Энергетическая халява, полученная человечеством в виде второго бесплатного, непрошеного и притом непрерывного ланча, пользы не принесла. Люди продолжают заниматься полной ерундой, ни к чему не обязывающей и ничем никогда не кончающейся, поскольку все пределы разумного давно достигнуты и настигнуты.
Человек продал квартиру, залез в долги, потом залез на все мыслимые и немыслимые высоты, опередил скорость света, спустился на самое дно мира, выплатил все налоги, опять купил квартиру, вернул все долги, переделал под себя все мировые константы и при этом умудрился остаться придурком.
Гиперсфера всеобщего форума не выдерживает внутреннего давления отходов деятельности миллиардов интеллектов и вот-вот лопнет. Её пространственно-временной континуум трещит по всем своим эн плюс один швам, заплаты, наложенные дежурными, вкривь и вкось покрывают ткань мироздания пузырящейся пеной. Некоторые энтузиасты, до сих пор не наученные горьким опытом созидания, продолжают искать в этой пене объективную истину.
Любые попытки помешать этому безобразию вплоть до введения идентификации индивидуальной волновой функции (фейс-контроль) на входе, оказались бессмысленными, и количество хакеров превысило количество наблюдений.
Только недавно открыли эффект дифракции наблюдателя на пузырьковой камере с не симметричным туннелированием атеизма в хлороформ, а уже почти год все главные и все глобальные политехнологи (одна «т») ночуют в дурдоме, из-за чего сектанты в очередной раз окончательно обалдели и ввели новые (задние) симметрии и устроили метасуперобъединение.
Теоретики-экстремисты не успели изобрести теорию суперблинов со вторым слоем икры, как атеисты набросились на них за протаскивание поповских штучек о сотворении атеизма из ничего и почти порвали было в клочья, но потом согласились на компромисс с условием поделить бесконечную практическую пользу от новых перспектив, между всеми поровну. Это предотвратило глобальное потепление, но гораздо более страшные, чем новое полное одичание, перспективы всеобщего и полного равенства замаячили перед человечеством.
Самое ужасное, что это, не волновало ни прогрессивной, ни мировой, ни широкой общественности занятой разбором очередной выходки раскольников-динамитчиков, которые, протестуя против введения волновых идентификаторов личности, продолбили насквозь свой сегмент информационного пространства и затаились, думая, что так они приблизят конец света хотя бы лично для себя.
В завершение ко всему получила распространение еретическая мысль, что если объективная реальность действительно независима от наблюдателя, то его действием или бездействием объективное состояние дел никак не определяется, ибо вектор форматирования социума изначально является скаляром.
На этом основании правые атеисты убедили сами себя, что если выбрать правильное направление, и сильно захотеть, то результат будет обеспечен независимо от того, воспользуется ли участник дискуссии правом выйти на время по нужде или не воспользуется, а уж от того, в каком направлении он пойдет - тем более ничего не зависит. И поэтому многие сидели у мониторов реальности, в то время как ортодоксы-экстремисты, продолжали отстаивать свои метафизические убеждения в необходимости отойти на секунду реально (или как они говорили «в натуре»), и непрерывно сновали туда сюда. Левые атеисты вообще ушли праздновать новый год и так и не вернулись.
В результате объективная реальность, сильно подмоченная обеими сторонами (хотя и по разному) становилась уже совершенно невыносимой в ощущениях.
И тут еще явился ливонский магистр и принялся всем зачем-то доказывать, что бозоны Хигса - это симптом белой горячки, поскольку де они у него просачиваются сквозь любую посуду и при том исключительно вверх или вниз. Непрерывно дифундируют и туннелируют, товарищ майор и мне их ни за что не прокормить. А простой логике семи модальностей они, как известно, не подчиняются. И ведь доказал некоторым - особо немощным. В связи с этим немощные решили, что для отправления естественных надобностей нормально похмеленного человечества вообще хватит закона Ома для незамкнутой цепи и правила Джоуля Ленца для сельских электриков, а вся остальная высшая реальность ему должна быть глубоко фиолетова, ибо противоречит насущным потребностям.
В печати распространился открытый ультиматум подавляющего интеллектуального меньшинства, с требованием прекратить вязать себя по рукам и ногам хоть суперструнами, хоть суперштанами из четвертого интегрального краевого концепта, и что они – интеллектуальное меньшинство - никому этого не позволят и детям своим, если они когда-нибудь будут, позволить не дадут.
Поскольку кроме подмоченных атеистов и Лехи Лянсберга никого членораздельного уже не осталось (верующие уже давно как-то незаметно разбрелись по постам), третьего дня было решено утилизировать наконец хлорофос, оставшийся с похорон Вселенной, состоявшихся сразу после ее тепловой смерти и туннелировать его обратно в научный атеизм, но спонтанное нарушение симметрии привело к мгновенному распаду хлорофоса на модернизм и постмодернизм.
Атеисты ни из того, ни из другого все равно не вылупились, но зато был получен совершенно неожиданный эффект суперпозиции полей модерации в результате чего возникла стоячая волна сидячих забастовок всех участников проекта без исключений.
Если бы это был конец!
Главный герой отлично знал, что 102007 год – не первый и не последний в череде бесконечности, открытой в оба конца. Перенормировка делалась каждую неделю по расписанию, но начало до сих пор не было получено и даже теоретически было неизвестно, есть ли хоть где-нибудь и хоть какой-нибудь конец.
Он представил себе пространство-время, в котором все точки с трансцендентными координатами, замазаны черной краской и ему стало жутко. Он сидел в центре бесконечной паутины, выхода из которой не было. Впрочем, входа тоже не было.
Кто он на этом празднике жизни? Все люди, как люди, со своей головной болью, после своих праздников, и только он должен терпеть, терпеть и терпеть. И ждать неизвестно чего.
Под ногами зашевелился котенок с отломанной ногой и выбитым кем-то явно впопыхах глазом.
- Жрать хочет зараза, - подумал главный герой. Котенок был пушистый и теплый.
- Пока еще теплый, - подумал главный герой.
- До следующей перенормировки, - привычно подсказала не формализованная еще объективная реальность. Котенок замерз на холодном полу и попытался вскарабкаться по штанине, в теплое кресло поближе к кулеру монитора реальности, но отломанная и висящая на куске кожи лапа ему мешала, как следует зацепиться, и он срывался, каждый раз, когда уже почти дотягивался до замшевой обивки.
- Надо же, - подумал главный герой, - и хвост у него обгрызен. Видно из архива вылез. Надо будет в следующий раз запустить Каспера и туда тоже.
Котенок в очередной раз упал и видно неловко вывернул отломанную лапу, потому что больше не полез по штанине, а обреченно лег прямо на холодный пол и закрыл глаза.
- Ну что, - подумал главный герой, - понял теперь что такое жизнь, а? А ты дурак думал, что это одна сплошная мамкина титька?
- Что, - спросила, не до конца формализованная реальность, - хреново тебе?
- Не твое собачье дело, - сказал главный герой, - да, и при чем тут я? Вон этого рыжего дурака жалко.
- Странно. С чего бы это ему меня жалеть, - подумал котенок. Ему было холодно на полу и страшно из-за будущей перенормировки, поэтому он как-то умудрился вытащить из-под себя отломанную лапу и опять полез вверх по штанине. Главному герою стало брезгливо и щекотно одновременно и он долго смотрел на упорно ползущего вверх котенка. Как-то это все было не так.
- Что-то это все не так, - сказал главный герой, взял котенка двумя пальцами за шкирку, поднес поближе к монитору реальности и внимательно осмотрел, потом пробормотал уже неуверенно, - что-то это мне все напоминает. Потом вспомнил: когда-то давно, у него был такой котенок.
Только лапа у него была цела и глаз тоже цел. А потом он вырос, и главный герой тоже вырос и … дальше тоже что-то было, но это что-то к настоящей действительно уже почему-то не имело отношения.
Котенок висел в его руках без движения. Он даже целый глаз закрыл, как перед прошлой перенормировкой в архиве. А выбитый глаз у него вообще не открывался.
- Он, наверное, и блохастый, - подумал главный герой, - клизму ему, что ли сделать?
- Клизма это от глистов, - напомнила не формализованная до конца реальность, а от блох надо ошейник или на загривок капнуть. Только он еще маленький, ему вредно будет.
- Первый раз слышу, что бы клизма кому-нибудь повредила, обычно наоборот. По крайней мере, она его должна взбодрить.
Меж тем быстро смеркалось.
- Это что, вечер? – подумал главный герой. – Ничего себе дожили! Уже вечер наступает. Потом он еще раз с сомнением посмотрел на висящего котенка и посадил его на колени. - Ладно. Сначала клизму, а там посмотрим.
Котенок даже глаз открыл от неожиданности:
- Чего тут смотреть? Эка невидаль, помрет он от клизмы, да и все.
- Ничё, небось, не помрет. Зато взбодрится. Но сначала мы его приведем в приличный вид.
Главный герой перевернул котенка на спину, оглядел отломанную лапу, опять посадил котенка к себе на колени, потом открыл стол, поковырялся в нем, вытащил пассатижи и чайную ложку, и стал делать котенку из ложки костыль.
- Хватит ползать. Пора вставать на ноги, существо. Сейчас пойдешь мыться.
Котенок еще раз с сомнением на него посмотрел и неуверенно замурлыкал.
- Ты чё обалдел? – опять возникла не формализованная до конца реальность, – на руках трудно отнести, что ли?
- Так он же блохастый.
- Ничего я не блохастый, и глистов у меня никаких отродясь не было.
Если только я их тут подцепил - в этом вашем курятнике, - промурлыкал котенок.
- Это запросто, - хихикнула реальность.
Главный герой опять с сомнением посмотрел на котенка, потом на реальность.
- Хорошо. Глистов у тебя, предположим, и нету. А вот блохи быть должны.
- Блохи на покойниках не живут, - авторитетно заявил котенок и замурлыкал громче.
- Ты что ли, еще и покойник?
- Почти, - ответил котенок, подумал, потом еще подумал, потом посмотрел с сомнением на главного героя, еще подумал и принялся облизываться. Ему сильно мешала, отломанная нога, но он так старался, что главный герой чуть было машинально не начал ему помогать.
- Ты вообще соображаешь, что происходит? – спросила не формализованная до конца реальность.
- Нет. А что происходит? – спросил главный герой.
- Он же гостей намывает.
- Каких еще гостей? Отродясь, у меня никаких гостей не было, если только…
- Если только, что? – перебила его реальность и хихикнула опять.
- Так ведь год только начался, - неуверенно начал главный герой, - и никаких гостей быть не должно.
- Вот именно, что год только начался. Думай сначала.
- Так, - начал думать сначала главный герой, - тоска какая…, - и остановился.
- Дальше, - потребовала реальность.
- Только первая неделя года, а …
- Стоп, - скомандовала реальность, - в этом месте думай.
- А может он атеист? – спросил котенок у формализованной реальности.
- Нет, он не атеист, он нормальный, - заявила реальность. – Он просто сегодня чуть-чуть тупой. Сам понимаешь.
- Я догадался, - сказал главный герой, – надо куда-то идти, да?
- Надо, - ответил котенок, точнее придется, - здесь ничего не получится.
- Хорошо. Пошли. Тебя с собой взять?
- Разумеется. Я без тебя тут загнусь.
- А её?
- Её можно оставить, никуда она без тебя не денется.
- Не денусь, - подтвердила не формализованная до конца реальность, - только монитор не выключай.
Человек продал квартиру, залез в долги, потом залез на все мыслимые и немыслимые высоты, опередил скорость света, спустился на самое дно мира, выплатил все налоги, опять купил квартиру, вернул все долги, переделал под себя все мировые константы и при этом умудрился остаться придурком.
Поэтому главный герой взял котенка подмышку и вышел на улицу.
Сначала он не увидел никаких перемен. Крыша мира, как съехала набок, так и торчит криво с тех самых пор, как Галилей изобрел солнечную систему, зафиксированная открытием неэвклидовых геометрий внутри эвклидовых. Зря только фиксировали. Потом пригляделся и увидел, что не зря.
Над криво зафиксированной крышей висела звезда. И какие-то люди стояли и смотрели на неё. А к ним и к главному герою с обратной стороны мира шел дед Мороз.
- Это чего? – спросил главный герой, - это что ли Рождество?
- Ну, - разозлился подмышкой котенок, - а ты думал, я ради чего к тебе, в таком виде через столько лет перся? Иди, давай.
- Куда?
- Не видишь что ли куда?
Не вижу...