Причем по своей привычке балконной огородницы она сажает всегда максимальное (в рублях) количество семян, на минимальной (в сантиметрах) площади и больше про эту площадь не вспоминает, до следующей весны. Если конечно, кто-нибудь, случайно или по неведению на эту площадь не сядет. Тогда вспоминает и помнит долго.
Ну вот. Это еще на старом форуме было. Тогда у меня в аватаре вместо грабель был еще самовар с топором на том же месте, типа, заходите гости дорогие. И задумала моя Наталья сделать клумбочку, так что бы возле самого крыльца. Поскольку, ничего больше подходящего быстро не нашлось (а ей всегда, если нужно, то обязательно и сразу) пришлось пожертвовать самоваром. И посадила она в этот самовар, как она потом всех уверяла "всего понемножку". Остатки этого немножка она выбросила на ветер.
В начале июня выброшенное немножко взошло по всему огороду и оказалось почему-то исключительно киндздой. Поначалу мы обрадовались, и использовали ее для весенних салатов, но потом эта киндза оказалась хуже кавказской ромашки, высаженной примерно таким же образом совсем уж в доисторические времена. Хуже потому, что эту ромашку можно хоть выдергать, а вы попробуйте выдергать киндзу, особенно когда она растет сплошным ковром вперемешку с редиской, укропом, огурцами, морковью, картошкой и даже дровянистыми культурами вроде георгинов и подсолнухов.
А в самоваре сначала выросла лебеда и одна единственная какая-то странная киндзина, которая не собиралась вообще не то, что цвести и плодоносить, а и долго жить, и это меня поначалу обрадовало.
А в июле взошла настурция. Причем, канарская. Это такие длинные-длинные веревки с редкими бледно зелеными листьями, а на свободных концах этих веревок к началу августа распускаются мелкие синенькие (желтенькие, дурак) цветочки, размером со спичечную головку. Три-четыре на каждую плеть.
Дергать эти веревки легко, что мы сначала и делали, приняв за экзотических сорт салата, пока он не начал горчить. В результате лето у меня превратилось в сплошной праздник альпиниста. Я непрерывно развешивал эти веревки по всяким случайно оказавшимся рядом или специально воткнутым для этой цели предметам.
Тут надо еще напомнить, про огурцы, которые в нашем районе требуют особого внимания. Внимание это заключается в том, что огуречная плеть привязывается в двух местах: у корня и у вершины разорванной на веревочки хлопчатобумажной тряпочкой к специально натянутой над грядкой проволоке, что бы эти ползучие гады лишенные воли и свободы тянулись не куда попало, подвергаясь воздействию вируса мучнистой росы, а в строго установленном направлении.
Огурцы сажала тоже жена. Это я к тому, что она очень любит сажать огурцы. И даже выкопала где-то специальную молитву для сажания огурцов, заставила ее распечатать крупным шрифтом и выучила за два года наизусть. Так что эти огурцы у нас вырастают каждый раз на удивление и радость окружающим часто и кустисто. Я не поленился посчитать - на грядке средних размеров мне приходится каждый год завязывать около полутыщи бантиков. Да, привязывать надо обязательно бантиком, потому что так получается красиво, особенно когда ветерок и вообще.
Но это уже к делу не относится, про уборку урожая, как-нибудь в следующий раз.
Так вот, про модераторов. На следующий год, хоть с киндзой справиться до конца не удалось, но зато удалось вырастить небывалый урожай каких-то бобовых, которые мы тоже приняли бы за салат, если бы они не горчили с самого начала. Пока я боролся против частоты рядов огурцов и привязывал к ним тряпочки, попутно втыкая все что под руку попадет для бобовых, из самовара неожиданно опять выросла та странная киндзина и попытка ее выдрать была пресечена, потому что, дескать, там были подсажены какие-то вьюны и я их потревожу, а кориандр (теперь это называлось кориандр) – пусть растет здесь - под руками.
К концу июля никаких вьюнов вообще не выросло, а киндзина достигла высоты полутора метров и уже было стала загораживать входную дверь, но мы ее связали веревкой.
К тому же запах у нее, хоть и был, если растереть, но какой-то странный. Мое предположение, что это вид салата, пришлось отвергнуть – фрукт хоть и горчил, но коза его есть не стала, предпочитая прошлогодние веники и более того перестала даже в дом заходить, только бы не касаться подозрительного растения.
Консилиум, состоявшийся из двух благочинных, монашествующего сантехника, еще одной кандидатки и потомка магистра Ливонского ордена, решил было, что это мы вырастили горчичное дерево (только маленькое еще), но в августе это дерево неожиданно зацвело и всем сразу стало ясно, что - это экстрагон.
Тем временем наступила зима и задровяневший экстрагон был брошен в камин. Воняло гадостно, но интересно.
Как только сошел снег, эта штука кинулась в рост, причем сразу, только высунувшись из земли, будучи уже толщиной с руку. Мы как раз с младшей дочерью проходили, что баобабы надо полоть, пока они еще трава, и меня в связи с этим, начали терзать смутные сомнения и даже страхи.
Выходя по ночам на улицу и слыша шорох, я каждый раз думал, а вдруг этот экстрагон выкопавшись из самовара шастает теперь по огороду и, опасаясь за судьбу близких, старался пореже отлучаться надолго из дома.
Я хочу еще раз предупредить, что все предыдущее было только вступлением в настоящую историю, что бы читатель представил себе, так сказать, антураж.
Уже в конце июня растение пришлось опять связать веревкой, что бы не загораживало вход. А тут еще проснулись частнособственнические инстинкты моей дорогой огородницы и ей позарез понадобилось отправиться по землянику. И, оставив детей и гостей на произвол судьбы, мы отправились с ней в лес, мимо кургана с сибирской язвой, про которую тогда еще, правда, никто не знал.
Естественно, никакой земляники мы не набрали, но дело тут и не в землянике, а в том, что поскольку Троица уже прошла, я решил хоть веников березовых наломать для бани. Потому что не экстрагоном же париться, в то время, как бывшие поля зарастают этими самыми вениками.
Как я уже говорил, моя жена не разделяет моих сельских и хозяйственных убеждений и предпочитает сбирать там, где никто никогда вообще ничего не сеял, поэтому прошла по дороге дальше и свернула в лес. Искать эту самую землянику. Я же, дойдя с охапкой веток до этого места, решил тут их и перевязать, что бы легче было нести потом.
Деру это я с окружающих ив кору, перекрикиваюсь с Натальей, которая вертится где-то рядом, и вяжу лыком веники. Связал два десятка, и вдруг вспоминаю, что уже давно ничего не слышу. Ору. Тишина. Сразу вспоминаю экстрагон и опять ору. Тишина. Отхожу чуть подальше от кромки леса и опять ору. Тишина. И вдруг где-то далеко-далеко, на пределе слышимости раздается буквально визг. Хорошо, что я сразу не ломанулся в лес, а догадался подождать, пока уляжется ветерок. Короче, засек направление и пошел.
Подхожу. Стоит моя Наталья от дороги метрах в пятнадцати на пне и вглядывается в облака и делает вид, что ориентируется по солнцу.
- Чего орешь?
- Толя, мы заблудились.
- Как можно заблудиться в лесу при ясном солнце, да еще в 15 метрах от дороги?
- Где дорога?
- Да вон - ее видно.
- Это не наша дорога, наша должна быть вон там?
- С чего ты взяла?
- Я когда сюда шла солнце мне светило в правый глаз, значит, если назад, должно в левый.
- Ладно, пошли. Будешь знать, как от мужа отрываться.
Придя домой, я первым делом проверил, крепко ли этот экстрагон, держится в самоваре и хоть ничего подозрительного не заметил, все равно ему не поверил, потому что шутки шутками, а вот веников, брошенных мной на дороге я так и не нашел. И даже оставшейся несвязанной охапки прутьев.
Потом я стал учить жену пользоваться при ясном солнце часами вместо компаса. Учить пришлось долго и в результате она решила больше в лес одна не ходить, ну ее эту землянику, а поехать лучше с детьми в Москву в которой сама не была с 86 года.
А экстрагон тем временем все рос себе да рос в самоваре. Наливаясь соками.
Где-то через неделю, уже после неудачного захоронения нашей дорогой покойницы, является вдруг к нам семья соседнеуездного благочинного, только он об этом еще не знал. Мы с этой семьей дружили еще когда ее (семьи) лучшая половина слушала Арию и утверждала что это музыка с мозгами. Ага, та самая моя соседка в Ярославле.
Ну вот, является это она к нам вместе со своим половинником и предлагает организовать набег по малину. План был такой: отец Иван доставляет набежчиков на своем драндулете до места и едет удить рыбу. А когда они набегаются, они ему звонят, и он их забирает и привозит домой вместе с рыбой. Место я отлично знаю, - там вдоль реки на расстоянии 6-7 километров идет шоссе и заблудиться между ним и рекой скажем так – трудновато, поэтому в принципе возражать не стал. Но на всякий случай велел взять с собой часы. Пока собирались, да одевались, к отряду присоединилась еще одна матушка, что было очень кстати.
Оставив в пригляд за младшими двух старших поповен малина отбыла.
- Часы не забыли? – на всякий случай крикнул я
- Не забыли, у всех есть.
Ну и ладно. И я тем залез на крышу поправлять сдвинутую набок экстрагоном переростком спутниковую тарелку.
Ну, что было дальше можно, наверное, догадаться. Где-то часов в шесть раздался звук сирены, мобила завыла, затряслась, поехала с крыши и упала на экстрагон продолжая изображать вызов бобра его бобрихой, так натурально, что я сам чуть не последовал.
Пока я искал в зарослях выпавшую симку и собирал телефон, вызов конечно пропал, а зато билайн надежно уверил меня, сначала, что ваш баланс, меньше 15 рублей, а потом, что ваш телефон заблокирован. Ладно, сижу под экстрагоном, искусно прилаживаю к нему отломанную ветку и жду звонка.
- Толь, мы заблудились.
Нет, не так. Может кто помнит фильм Любовь и голуби? Ну вот ...
- ТоОль, мы заблудились.
- Как можно заблудиться при ясном небе. Ладно, берете часы, совмещаете часовую стрелку с направлением на солнце.
- ТоОль, у нас у всех вместо часов мобильники.
Ладно, беру карту, прикидываю, где сейчас должно быть солнце и замечаю что на карте в одном месте между рекой и дорогой обозначено болото.
- Вы болото переходили?
- Нет.
- Реку видите?
- Видели, сейчас не видим.
- В какую сторону шли, заметили?
- Заметили, солнце светило в левое ухо.
Я уточняю угол уха к солнцу и соображаю, что они забрели за болото.
Командую сидеть и не рыпаться и начинаю высвистывать отца Ивана, впрочем, вполне безуспешно, потому что отец Иван, как раз в этот момент лихорадочно пытается достать из реки Костромы свой мобильник вместе с рюкзаком, потому что совершенно чётко осознает, что из рюкзака в воде ему его точно не вытащить (глубина метров шесть и течение).
Ситуация не безнадежна, потому что рюкзак привязан к веревке, а веревка к снасти, а снасть другим концом к лодке. А в лодке сидит отец Иван.
Тем временем, под экстрагоном собирается спасательная экспедиция. Бывший благочинный подтянулся на денек из града науки за забытыми было частями или, как он теперь говорит, элементами, семейства, которое теперь опять в сборе и чувствует себя превосходно, отец безутешных поповен, которых бегающая остальная мелочь потихоньку завивает в бараний рог. Я, естественно бдю за всем этим на крыше возле тарелки, и когда солнце начинает передвигается к водокачке понимаю, что надо что-то предпринимать, а то всю эту ораву придется еще и кормить.
В это время просыпается мобила, опять рычит и сползает с крыши. Я – за ним (или за ней). Звонит отец Иван, не то доставший свой рюкзак, не то обрубивший все с ним связи (это я уже не помню). Он оказывается уже час ждет наших ягодницев на дороге и очень волнуется, не уехали ли они без него.
Экспедиция решает отправиться туда и потихоньку рассасывается, я слезаю с крыши, в очередной раз уронив ту тарелку на экстагон и решаю, что пора спать.
И вот когда я уже заканчивал: «Спи, уснул металлолом насдававшись за углом» и переходил к «спит и Леха наш сосед, тунеядец-домосед» малина прибыла. Оказывается, когда спасательная экспедиция явилась на место и попыталась определиться с помощью спутниковой системы навигации, дети отца Александра так орали, что бедные и совсем уже отчаявшиеся женщины, услышали эти вопли, бросились на помощь и вышли таки на дорогу.
С малиной.
И тогда я решил выдрать этот экстрагон к лешему, чего бы это мне не стоило.
Жена, конечно, клялась и божилась, что никогда больше не пойдет в лес одна и даже засомневалась стоит ли ей ехать с детьми в Москву, но тем не менее, я всю ночь не мог уснуть и выйдя в очередной раз покурить не услышал привычного уже шелеста листьев над головой а на белой песчаной дорожке метрах в пяти от крыльца, освещенной лунным светом темнела чья-то раскидистая тень. Внутри у меня все похолодело, я посмотрел вправо – экстрагона на месте не было.
А тень на тропинке шевелилась и издавала звуки, которые мне отчетливо напомнили чавканье.
Между прочим, тут некоторые особо въедливые особы спрашивают, как это отец Иоанн мог мне позвонить с дороги, если он утопил мобилу.
Отвечаю по существу: некоторые уверены, что хотя Пигафетта был включен в состав экспедиции Магеллана буквально накануне, именно его дневник является источником сведений о великой экспедиции. Но это не так. На самом деле дневник Сикейры пропал нафик почти сразу после прибытия спутников Магеллана, где-то на дворе у испанского короля. И только после прибытия в Италию, Пигафетта конспективно восстановил историю экспедицию. Но и этот документ не дошел до нас. Папа Римский велел снять с текста Пигафетта копии и разослал их по королевским дворам Европы. В Франции этот текст был переведен на французский язык и вот этот-то документ и является первоисточником сведений о ходе экспедиции.
Поэтому спрашивать почему это Пигафетта (если он действительно был в составе экспедиции и плыл на корабле Магеллана) ничего не знал о бое с папуасами при острове Систра надо не с рассказчика байки, а с испанского короля.
Телефон отца Ивана прекрасно себе лежал в бардачке машины. Только дурак будет класть мобилу в рюкзак, а отец Иван далеко не. Но у него пошел клев и он поперезабыл все на свете до момента пока рюкзак не упал в воду.
Рыбаки – поймут, а остальным придется поверить.