситуации.

Основные концепции, в которые, как говорят дугинцы, их учитель внёс значимый вклад – это традиционализм, континентальная геополитика и евразийство.

Что ж, давайте посмотрим.

Но, как я уже сказал, первый и буквально бросающийся в глаза парадокс, связанный с Дугиным для того, кто раскрыл его «толстые книги», заключается в том, что, хотя он сегодня в медийном поле нередко называется русским философом № 1, к собственно русской интеллектуальной традиции его взгляды не имеют никакого отношения.

У Дугина сразу несколько основных идейных истоков, он сполна указал на них во множестве своих книг и статей. Во-первых, это идеи европейской Консервативной революции (К. Шмитт, Э. Юнгер, Ю. Эвола и др.). Еще в 1994 году вышла книга Дугина «Консервативная революция»3, где он излагает свое понимание этого движения, а также высказывает на этой основе уже свои идеи применительно к России и миру начала 1990-х.

Во-вторых, это оккультно-эзотерическое направление интегрального традиционализма, связанное прежде всего с именами Р. Генона, Ю. Эволы, многих других, в том числе нацистского этнолога и мистика, первого руководителя «Аненербе»4 Германа Вирта. Дугин опирается на учение Вирта о гиперборейской расе и Севере и в изобилии ссылается на Вирта и его оккультные идеи в одной из своих основополагающих книг «Философия традиционализма» (2002). В целом традиционализм как идейное направление, подвергая радикальной критике современный мир, противопоставляет ему мир Традиции, существовавший когда-то в глубине веков, но теперь открытый лишь избранным «революционерам духа и действия». Великая традиция якобы некогда существовала как нечто единое и целое, но потом была утрачена, и теперь она лишь проявляется в самых разных религиозных традициях. Традиционалист равным образом готов рассматривать христианство, даосизм, буддизм, древнекельтские религии и т., и т.п., практиковать тантру и алхимию, поскольку во всех них проглядывает одна и та же архаическая великая Традиция, логику и символологию которой традиционалист-духовидец и стремится выявить. Традиционалисты опираются на эзотерику, для них сакральное знание – лишь для немногих избранных в современном мире.

Опять же, у того же Эволы. основополагающего для Дугина мыслителя, было глубокое духовное неприятие христианства. Его избранный и отдельный от всего современного мира человек Традиции носит божественность в себе, поскольку «именно в том состоит божественность, что существуют боги, но нет никакого Бога». Он по Эволе по ту сторону добра и зла, теизма и атеизма5. В состоянии «светлого опьянения» он приходит «к потребности положительного антитеизма, к экзистенциальному преодолению Бога-личности как объекта веры или сомнения, к идее о том, что центр “Я” таинственным образом является также центром Бытия, где под “Богом” (трансцендентностью) естественно понимают не содержание веры или догмы, но некое незримое присутствие в существовании и в свободе»6.

Как Эвола ёмко в частности формулирует, «в своей совокупности представления, считавшиеся на христианском Западе основными и неотъемлемыми элементами всякой “истинной” религии, — Бог-личность теизма, моральный закон с санкциями рая и ада, ограниченная концепция провиденциального порядка и “моральной и рациональной” целесообразности мира, вера, покоящаяся на преимущественно эмоциональной, сентиментальной и подсознательной основе, — напротив, скорее не имеют ничего общего с метафизическим мировоззрением, той концепцией, наличие которой чѐтко засвидетельствовано в мире Традиции»7.

Поэтому эта традиция и зовется консервативной революцией, что, сформировавшись в 1920-е годы в Германии, она революционным образом отвергает историческое наследие Запада, включая его христианское прошлое и апеллирует к какому-то вымышленному миру Традиции как образу утерянного Рая.

В-третьих, Дугин, который считается видным авторитетом в геополитике, очень много взял из западной геополитики у таких авторов, как Маккиндер, Хаусхофер и др. Парадоксальным образом преимущественно на этих именах он и базирует свое неоевразийство. В его работах, впрочем, можно встретить и имена Н.С. Трубецкого и П. Н. Савицкого, но эпизодично, ссылки на них и их идеи носят фрагментарный характер. Концептуальная основа его евразийства — геополитика не собственно евразийская, но западная, с её понятием Хартленда, оппозицией цивилизаций Суши и Моря, и т.д. Как отмечает один из сегодняшних ведущих евразийствоведов Рустем Вахитов, Дугин характерным образом «не интересуется историей “российских азиатов” (в отличие от евразийцев – Трубецкого, Савицкого, Вернадского). Он даже ни одного восточного языка не знает (согласно Википедии, он владеет английским, немецким, французским, испанским, итальянским, португальским языками – то есть сплошь европейскими!) Дугин, действительно, скорее западник»8.

И в-четвертых, для Дугина в последние годы самым главным основополагающим автором вдруг стал Мартин Хайдеггер. Раньше, в начале нулевых Дугин выше всех превозносил, пожалуй, Рене Генона: «Рене Генон является самым правильным, самым умным и самым главным человеком XX в. Умней, глубже, яснее, абсолютнее Генона не было и, наверное, не могло быть <…> «Как бы то ни было, Рене Генон совершенно не вписывается в наше время. Он, как сказал Мишель Вальсан, “самое крупное интеллектуальное чудо со времен Средневековья”»9.

Но теперь экзальтированно и в самых превосходных тонах Дугин характеризует и Хайдеггера. Он по «Дугину-хайдеггирианцу» «не просто великий философ, наравне с другими великими, но величайший из них, занимающий место последнего пророка, завершающий развертывание первого этапа философии (от Анаксимандра до Ницше) и служащий переходом, мостом к новой философии»10. Одна из книг Дугина многозначительно называется «Мартин Хайдеггер. Последний бог»11. Хайдеггер для Дугина «фигура эсхатологическая, финальный толкователь и изъяснитель самых глубоких и загадочных тем мировой философии и создатель радикально нового мышления. В этом случае он может рассматриваться как фигура религиозного пантеона, как «посланник самого бытия», провозвестник и подготовитель величайшего события, в котором завершится старая история европейского мира и начнется новая, никогда доселе не бывшая»12.

Отношение Дугина к русской философии

Но к собственно русской философии, к истории и традициям отечественной мысли, наш якобы «сегодняшний русский философ № 1» относится и всегда относился свысока и пренебрежительно. Например, посмотрим что ещё три года назад об И.А. Ильине говорил нынешний глава Высшей школы политических наук при РГГУ имени… того же И.А. Ильина:

«В философе Иване Ильине мы встречаемся с почти карикатурной попыткой создания бравурной версии русского национализма, успешно обходящей все сколько-нибудь важные и существенные темы, принципиальные для выяснения возможности русской философии, и подменяющей вопрошание и выявление болевых точек потоком правоконсервативного сознания, копирующего клише европейского национализма применительно к русскому обществу. Такого общества, о котором пишет Иван Ильин, находясь в эмиграции, никогда не существовало, не существует и не может существовать: речь идет о нормативной пруссаческой грезе, желающей представить Россию четко работающим социальным механизмом германского типа – с отлаженной моралью, звонким официозным патриотизмом, конвенциальной религиозностью и психической упорядоченностью… Своим невежественным апломбом и казенным «национализмом» И. Ильин, возможно, обязан матери-немке Каролине Луизе Швейкерт фон Штадион. Свои философские тексты И.Ильин строит в духе персонажа повести Н.С.Лескова «Железная воля» Гуго Карловича Пекторалиса, «выписанного в Россию вместе с машинами». В них есть «железная воля» борьбы с коммунизмом до последнего дыхания, без какого бы то ни было понимания как природы советского режима, так и причин, приведших к падению монархии и к Октябрьской революции, равно как и понимания структуры русского общества. И.Ильин «аккуратно и бесталанно» (словами Н. С. Лескова о Гуго Пекторалисе), механически воспроизводит русский национализм, патриотизм и бравый монархизм, умудряясь пройти мимо всех содержательных сторон русской истории, которая осуществляется на его глазах, при его участии и с его помощью. Так как в таком чисто немецком казенном мышлении нет ничего русского, мы без большого ущерба оставляем его тексты и теории без рассмотрения»13.

И дело не в отдельно взятом Ильине, школу имени которого Дугин теперь анекдотическим образом возглавляет. Таково в принципе его отношение к русской философии в целом. Как Дугин доказывает в своих, например, книгах «Мартин Хайдеггер: возможность русской философии» и «Археомодерн», русской философии ещё нет. Есть только в лучшем случае, как он великодушно признаёт (вот спасибо ему за это, прямо от души!), лишь «фрагменты, намеки и намерения» для её создания.

Вот как он видит историю русской философии, её, так сказать, результаты:

«Механическая совокупность всех их усилий философией в полном смысле называться не может — нив качественном, ни в количественном измерениях. Иными словами, мы имеем русских философов, но не имеем русской философии»14.

По Дугину все же есть русские философы, но прилагательное «русский» применительно к тому или иному философу будет означать только происхождение его личности, а не участие в явлении «русская философия», потому что … явления такого еще и нет: «В этом смысле все вышеперечисленные авторы и еще целый ряд других вполне и без всякой натяжки могут именоваться “русскими философами”: это русские, которые философствовали. Все верно. При этом плоды их философствования не вылились в создание русской философии»15.

Русскую философию после «вывоза мусора» (он так и говорит!) ещё только предстоит создать — с опорой на Хайдеггера и при непосредственном главном и решающем участии самого А.Г. Дугина, надо полагать. Как же мы всё-таки должны быть счастливы, что дожили до времени, когда чьими-то героическими стараниями наконец-то создаётся русская философия! А то, что мы по недоразумению и самому прискорбному недомыслию считали ею, было «лишь фрагментами, намеками и намерениями, которые, будучи распознанными и взятыми именно в таком качестве (а не как цельная философия), будут чрезвычайно ценными для тех, кто все же задумывается на новом витке истории о возможности русской философии как полноценного и состоятельного явления»16.

Про всемирно признанных (по недоразумению, конечно!) русских философов Дугин легко отпускает, например, такие, с позволения сказать, высказывания:

«Не очень яркий русский философ Николай Бердяев считал, что…»17

Так сказать, яркий русский философ — о не очень ярком…

Или ещё одно его развёрнутое высказывание о русской философии и русских философах в привычном для Дугина в привычном уничижительном и одновременно сумбурно-экзальтированном стиле и тоне:

«Соловьев видит Софию, которая приходит к нему в виде прекрасной женщины, космист Федоров воскрешает мертвых и пытается управлять атмосферными явлениями. Не философия, а настоящий слабо систематизированный бред. Мыслеподражание. Так философствуют коты. Этот бред самоутверждается и развертывается в форме видений наяву, ощущений, испытаний плоти, абстиненции (те же философы-девственники – Соловьев, Федоров) или наоборот – дикой пьяни, разгула и разврата, как у других философов Серебряного века (Философов, Мережковский, Розанов, Бердяев)»18.

О русском философе, филологе и переводчике Владимире Бибихине (1938–2004), сделавшем невероятно много для открытия русскому читателю Хайдеггера, Дугин пишет весьма резко – упоминает про «напрасные тщания Бибихина» и его круга осуществить правильный перевод и критическое прочтение Хайдеггера:

«Группа советских философов, отбивших право заниматься критическим прочтением Хайдеггера, во главе с покойным В.В. Бибихиным, зачинателем позднесоветской хайдеггерианской школы, все же сложилась, и из этого немногочисленного кружка вышло большинство существующих переводов, многие из которых были сделаны еще в советское время и имели хождение в самиздате.

Не ставя под сомнение искренность этих энтузиастов, следует заметить, что их переводческое творчество и степень проникновения в Хайдеггера оказались совершенно неудовлетворительными <…> C интеллектуальным массивом, порожденным этим кругом, можно без сожаления попрощаться, если мы не хотим вечно биться с химерами исторической эпохи, столь ничтожной, что она в чем-то никак не может кончиться до сих пор. Представляется, что Бибихин и его единомышленники на самом деле горячо увлеклись Хайдеггером, но кроме этой горячности в переводах и изложении Хайдеггера ничего нет. Читать их невозможно совершенно, т. к. эти тексты очень много сообщают о состояниях, стараниях и страданиях самого Бибихина и его коллег-переводчиков, но практически не говорят о Хайдеггере либо дают такую картину, от которой волосы становятся дыбом. Если эти тексты признать за корректный перевод текстов Хайдеггера, то довольно быстро придется признать, с сожалением, что Хайдеггер сам не понимал, что он говорит и пишет»19.

И это, кстати, всё, что Дугин имеет сказать насчет Бибихина и Хайдеггера. Свои уничижительные оценки Дугин далее даже никак не поясняет и не аргументирует! Сказал, и баста. На деле же он совершенно непонятно и необоснованно попытался лягнуть (другого слова не могу подобрать) того, кто сыграл основную роль в открытии Хайдеггера для России, благодаря кому мы вот уже 40 лет читаем по-русски этого философа. Того, кто первый перевел на русский все главные тексты Хайдеггера, и чьи книги и университетские курсы лекций о Хайдеггере являются настоящим хайдеггерианством на русской почве.

Простите, но для каждого, хоть сколько-нибудь разбирающегося в теме «Хайдеггер в России», очевидны как наглость подобных утверждений, так и поистине смехотворность дугинского апломба в данном вопросе.

При такой лёгкости и легковесности пренебрежительных оценок в адрес ведущих философов в истории русской мысли Дугин порой делает какие-то элементарные ошибки. Например, в «Археомодерне» он ссылается на «теории русских евразийцев – К. Леонтьева, Н. Данилевского, П. Савицкого и других»20. Но были ли Леонтьев и Данилевский предшественниками евразийства (вовсе не евразийцами!), и в каком смысле, если были – это весьма дискуссионная проблема, которая много обсуждается. Высказываются аргументы и за, и против. Но перечислить этих мыслителей в одном ряду с П. Савицким, который действительно был одним из основателей и одним из главных авторов евразийства, и творил наряду с другими русскими евразийцами через несколько десятков лет после смерти Леонтьева и Данилевского — это сильно, при таком знании евразийства у евразийца Дугина можно лишь развести руками.

Впрочем, все приведенные мной аргументы и цитаты пока больше относятся к формальной стороне дела. Как явствует из перечисления имен и высказанных мнений в адрес русской духовно-культурной традиции, Дугин к ней в общем-то не принадлежит и не слишком ее любит.

Но вот почему? Каково собственно содержание и стиль его, дугинских идей, взятых самих по себе? Что содержательно Дугин говорит, и почему он, в частности, отвергает значимость русской религиозной философии? И каков духовный смысл интегрального традиционализма и Консервативной революции, на которые Дугин опирается? Какую парадигму гуманитарного знания и образования России, судя по его книгам, Дугин предложит, если ему вдруг это и вправду доверят?


Продолжение следует

_________________________
1Например, Юлиус Эвола, любимейший мыслитель и автор А.Г. Дугина, принадлежавший кстати сразу обеим традициям, в своем творчестве решительно противостоял христианству. Или см. характеристику хрестоматийной книги А Молера «Консервативная революция в Германии 1918-1932 гг.» из Предисловия переводчика к ней: «Кроме этого Молер исходил из “несовместимости христианства и Консервативной революции”» (Молер А. Консервативная революция в Германии 1918-1932 гг. М.: Тотенбург, 2017. С. 8).

2Леонтьев К. Н. Плоды национальных движений на православном Востоке // Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. СПб: Владимир Даль, 2007. Том 8 (Кн. 1). С. 549—624.

3Дугин А. Г. Консервативная Революция : [Сборник]. М.: Арктогея, 1994. 343 с., [3] с.

4Аненербе — организация, существовавшая в 1935—1945 годах, созданная для изучения традиций, истории и наследия нордической расы с целью оккультно-идеологического обеспечения государственного аппарата нацистской Германии. Была тесно связана с СС и Г. Гиммлером.

5Эвола Ю. Оседлать тигра. СПб: Владимир Даль, 2021. С. 79.

6Там же. С. 113.

77 Там же. С. 77.

88 Вахитов Р. Р. Тг-канал «Красная Евразия». https://t.me/redeurasia/1095

99 Дугин А.Г. Философия традиционализма. М.: Арктогея-Центр, 2002. С. 21, 27

1010 Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого начала. М.: Академический проспект, 2021. С. 11.

1111 Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Последний бог. М.: Академический проект, 2014. — 846 c.

1212 Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого начала. М.: Академический проспект, 2021. С. 11–12.

1313 Дугин. А.Г. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. М.: Академический проект, 2021. С. 80–81.

14 Дугин. А.Г. Археомодерн. М.: Академический проект, 2022. С. 31.

15Там же.

16Дугин. А.Г. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. М.: Академический проект, 2021. С. 31.

17Дугин А.Г. Юлиус Эвола. Политический традиционализм. СПб: Владимир Даль, 2023. С. 51.

18Дугин. А.Г. Археомодерн. М.: Академический проект, 2022. С. 31.

19 Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого начала. М.: Академический проспект, 2021. С. 11–12.

20Дугин. А.Г. Археомодерн. М.: Академический проект, 2022. С. 36.



Автор: Юрий Пущаев
Кандидат философских наук, научный сотрудник философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Поделиться